[Доктор Амбридж]

Название: Мур
Автор:  Umbridge
Бета:  Rudaxena
Пейринг/Персонажи: Мурасакибара Ацуши/Химуро Тацуя, Ханамия Макото
Категория: слэш
Задание: ангст/драма
Размер: 3676 слов
Жанр: драма, романс
Рейтинг: NC-17
Примечания/Предупреждения: фантастическая AU, смерть персонажа второго плана

Мур убил человека. Неслыханное дело. Его робот ДБН — «для бытовых нужд», так называлась эта модель — убил. Химуро потрогал носком ботинка грязный наст, не решаясь наступить. Вздохнул, сунул руки в карманы и пошел не спеша к остановке аэропоезда. Ему надо было попасть в центр, а мотороллер сломался еще тогда, когда они с Муром попали в передрягу. Желтый подтаявший снег с крыш осыпался в лужи тяжелыми комьями. Тротуары давно никто не чистил: коммунальную программу в их районе отменили полгода назад. Другое дело центр. В центре всегда чистые тротуары, чтобы туристам было приятно ходить пешком.

Химуро достал из кармана карточку, потер ее пальцами. Еще два часа. От ветра на глаза наворачивались слезы, он быстро стер их рукавом, чтобы никто не подумал чего. Еще целых сто двадцать минут.

Аэропоезд возник перед длинной платформой с легким хлопком и остановился. Химуро вошел в полупустой вагон и устроился в мягком кресле с высокой спинкой.

Мур убил человека. И вина за убийство лежала в первую очередь на Химуро. Чем больше он думал об этом, тем яснее ему становилось: он мог предотвратить преступление, мог спасти Мура. Ведь тот вовсе не был боевым роботом и покупался не для того, чтобы защищать хозяина. Все вышло из-за неполадок, а Химуро знал и не обратился в институт коррекции.

Он поплотнее закутался в куртку и представил Мура, который не умел убивать. Один из самых дешевых роботов — с программами бытового обслуживания и только — не способен был на агрессивные реакции даже по приказу.

И все-таки убил.

Химуро вспомнил, как здорово Мур играл в металлический мяч и невольно нахмурился. Может быть, неполадки начались уже тогда, когда за несколько десяток Ханамия прописал Муру навыки игры в уличный баскетбол? Но чем умение забрасывать спрессованные банки в мусорный ящик могло навредить роботу? Тем более Ханамия был настоящим гением по части похимичить с кибермозгами. Что хочешь умел сделать. Химуро иногда работал на него — помогал с нелегальной установкой, развозил пакеты тем, кто готов был сам установить нелегальный софт.

Значит, дело не в доработке, хотя она могла повлиять.

Мур изменился после того, как они попали в передрягу.

Химуро много чего передумал, пока сидел в зале ожиданий оценочной комиссии роботехники и ждал, пока его вызовут на очередной допрос. Конечно, за поведение робота отвечал хозяин, и Химуро пришлось заплатить нехилый штраф за незаконные доработки. Но комиссия выяснила и еще кое-что, после чего Химуро перестали допрашивать. Зато вынесли приговор: полная перенастройка всех систем.

Чтобы Мур забыл, кем он стал.



Химуро активировал встроенный за ухом киберэлемент и начал выбирать музыку, перескакивая со строки на строку виртуального меню, которое загорелось перед его внутренним взором. В голове загремел новый бит, Химуро нахохлился и закрыл глаза. Вот бы подремать. Он совсем не спал последние две недели. Поезд вибрировал, мягкие волны ходили от ступней до макушки. Дрема, душная, густая, медленно тащила Химуро за собой. Сначала под веками мелькали разноцветные точки, а потом он увидел Мура. Тот стоял — высокий, худой, — сиреневые волосы трепал ветер. Химуро сам выбрал этот цвет, когда покупал робота. Мур стоял, сунув руки в карманы, и Химуро сейчас видел его как будто со спины. Слышал свой голос и голос Ханамии.

— Да не виноваты мы!

— Мне похуй, давай сейчас, или ты труп.

— Нет! Дай еще два дня!

Ханамия громко хмыкнул и кивнул Кадзуе. Кадзуя Хару врезал Химуро в скулу, сбил с ног, и когда тот упал на скользкий наст, начал пинать его ногами вместе с Кодзюро и Кэнтаро. Сам же Ханамия стоял рядом и смотрел.

Мур стоял и тоже смотрел, ведь никаких приказов ему не отдавали. Но вдруг присел на согнутых коленях, как делал, когда бросал мяч, и бросился вперед.

Химуро дернулся и открыл глаза. Черт, он не хотел снова и снова видеть это все. Он не хотел опять смотреть, как Мур вбивает кости черепа в мозг Ханамии. Химуро уселся поудобнее. Лучше вспоминать другое. Пусть передряга, из-за которой все началось, и была тупой случайностью, и из-за нее произошло потом много плохого, Химуро все равно был рад, что она приключилась с ними.

