You make a ninja wanna fuck, bitch
Название: Умирать не страшно
Автор: Umbridge
Бета: Becky Thatcher
Размер: мини, 3 016 слов
Фэндом: Bleach
Пейринг | Персонажи: Иссин/Масаки, Ичиго
Категория: гет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Дисклеймер: Все права принадлежат Кубо
Краткое содержание: Сложнее всего решиться и разорвать связь
Примечания: Фанфик был написан на Битва Пейрингов за команду Иссин+Масаки
Дождь не падал с неба, а окружал со всех сторон, покрывал пеленой реку, набережную, смешивая небо с серыми плитами. Вода лилась в раскрытую рану между лопаток Масаки, и красное пятно все дальше и дальше расползалось под ней. Промокшая одежда и волосы потемнели, белая распухшая кожа блестела. Плоть Масаки умерла, Ичиго все еще был жив. Он лежал рядом с ней, рыжая голова болталась из стороны в сторону, от дыры на груди расползались белые костяные полоски. Но Масаки не могла помочь ему. Все, что от нее осталось — ущербное слабое духовное тело — выкинуло из физической оболочки, и она стояла рядом, глядя сверху вниз на себя саму и своего сына. Все, что еще держало ее — истончившаяся духовная нить.
«Думай, думай, что надо делать», — шептала Масаки, вцепившись в ленту пальцами. Но думать не получалось, ужас, бесплотный и неотвратимый, накрыл с головой. Она задрожала, нить в пальцах казалась хрупкой и прогнившей. «Если она порвется сама, защита исчезнет, исчезнешь ты, а Ичиго поглотит Пустой, потому что его духовная сила слишком слаба», — как будто из дождя рассказывал чужой голос. «Что же делать, что же делать?» — шептала Масаки. «Порви ее сама», — подсказывал голос. Масаки слабо засмеялась. Жертвовать собой всегда было так просто, но не сейчас. Потому что сначала пришлось бы смириться с тем, что она исчезнет. Навсегда. Нить натянулась, и Масаки дернуло вперед.
Красная лента духовной связи стремительно сматывалась, уничтожая саму себя, стирая воспоминания, волокла Масаки в день, когда она умерла. «Порви ее сама, если не хочешь, чтобы Иссин и Ичиго погибли».
Сознание Масаки разделилось. Одна часть болталась на набережной, вторая неслась через исчезающую память, перепрыгивала из одной ключевой точки в другую.
Чернота разлетелась клочьями, и Масаки сразу поняла, куда попала. День, когда они с Иссином первый раз были близки. День, когда впервые пришел страх и связь начала истончаться. Они играли в «Голубую лампу», рассказывали друг другу жуткие истории в полумраке, голубые тени играли на их лицах. Масаки очень испугалась.
Ей нужно было загасить последний кусок фитиля и посмотреть в зеркало. Иссин улыбался ободряюще, а она все вглядывалась в темноту. Живая Масаки. Масаки мертвая стояла и наблюдала, как Иссин подшучивает над ней, как хлопает по попе и тут же смущенно отстраняется. Как она все-таки идет и гасит фитиль. И видит в зеркале костяную маску вместо своего лица.
Мертвая Масаки помнила свой ужас, и слышала, как та, живая, кричит.
— Да ты что?! — Иссин нашел ее в темноте, обнял, зацеловал лицо, шею, плечи, и она из воспоминания ответила ему. Другая Масаки сцепила руки на груди, стискивая ленту. Ей так хотелось, чтобы Иссин обнимал и целовал, в последний раз. Но он не видел и не чувствовал, что она здесь, что она умирает. Масаки улыбнулась, руки болели от напряжения, в голове стучало: «Рви». Она схватилась за нить и дернула, но не успела. Ячейка памяти, кусочек с первым любовным опытом, разлетелась вдребезги, выкидывая ее. Масаки зажмурилась, нить дрожала в руках — вот-вот разорвется. «Пожалуйста, только не так!»
Масаки открыла глаза, и перед ней был другой день, другая она. Масаки из этого дня только что узнала, что у нее будет ребенок. И испугалась. Страх все рос, растекался в груди, как будто сам плод, или что-то внутри рождало его. Она не понимала тогда, как опасно бояться. Не понимала, как опасно не доверять. Брела по улице, потирая шрам на груди, прислушивалась к переменам в своем теле. Урахара сказал, что все будет хорошо, что ребенок родится здоровым, но она чувствовала — что-то должно случиться. В воздухе, наполненном горькими ароматами осени, кружили красные листья, живая Масаки раскидывала их ногами. А мертвая следовала за ней тенью.