По табло побежал текст, зеленые буквы складывались в слова. Остановка Парк Собрания, температура воздуха снаружи — один градус тепла, внутри — двадцать градусов. Химуро снова закрыл глаза.

В зале комиссии он много раз видел, как Мур убивает Ханамию. Голограммы разворачивались перед участниками заседания, демонстрируя запись, скопированную из памяти Мура. Химуро было интересно, что еще они оттуда достали. Наверное, все, что там было, потому что приговор не оставил ему шансов. Прежнего Мура уже не будет. Не будет даже воспоминаний.

Когда они с Муром попали в передрягу, Химуро не сразу понял, что тот изменился. Может быть, понял только тогда, когда Мур понюхал его волосы.

Химуро глубоко вздохнул, по привычке стиснул пальцами через куртку старый неработающий чип. Когда-то этой штучкой можно было деактивировать робота Кагами. Первого робота, которого Химуро начал считать человеком.

Химуро повесил прямоугольник с цифрами на грудь и носил, хотя прошло уже десять лет с тех пор, как Кагами отвезли на кладбище роботов. Химуро всегда знал, что кладбище — это никакое не кладбище, туда отвозят пустых, пришедших в негодность андроидов. Как старые аэропоезда — на свалку. Наверное, роботы и были чем-то вроде аэропоездов. Но он никак не мог смириться с этим. Кладбище казалось ему горой человеческих тел — женщин, мужчин, детей, стариков. Ведь роботы получали тела, идентичные человеческим. Покупали самых разных роботов. Бабушку, чтобы читала сказки, ребенка-приятеля своему сыну или дочке. Химуро не плакал, когда отец увел его в машину. Но навсегда запомнил, как пустые оболочки смотрят ему вслед тысячами похожих на пуговицы глаз.

Родители потом долго объясняли ему, что роботы не чувствуют. Но сами, кажется, с трудом могли осознать эту простую базовую истину. Кагами стал слишком многое перенимать у людей и в конце концов вышел из строя.

Химуро мысленно переключил песню. Он с тех пор усвоил, что роботы не испытывают эмоций — обычные роботы, исправные, в правильной комплектации. Не могут любить, не могут ненавидеть. И, что самое важное, лишние способности могут выйти им боком.

Но можно было особым образом изменить настройки, и робот начинал чувствовать. Об этом Химуро узнал, когда работал на Ханамию.

Спросом пользовались боевые роботы, чтобы зарабатывать на уличных драках, и роботы-любовники, оснащенные специальными дополнительными навыками. Конечно, тела многих видов андроидов были приспособлены для интима, но при отсутствии программы робот не применял ненужные для прямых обязанностей части тела.

Ханамия решал эту проблему. Андроиды становились опытными проститутками и обслуживали того, кого приказывал хозяин.

Вот только с Муром таких фокусов Ханамия не проворачивал. Что-то перемкнуло само.

В тот первый раз Химуро сидел в своей комнате в общежитии и пытался придумать, как воскресить испорченное оборудование. Ханамия уже предупредил, что пощады не будет, но надежда спасти хоть что-то теплилась до последнего.

Он чуть не выронил из пальцев микросхему, когда почувствовал горячее дыхание на макушке. Сначала ему пришло в голову, что это ребята Ханамии пришли его проучить. Но потом, когда длинные теплые руки легли ему на шею, он понял — это мог быть только Мур.

Химуро не понимал до конца, что надо делать в такой ситуации. Он просто застыл, позволяя Муру гладить себя, и думал о том, что роботов надо брать страшных, а не таких, которые нравятся. Тогда можно сказать твердое «нет», приказать остановиться, даже если происходит невероятное и робот начинает действовать без директивы хозяина. Но Химуро заказал робота совершенного, идеально сложенного, продуманного до мелочей. Поэтому, когда тот прижался губами под ухом, не смог ничего запретить ему, а просто закрыл глаза. Жар — болезненный, сладкий — разливался по телу, Химуро стиснул пальцами ткань на бедрах и тяжело сбивчиво дышал, пока Мур целовал его шею и поглаживал плечо. О чем-то таком он думал, когда дрочил, врубая на полную стену-водопад. Химуро кончил, когда Мур положил широкую ладонь ему на ширинку. Кончил прямо в белье и еще какое-то время не открывал глаза. И только потом обернулся и спросил у стоявшего за стулом Мура:

— Какого черта ты делаешь?

— Я люблю тебя, Муро-чин, — ответил тот, пожимая плечами. Химуро только и мог, что молча глазеть на него.

Это было только начало. Химуро раньше называл клиентов, заказывавших андроидов-любовников, извращенцами, но теперь понял, какое это невероятное искушение — иметь рядом идеально соответствующую твоим вкусам модель, готовую исполнить любую твою прихоть. С роботами привыкаешь делиться всем, не обращаешь на них внимания, когда моешься или передергиваешь утром, не открывая глаз. Робот знает о тебе все, может просчитать, что тебе нужно. Но, помня опыт с Кагами, с которым они всего лишь сдружились, Химуро пытался сопротивляться. Делал вид, что не замечает долгих взглядов Мура, приказывал ему остановиться, когда тот вечером садился к нему на кровать. Но однажды снова не удержался. Тогда он проснулся среди ночи после особенно мучительного и горячего сна и решал нелегкую дилемму: подрочить или еще поспать — утром вставать надо было рано.

И тут почувствовал, как проседает кровать, а в следующую минуту Мур улегся рядом и прижался к нему всем телом. Химуро не смог оттолкнуть его. Мур ничего не говорил, ничего не спрашивал, но делал все так, как хотел Химуро. Сначала он долго целовал его, потом опустился между ног, долго сосал, вылизывал его — так, что Химуро все кулаки искусал, пытаясь не орать. Химуро кончил, когда Мур сжал губами его член и вставил два пальца ему в зад. И после оргазма, вцепившись в яркие волосы, Химуро еще несколько минут считал, что и Мур получает от этого какое-то удовольствие.

— Оно у меня в голове, — ответил тот, осторожно укладываясь рядом. — Но я могу подключить нужные импульсы.

— Ты кончаешь? — спросил Химуро.

— Я люблю тебя, и мне хорошо, когда тебе хорошо, — ответил тот, зевая. — Я чувствую прикосновения и получаю от них удовольствие.

Химуро скривился. Он решил уточнить, что же все-таки чувствуют дроиды, когда трахаются с людьми.

Утром, пробираясь в молочном тумане к станции, Химуро пролистал кучу пособий о роботах. И выяснил, что даже модели позапрошлого поколения модулируют импульсы, похожие на оргазм. Это немного успокаивало. Получалось, что он не только использовал Мура, но и давал ему что-то хорошее. Если бы речь шла о человеке, Химуро бы не заморачивался: люди обычно сами напрашиваются на то, чтобы их использовали. Но Мур человеком не был, наверное, именно поэтому он так нравился ему с самого начала. Абсолютно преданный, честный без всяких моральных терзаний, он был лучше многих людей.

Поезд остановился. Химуро приоткрыл один глаз и взглянул на табло. Станция Собрания. Он поежился. Еще двадцать станций, и он увидит Мура. Нового Мура. Химуро поглубже вздохнул, чтобы унять сердцебиение. Ему вдруг впервые за последние дни стало по-настоящему страшно.



Химуро так и не продал ни одной программы, потому что они не устанавливались, а если и удавалось поставить, тут же начинали сбоить. Вернулся домой он в полном раздрае, скинул кроссовки, бросил куртку прямо на пол. Мур вышел встречать его и стоял в дверном проеме, сжимая в руках полотенце.

— Что случилось? — протянул Мур.

— Ничего, — Химуро отлично знал, что Мур чувствует его эмоции. Эмпатия была бонусом бытовых роботов. Но все равно он соврал и, отодвинув Мура с дороги, прошел в комнату. Родителям позвонить он не мог, тогда они точно поймут, что он облажался. Занять не у кого, заработать он не успеет. Химуро опустился за стол, развернул перед собой экранные панели. Что он мог продать? Мура? Нет, об этом он и думать не мог. Он лихорадочно бегал взглядом от таблички к табличке. Можно было продать свое тело как образец для андроида, можно было поучаствовать в сканировании снов, было множество вариантов, но все они требовали времени. Химуро мазнул пальцами по столешнице, отключая панели, и уронил голову на руки. И тут почувствовал руку Мура между лопаток. Невольно вздрогнул, повел плечами.

— Поешь, — на стол опустилась тарелка с карри и зеленым перцем. — А то заболеешь.

Химуро выпрямился, взглянул на Мура, который возвышался над ним, и вдруг улыбнулся. Мур смотрел на него так мягко, так доверчиво и открыто, что невозможно было не улыбаться ему.

Химуро поел, лег в кровать, но спать не мог: мысли о долге мешались с мыслями о поведении Мура.

«Неужели оно так свернуло его программу,— думал он. — Неужели он и правда…»

Мур лег рядом, уже голый, закинул ногу ему на ноги, положил голову на плечо, поерзал. Химуро невольно выдохнул.

— Можно я буду спать с тобой? — спросил Мур ему в шею. Химуро зажмурился, чувствуя, что в паху тяжелеет.

— Ладно, — ответил он, хотя сначала хотел сказать «нет». И не отодвинулся, когда рука Мура легла между его бедер.

— Ты любишь меня?

Химуро удивленно уставился на него в темноте. Любовь? Он раньше не думал об этом, не произносил этого слова, но почему-то сказал тихо:

— Конечно.

— Тогда я это сделаю, — улыбнулся Мур в ответ. Химуро почувствовал, как пересыхает во рту от предвкушения. С тех пор как он вернулся из Америки, у него не получалось найти себе кого-нибудь. Как правило, дело не шло дальше встречи в киберкафе. Они встречались, разговаривали, и Химуро отказывался от контакта.

Но Мур был идеальным, собранным так, как хотел Химуро, он был большим, горячим, совершенно и абсолютно его. Химуро повернулся к нему спиной.