Масаки из прошлого громко запела, чтобы не бояться. И пела до самого дома, где ее ждал Иссин. Она тогда не знала, что страх стирает духовные нити. Иссин тоже не знал. Но чувствовал всегда, и пытался успокоить, и потому в тот день, как обычно, ждал в саду и пошел ей на встречу.
Мертвая Масаки улыбнулась ему, и он повел головой, как будто что-то уловил в воздухе. Но ничего не понял. А за их спинами рассыпался дом, сад, небо разлеталось на куски. Масаки обмотала нить вокруг пальцев, зажмурилась. «Надо рвать», — стучало над бровями и в висках, но она не могла. «Я не знаю, как».
Очнулась она в родильном блоке госпиталя у кровати, на которой живая Масаки только что родила сына, еще послед не успел отойти. У этой Масаки слезы блестели на щеках. Она плакала и смеялась одновременно. Да, в тот день она опять увидела своего внутреннего Пустого. Протянула руки, чтобы взять ребенка и в ту же секунду оказалась в красном мире. Мертвая Масаки попала туда вместе с ней. Красные улицы, розовые дома, пурпурное небо. И белая костяная маска, огромная, с высотную башню. Масаки не успела позвать Иссина, или не захотела. Потому что тот и так сделал все, что мог. «Он потерял силу из-за меня».
Живая Масаки очнулась через секунду, когда в палату вошел Урахара. Когда Иссин вышел — никак не хотел оставлять ее даже на секунду — она все рассказала. Урахара нахмурился, сказал, что такое бывает, и, возможно, еще повторится, посмотрел на нее долгим взглядом, и она поняла, — он ничего не может поделать. В тот день Ичиго с Пустым тоже соединила духовная нить.
«Ичиго», — другая Масаки дернулась, вглядываясь в красное личико сына. Вот оно. Урахара связал ее с Иссином, но связал с ним и Пустого. Две связи. Масаки дернула ту, которая тянулась от нее к Иссину. Лента натянулась, волокна начали расплетаться. «Ичиго… связь» — никак не получалось сосредоточиться. И как назло, ее снова поволокло из рассыпавшегося дня.
— Постойте, дайте додумать! — в отчаянии закричала Масаки, но ее тащило прочь, а умирание стирало все, что оставалось позади.
Масаки зажмурилась. И открыв глаза, поняла, что опять оказалась дома. В своем последнем дне. Движение замедлилось, ее время заканчивалось, нить почти свернулась, и вот-вот растает. А она так и не додумалась, что же делать.
Масаки опустилась на пол, не чувствуя кухонную плитку под ногами, а ведь та всегда была такой холодной. Масаки видела со стороны себя у разделочного стола, Иссина, который поднимается и идет к ней. Она никак не могла привыкнуть, что находится сразу в трех состояниях: в воспоминаниях, на набережной и Масаки-наблюдатель.
«Разорви нить. Дальше будет больнее».
Но уходить так, бросая всех на произвол судьбы, просто ужасно. «Еще немного», — попросила она.
— Масаки? А Масаки? — Иссин дернул ее за кончик хвоста, и Масаки из воспоминания вздрогнула всем телом, словно очнулась. — Ты что, уснула?
— Ой, прости, прости, иногда выключаюсь на секундочку, а потом — опять все нормально, — она заулыбалась, жмурясь, и морщинки лучиками разбежались от глаз. «А ведь я и правда ничего», — призналась себе Масаки-наблюдатель. А еще вспомнила, как Иссин все время старался оказаться поближе к ней, когда надо и не надо. Он чувствовал, что связь истончается. Но не понимал, что дело в страхе. Масаки боялась за него, не верила, что Иссин может защитить.
Не знала, что скоро умрет. Зато страх знал. Последние дни не отпускал совсем.
Иссин покачал головой, обнял сзади, уткнулся носом в волосы, коснулся кожи горячим дыханием и прихватил губами.
— Масаки... — шепнул на ухо. Она кивнула. Подумала, что Ичиго сейчас у Тацки, его надо забрать через пару часов, девочки спят. Ичиго. Масаки из воспоминаний думала про Ичиго, что он притягивал неприятности. Души сами находили его, и он видел их, но не понимал, что это не люди, не научился еще отличать мертвых от живых. Она чувствовала пробуждение его силы, и это усиливало страх.
Масаки у стола на секунду замерла, как будто какая-то мысль мелькнула совсем рядом, но поймать ее не вышло.
— Эй…
— Да, все хорошо, — она прикрыла глаза, представила себе, как ногами заталкивает тревогу в шкаф, а та сопротивляется и вываливается на пол змеиными кольцами. Хлоп, дверца закрылась. Стало спокойней, и живая Масаки попыталась мысленно нащупать нить, потянула, и белые волокна разъехались в пальцах. Мертвая Масаки тоже коснулась нити. «Ичиго, тебе нужно…» Но что нужно, никак не могла сообразить.