— Ладно, — только и ответил он, слушая, как Мур что-то тихо напевает под нос, как скрипит кровать, как щелкает крышка тюбика. Он закрыл глаза, расслабился, прислушался к себе и не нашел и тени сомнения. Он был готов.

После этого они спали вместе каждую ночь, плюнув на проверки и на контролеров. Химуро использовал робота незарегистрированным способом. Робота, у которого явно произошел сбой. Но отказаться от Мура он не мог — даже когда Ханамия со своей бандой прижал его к стенке и потребовал отдать деньги.

— Через неделю будет, — Химуро дернул головой, пытаясь ослабить хватку, поджал губы, не глядя в снулые, темные глаза Ханамии. Почему-то он смотрел на его рот. Мягкий, красиво изогнутый. Было даже как-то странно, что у кого-то настолько мерзкого такой красивый рот.

— Продай робота. Мне тут доложили, что он у тебя с дополнительными фишками.

Химуро дернулся, уставился на него. Ханамия осторожно убрал челку ему за ухо и ухмыльнулся.

— Ну так как? Я у тебя его куплю, если хочешь, и забудем о том, как ты облажался.

— Нет! — Химуро не сумел сдержать ярость, двинул его ногой в живот, вывернулся и — откуда только взялись силы — кинулся прочь. Он думал, они погонятся за ним, но ничего не произошло. Когда он добежал, вскочил в вагон аэропоезда, почти продрался через закрывающиеся двери, увидел, что дружки Ханамии столпились вокруг главаря и смотрят вслед. Они знали обо всем.

— Я не могу сам себя продать, Муро-чин, но, если ты захочешь, не обижусь, — Мур стоял у кухонного стола и мелко резал зеленый лук.

Химуро неловко улыбнулся.

— Я что-нибудь придумаю.

Мур повернулся, тряхнул волосами — чудесными, яркими, — и Химуро невольно засмотрелся. Вспомнил свои слова и поверил в них.

Вот только он ничего не придумал ни через день, ни через неделю. Ханамия молчал, его не трогал, но Химуро и не высовывался особо, за продуктами посылал Мура или заказывал в сети. Ему начало казаться, что так будет всегда, что Ханамия забыл о деньгах или решил больше не связываться, но все обернулось иначе.

Они явились прямо к нему в общежитие, утром. Ханамия, его банда и еще один человек.

— Проверяющий, — сказал человек и вошел в комнату. — Должен проверить состояние вашего андроида.

Химуро стиснул зубы, чтобы не выдать ужаса.

— А что с ним не так? — он старался смотреть на человека в официальной одежде, но все время сползал взглядом на Ханамию.

— Оставьте меня наедине с вашим роботом, я должен составить представление о нарушениях.

— Никаких нарушений, — Химуро пытался говорить спокойно, соображал, как действовать дальше, но тут его за грудки схватил Кэнтаро и дернул в коридор.

— А ты пока с нами прогуляешься, — прохрипел он, ухмыляясь.

Химуро пошел. Наверное, он не должен был идти, но решил, что так и для него, и для Мура будет лучше. Он шел и все думал, как там Мур. Он думал об этом, даже когда Кадзуя ударом в челюсть повалил его на скользкий наст. Они ушли за общежитие в обледеневший, заброшенный двор. Туда никто не заглядывал, там их никто не мог застукать.

— Пришлось самому забрать твоего робота, раз ты оказался таким мудаком, — болтал сверху Ханамия, уперев ногу в ботинке в его спину. — Но тебя проучить все равно надо, чтобы на будущее знал, как проебывать чужой товар.

Он двинул Химуро каблуком по ребрам — слегка, пока еще для острастки, — но вдруг выругался.

Химуро не понял, что случилось, у него получилось отпихнуть его ноги и на секунду приподняться. Этого оказалось достаточно, чтобы увидеть, как Мур идет к ним.

— Интересно, какого черта он тут делает, — протянул Кэнтаро.

Мур остановился в нескольких метрах от них. Замер как столб: руки в карманах толстовки, веки полуопущены, рот приоткрыт. Как будто не знал, что теперь делать.

Химуро хотел крикнуть ему, чтобы уходил и спрятался, но не успел. Ханамия щелкнул пальцами, и Кадзуя ударил его ботинком по голове. Кровь залила глаза и рот, Химуро захлебнулся, свалился обратно на наст, пытаясь прикрыть руками пах и лицо. Боль сначала окатила холодом, а потом вспыхнула — тупая, непереносимая. И вдруг все кончилось.

Химуро потом долго не мог понять, как вдруг получилось, что Мур сбил Ханамию с ног и стал молотить кулаками по его лицу. Химуро кое-как сел, держась за ребра, и просто смотрел. Остальные не могли помешать ему. Они лежали вокруг, кто без сознания, кто парализованный зрелищем. Химуро видел, как выламываются кости черепа, как наружу лезут мозги. Он наблюдал, как Мур убивает человека. И его попытки потом остановить убийство уже не имели значения.

Химуро дернулся и проснулся. Его тошнило. Чертовы воспоминания до сих пор не оставляли, надо было сделать укол, чтобы боль прошла. Но все это потом. Они проспал полтора часа, и поезд наконец-то добрался до конечной станции. Химуро перенастроил музыку у себя в голове и вышел на движущуюся платформу. Рядом с ним, позади и впереди ехали люди, кто по работе, кто в магазины. Они все были бесконечно далеко, он был отрезан от них своим горем, вычерпан изнутри, вывернут наизнанку. Беда, ожидавшая впереди, росла все больше, чем ближе был Центр Координирования и Коррекции.

Двери открылись. Химуро прошел в огромный холл, по стенам которого находились пункты выдачи. Он посмотрел на прямоугольник пластика на ладони. Номер сто. В голове вдруг мелькнуло отчаянное: «Счастливое число!» Перед глазами на мгновение повисла картинка. Указатель в тумане — сто метров — опасность отключения от киберполя. Химуро моргнул, огляделся и увидел красную цифру сто над одной из кабинок. Значит, ему туда. Он еще немного помялся, пытаясь заставить не дрожать ледяные от страха ноги, но в конце концов сдвинулся с места. Подошел, сунул номерок в отверстие. Двери медленно поехали в стороны, и перед ним появился Мур. Его Мур, прежний, да не тот.

— Привет, — поздоровался Химуро, а Мур только взглянул на него сверху вниз и поклонился.

— Доброе утро, хозяин.

Химуро едва не отшатнулся. Но Мур вышел из капсулы, и надо было вести его домой, потому что оставить робота тут никому бы не разрешили. Химуро хмуро поглядел на него из-под челки и пошел вперед. Мур пошел за ним.

Они ехали до дома в молчании. Химуро не мог заставить себя говорить, а Мур пялился в окно и, скорее всего, просто ни о чем не думал.

— Лет десять назад тебя бы отправили на свалку, — процедил сквозь зубы Химуро, когда они вышли на станции Округ №20.

Мур даже бровью не повел, откинул с лица длинные волосы и протянул, глядя на него пустыми глазами:

— Утилизация андроида моей группы сейчас производится при более веских основаниях. В несчастном случае виноват сбой, вызванный незаконной переделкой и природным катаклизмом. Причин для утилизации нет.

Химуро фыркнул в ответ, царапнул взглядом мотолеты, прикованные к парковочным столбам магнитными замками, и вдруг остановился.

— Мур, достань мне вон тот мотолет, — прошептал он, с трудом справляясь с волнением, и ткнул пальцем в один. Он придумал, что надо сделать! Все просто. Пусть сейчас поломки нет, но все равно. Он должен был попытаться. Мур развернулся и пошел выполнять приказ. Роботу ничего не стоило выключить магнитный замок. Химуро прекрасно об этом знал и не успел даже соскучиться, как машина оказалась перед ним.

— Сейчас мы поедем кататься, — прохрипел Химуро. Страха не осталось, он точно знал, что следует делать. Маршрут он запомнил отлично.

Мур ждал, что хозяин прикажет дальше, и когда Химуро забрался на сидение и велел ему тоже залезать, подчинился. Устроился за спиной, навалился, тяжелый и горячий, и Химуро едва не застонал от отчаяния. Ему во что бы то ни стало надо было вернуть своего Мура. Он вдавил палец в кнопку на ручке, мотолет снялся с места бесшумно и плавно и понесся вперед, по длинной широкой улице. Надо было немного срезать, потом вырулить за границу округа и свернуть с шоссе. Химуро легко толкнул машину влево, скользнул в проулок. За ним оставалась еще улица, и спустя минут пять они с Муром уже летели по трассе.

Химуро помнил, когда надо рвануть влево. Он смотрел вперед, прокручивая в голове события того дня. Стоял туман, моросил противный ледяной дождь. Ему сказали потом — один из членов комиссии, — что все дело в дожде. Они с Муром тогда, как сейчас, скользнули в туман прочь от официальной дороги, чтобы срезать угол. Химуро никогда так не делал, но тут решил попробовать. Он очень торопился.

Химуро заткнул челку за ухо и криво ухмыльнулся. Еще немного. На него из тумана выплыло предупреждение «Сто метров. Опасность отключения от киберполя». Химуро нырнул под него, пальцы на руле почти свело, колени дрожали. Только горячая тяжесть Мура заставляла его ехать дальше.

Девяносто метров, восемьдесят. Счет пошел на секунды. А потом, как и в прошлый раз, остановился мотолет. Химуро и Мур вместе с обездвиженной машиной полетели в ледяную декабрьскую грязь. И тогда, и сейчас Химуро просто повезло. Он удачно приземлился на робота, покатился с ним в обнимку, свалился в овражек. Химуро вцепился в Мура, дернул пару раз, но тот выключился, и он растянулся рядом, не в силах пошевелиться.

Сколько прошло времени, Химуро понятия не имел. Кода он открыл глаза, над головой застыло белое небо. Дождь кончился, туман рассеялся. А Мур сидел рядом и ждал, пока хозяин очнется.

— Вы потянули ногу, — проговорил он медленно. Химуро застонал, зашевелился и медленно встал. Мур смотрел на него все тем же пустым, ничего не выражающим взглядом. Значит, ничего не получилось? Думать об этом сейчас у Химуро не сталось сил. Он по привычке сжал висевший на груди чип и не нащупал его.

— Мур! Найди его! — закричал Химуро. Слезы подступили к горлу, и он вместе с роботом бухнулся в грязь — искать. Полчаса они ползали по дну овражка, переворачивали камни, ветки, но ничего не нашли. Химуро вытер лицо, огляделся и крикнул Муру.

— Пошли отсюда!

В груди стало пусто. Он потерял все, что у него было, и не вернул Мура. Химуро начал взбираться по довольно крутому склону, даже не прислушиваясь, идет ли тот за ним. И очнулся только тогда, когда на макушку легла теплая рука.

— Муро-чин, ты же не бросишь меня тут, — проговорил Мур у него над ухом. Химуро вздрогнул и обернулся. Мур улыбался, пытаясь засунуть грязную прядь за ухо.


Название: Вор
Автор:  Umbridge
Бета:  Rudaxena
Пейринг/Персонажи: Мурасакибара Ацуши/Химуро Тацуя
Категория: преслэш
Задание: мистика/психодел/хоррор
Размер: 1864 слова
Жанр: психодел
Рейтинг: PG

Ацуши не было в комнате, как и предполагал Тацуя. Он скользнул в приоткрытую дверь и защелкнул замок. Через незашторенное окно на стол и на пол ложился длинными полосами белый лунный свет. Луна смотрела на Тацую, как большой немигающий глаз, прямо в голову, прямо в мысли. «Оно знает», — прозвучало в ушах. Тацуя вздрогнул, отступил и уперся лопатками в дверь. На мгновенье что-то словно дернуло в груди, сердце дрогнуло, замерло и заколотилось тяжело и часто. Захотелось развернуться и выйти. Трусливо сбежать, попытаться в другой раз или уже никогда больше не пробовать.

Тацуя тряхнул головой, отвел взгляд от окна. Нет, надо довести дело до конца. Надо пересилить ужас — липкий, зудящий, ноющий под ребрами. Ужас, который не оставлял его с тех самых пор, как он увидел.


Это случилось чуть больше двух дней назад. Двух дней, когда он жил в постоянном страхе, почти не спал и едва ли ел что-то, потому что не мог протолкнуть в горло ни куска. Чуть больше двух дней назад он впервые взял в руки шар и заглянул в него, как иногда, думая, что Тацуя не видит, заглядывал Ацуши. Тацуя сам не понимал, почему схватил стекляшку. Банальный, старый стеклянный новогодний сувенир, привычный в Америке и тут тоже, похоже, прижившийся. Сейчас он не мог объяснить, что подтолкнуло его взять чужую вещь. «Не чужую, — поправил себя Тацуя. — Вещь Ацуши. Мы же соседи. И друзья». Хотя последнего он не мог сказать наверняка, потому что Ацуши был… странный. И Тацуя просто хотел понять, что так нравится ему в дурацкой круглой стекляшке.

Он дождался, пока Ацуши выйдет мыться — душевая находилась по коридору направо, — подошел к его шкафу и протянул к шару руки. Ладони еще не коснулись стекла, но ощущение было такое, будто Тацуя залез пальцами в угли. Густой, мягкий жар окутал запястья. Тацуя попытался отдернуть руки, но не смог. Игрушка не сопротивлялась, нет, словно сама легла в ладонь, теплая, уютная. Внутри летали крупинки снега — хотя он не успел встряхнуть ее, — горели звезды, дети катались с горки. Тацуя поначалу удивился: надо же, какая реалистичная картинка, — а потом поднес шар к глазам. Дети не были сделаны из бумаги или пластика, внутри в стекле были заперты настоящие живые люди. Тацуя не успел вскрикнуть. Ему показалось, что на лицо положили подушку, но стало не темно, а наоборот.

Образы и картинки замелькали, врезаясь в сознание осколками зеркала. И везде был Ацуши. Маленький — встрепанный, с коробкой печенья под мышкой, — побольше — в зале кинотеатра с большим рожком. С веточками бамбука в руках, с какой-то женщиной за руку, с мужчиной на мотоцикле. Картинки были веселые, радостные, но Тацуя закричал. Потому что услышал голос.
«Оставь его, он мой».

Тацуя тогда упал на пол, а Ацуши стоял над шаром и говорил так холодно и странно: «Он отдает мне мечты и сны, он мой».

Тацуя онемел, дернулся назад и уперся спиной в кровать. И тут Ацуши будто очнулся. Развернулся спиной.

— Выйди, — попросил уже своим голосом. Тацуя вскочил на четвереньки, пополз, упал, вскочил и вывалился в коридор, едва дыша. Он не был трусом, но сейчас не мог совладать с собой и подчинился, сам не зная почему. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько беспомощным. Когда Тацуя собрался с силами и вернулся в комнату, шара у Ацуши в руках уже не было.

— Что ты сделал? — прошептал он, но Ацуши не ответил. Только повел головой, тряхнул волосами и начал раздеваться. Тацуя сглотнул, быстро оглядел его широкие плечи, скользнул по спине и отвел взгляд.

Ацуши нравился ему с первого дня. Появился перед ним, большой, слегка сонный, вынул изо рта леденец, откинул волосы со лба. И с тех пор Тацуя всегда был рядом с ним. Но Ацуши никогда не показывал, как к нему относится. Хотя, скорее, он вообще ни к кому и ни к чему никак не относился. Это всегда казалось Тацуе странным: будто какая-нибудь сказочная волшебница наложила на него заклятие вечной скуки.

Ацуши ничего вокруг не замечал, был всегда одинаковым, молчаливым и вялым, и если изредка, в тренировочном лагере или во время похода в горы, вдруг оживал, Тацуя списывал это на климат.

Но только взяв в руки шар, он понял.

Уснуть у Тацуи в тот день так и не вышло. Он лежал в кровати, стиснув простыню в кулаках, и смотрел на Ацуши. А тот преспокойно спал, словно ничего и не случилось, и свет луны падал ему на лицо. Тогда Тацуя решил избавиться от стекляшки во что бы то ни стало. Он с трудом пережил два дня, когда приходилось терпеть игрушку рядом с собой. Где точно, Тацуя не знал, но был уверен: она в комнате, совсем близко, она выжидает, готовиться встретить его. Ацуши, как назло, сидел дома, будто привязанный.
И только сегодня у Тацуи получилось.

Тацуя сглотнул, медленно выудил из кармана перчатки. Может, он не успеет надеть их, когда найдет шар, надо подготовиться заранее. Холодная кожа легла по руке, Тацуя выдохнул через сжатые зубы и, осторожно ступая, пошел к кровати Ацуши. Смешно, наверное, было думать, что шар видит его сейчас, слышит шаги, судорожное рваное дыхание. Но в груди было холодно и пусто, а живот крутило, и уверенность в том, что за ним следят, росла с каждым шагом. Тацуя вытер лоб рукой и только сейчас понял, что по лицу струится пот. Челка намокла, липла к щеке, и Тацуя убрал ее за ухо. Где Ацуши мог спрятать шар? «Шааар, шар, шар», — зашуршало по щеке. Тацуя резко обернулся, но белые лунные квадраты все так же лежали под ногами. Комната была пуста.

Тацуя снова выпрямился и сосредоточился. Надо было вспомнить Ацуши, представить, как тот мог бы думать. Но когда Тацуя попытался, перед глазами возникло узкое белое лицо, тусклые глаза, мерцание глубоко внутри, волосы, через которые тянулись золотые нити солнечного света, и руки — узкие, длинные ладони. Тацуя сморгнул, провел языком по губам. «Прости, прости», — прошептал беззвучно и поднял подушку.

Мазнул взглядом по простыне — ничего. Перевел дух, облизнул губы и заглянул под матрас. Черные тени дернулись у ног, поползли по полу, свет преломился. Тацуя едва не разжал пальцы, но приказал себе искать дальше. «Это просто тень от матраса, — сказал он мысленно. — Тень, и все». «Все, все, все», — липким холодом скользнуло по шее. Длинные острые клинья теней расползлись по покрывалу и простыне, когда Тацуя наклонился, чтобы осмотреть кровать. Он вздрогнул и поскорее вернул матрас обратно.

И здесь ничего. Коротко выдохнув, Тацуя снова убрал челку за ухо. Волосы все время сползали на глаза, он раздраженно пригладил их, встал на колени и сунулся под кровать.

От черноты защипало глаза. Тацуя замер, не решаясь пошарить рукой. В груди было как-то вязко, сердце билось медленно, казалось, что оно вот-вот остановится окончательно и тогда Тацуя умрет. Он снова вздохнул поглубже и пригляделся. И тут заметил мерцание.

Слабое, в самом сердце черноты. В глубине, почти у стены, искра света то зажигалась, то гасла. Тацуя наклонился ниже, лег, прижался к полу всем телом. Пульсация стала чаще, свет — ярче, по полу потянуло теплом, Тацуя услышал звон колокольчиков и тихие голоса. «Мама, смотри, он нарядился лисом! Мама, мама, где моя мама?» Голоса переливались, шелестели, а мерцание становилось все сильнее, и Тацуя увидел серебристые очертания шара. Ужас тошнотой накатил, сдавил грудь, Тацуя открыл рот, но подавился криком. Живот скрутило. Шар пульсировал, как человеческое сердце в открытой грудине, мерно, ровно, заставляя сердце Тацуи подчиняться ритму, тише, еще тише. Горло сдавило удушьем, Тацуя попытался подняться, но не смог. Оказалось, он уже сунулся под кровать почти до пояса и потому, резко дернувшись вверх, ударился головой. Глаза защипало, накатила слабость. Дышать становилось все тяжелее. Тацуе захотелось лечь на прохладные доски и не шевелиться. «Я сделаю все за тебя», — пронеслось в голове. Чужой голос заставил Тацую дернуться и очнуться.

Он оттолкнулся, подполз ближе и потянулся к сияющему шару. Голоса ударили в уши. «Мама, мама! Мама, скорее, мама!» Тацуя застонал, едва снова не потерял сознание, но пересилил слабость, схватил шар и выдернул его из темноты. Руку словно проткнули длинной спицей. Что-то толкнуло под подбородок, он снова ударился о доски кровати, забарахтался, борясь с тугими струями раскаленного воздуха. Рванул назад, суча ногами. И вырвался. Ударился локтем, пополз по полу от кровати. Пульс стеклянной игрушки участился. Теперь она билась в его руке, продирая болью до плеча. Борясь с головокружением, Тацуя вскочил и хотел уже швырнуть шар на пол, но тут поверх его пальцев легли горячие, твердые пальцы, и шею стиснуло, словно удавкой.

— Верни мой шар, — Ацуши приподнял его над полом и почти кинул на стол. Тацуя задохнулся, заскреб ногтями, в глазах потемнело, но он не выпустил шар.

— Верни, он не твой.

Стол стукнулся о подоконник, хватка чуть ослабла, Тацуя глотнул воздух и увидел, как надвигается на него сверху большое белое лицо Ацуши, как свет скачет бликами по его волосам.

— Нет, — прохрипел Тацуя. Сейчас он вдруг понял, что ни за что не отдаст стекляшку, что освободит Ацуши, чего бы это ему ни стоило. Потому что тот ему слишком нужен, только и всего. Потому что больше всего на свете он хочет увидеть Ацуши живого, такого, каким разглядел в шаре. «Вот тогда я спрошу, что ты чувствуешь ко мне». Эта мысль придала Тацуе сил, в голове стало ясно, и все словно выстроилось в правильную схему. Он точно знал, что делать теперь — как знал на площадке, холодно и четко расчерчивая в голове схемы. Напрягся, чтобы снова не отключиться, и врезал Ацуши по коленям. Тот отпрянул и разжал пальцы.

Тацуя тут же замахнулся и швырнул шар на пол. Сверкающая вспышка прошила воздух, Ацуши развернулся, присел, пытаясь поймать игрушку, как ловил мяч. Но Тацуя оказался быстрее. Он почти поднырнул под Ацуши и ударил по шару ладонью. Осколки прыснули во все стороны, звон оглушил, обрушился на него, закрутил. Голоса, крики, смех и стоны сбили с ног, и Тацуя отключился.
— Муро-чин. Я думал, ты умер, — донеслось до него сверху. Тацуя нахмурился, хотел ответить, что нет, вроде бы не умер, но не смог: в горле запершило, он закашлялся и открыл глаза. И сразу понял, что все еще лежит на полу, а его голову на коленях держит Ацуши. Тацуя дернулся, хотел вырваться, но тот вдруг улыбнулся, мягко, тепло — впервые с тех пор, как они познакомились. Может быть, впервые за много лет. Тацуя удивленно застыл. Значит, у него получилось.

— Шар, — слабо прошептал он.

Ацуши кивнул:

— Разбился. Жалко. Я его еще в детстве купил, и потом…. не помню…

Тацуя попытался сесть, но Ацуши положил руку ему на лоб и не позволил. У него была тяжелая горячая ладонь, так приятно было подчиниться, расслабиться, и Тацуя закрыл глаза.

— Он забирал сны, мечты, стремления, желания. Пришлось его разбить, потому что ты был таким скучным, — ухмыльнулся Тацуя через силу.

— Да…. Наверное… Теперь даже интересно, как оно будет. Вот сейчас мне нравятся твои волосы… И пальцы у тебя мягкие. — Ацуши поднес его руку к губам и лизнул. Тацуя вздрогнул, уставился на него, не зная, что говорить и что делать. Не осталось сил спрашивать и отвечать, но он слабо улыбнулся.

— Теперь все будет по-другому, — сказал он и потянулся к Ацуши, касаясь его щеки ладонью.


Когда силы вернулись и Ацуши отпустил его, Тацуя кое-как поднялся, чтобы включить свет. Луна все еще светила в комнату, и когда он скользнул взглядом по полу, что-то царапнуло внутри, но Тацуя не обратил внимания. Шар разбился, надо было собрать осколки. Он нажал на выключатель, взялся за дверную ручку, чтобы сходить за веником, но перед тем, как открыть дверь, обернулся.

Осколков на полу не было. Ни одного. Доски оказались совершенно чистыми. Тацуя резко выпрямился и, не убирая пальцы с ручки, развернулся. Заставить себя посмотреть на Ацуши оказалось трудно, но он все-таки посмотрел. Тот лежал на кровати и смотрел на луну. И улыбался широко и лениво.