Иссин отстранился на мгновение, как будто тоже пытался проверить связь, но Масаки тогда показалось, что не смог — она думала, что у него слишком мало осталось духовной силы. Вместо этого он провел ладонями по ее бедрам, чтобы успокоить, и живая Масаки тихонько засмеялась, когда он задрал подол домашнего платья. Жар заполнил ее всю, как будто теплое молоко налили в прозрачный стакан. Стакан — она сама. Масаки осторожно переступила, чтобы не расплескать тепло, потерлась о его пах.
За окном по-прежнему стеной лил дождь, небо становилось все темнее, и Масаки из воспоминаний зажмурилась, лишь бы не видеть неба и серого света, который вполз по полу в кухню, как туман, тусклый, мертвый. Ей хотелось продлить близость — последнюю возможность укрепить связь. Но и любовь больше не помогала.
Проще было не смотреть и не думать об этом. Проще поверить, что дождь — совпадение. Он обязательно начинался, когда в груди давило с самого утра, когда странные мысли и видения появлялись как будто сами по себе и пугали, когда она вдруг выпадала из реальности, а потом возвращалась, и в голове стучало, а в животе неприятно тянуло. Живая Масаки не хотела думать о плохом.
Иссин отодвинул резинку трусиков и погладил пальцами влажные складки, и она глухо застонала. Другая Масаки, стоявшая рядом помнила, как густой и сладкий жар растекался от паха по бедрам, так что пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть.
Она помнила, как цеплялась за тепло, как старалась забыть про тревогу, притаившуюся в шкафу, когда Иссин мягко толкнулся, прикусил за загривок, и живая Масаки навалилась на разделочный стол, опрокидывая вазочку с конфетами. Она надеялась, каждый раз надеялась, когда они были близки, что связь восстановится. Но страх день за днем ослаблял защиту, и Пустой внутри набирал силу. Урахара сказал, что это только вопрос времени. Масаки не стала ничего рассказывать Иссину. Тот все равно ничем бы не помог.
Иссин раскачивался, приноравливаясь, подчиняясь тихим просьбам, и она шептала ему глупости, стонала и вскрикивала, позабыв, что может разбудить девочек. Ей так нравилось забываться. Иссин оглаживал ладонями груди через шелк платья, оттягивал затвердевшие соски, затем положил руку поверх ее руки, зажатой между бедер. Они двигались вместе, слитые, спаянные в одно тело, так, что закладывало уши. На самой вершине Масаки окончательно отпустила себя. Еще немного, и она закричала, напряжение, наполнявшее до самого горла, наконец взорвалось. Масаки дернулась, выгнулась, и тут вдруг, мешаясь с наслаждением, вернулся страх, во сто крат сильнее, чем обычно, как будто внутри лопнул шар с черной краской и залил ее всю. Ту Масаки затошнило так сильно, что она зажала рот рукой. А другая Масаки стояла рядом, удерживая ленту рейреку.
Иссин ничего не понял. А Масаки из воспоминаний высвободилась из его рук, улыбнулась, одернула подол.
— Я мыться, — проговорила быстро, и чтобы стало совсем убедительно, выпрямила спину.
Она поднялась на второй этаж, и другая Масаки пошла следом. Они вошли в ванную, живая Масаки пустила воду. Ужас заполнял до краев, сердце колотилось в груди так быстро, что тяжело стало дышать. Волоски на руках вздыбились от холода, она прошлась по ним ладонью, затем разделась. Другая Масаки сделала то же, позабыв, что лишилась тела. Ощущение наготы казалось неприятным, она отлично помнила, каково это. Живая Масаки поежилась и быстро забралась в ванну, чтобы успокоиться.
Лежа в горячей воде, она старалась очистить голову. Еще совсем маленькой девочкой она научилась прогонять ненужные мысли и образы, фиксироваться на одной точке, застывать на ней, как застывает прицел духовного лука. Так и сейчас закрыла глаза, и наверняка, выравнивая стрелу, направила ее в черную запятую на пересечении воображаемых линий. Другая Масаки стояла у бортика и наблюдала за ней.
У нее получилось. Страх скоро прошел, не исчез совсем — спрятался, забился куда-то. Масаки очень живо представляла, как он заползает под диван, поджав хвост, и кажется вовсе не страшным. Иллюзия освобождения оказалась такой правдоподобной, что живая Масаки на самом деле поверила, засмеялась и открыла глаза. Перед ней, на долю секунды, появились красные стены ее внутреннего мира, перевернутые вверх ногами дома. Она сидела в красной воде и смотрела в глаза своему внутреннему Пустому.
День разбился на сегменты в умирающей памяти, уже рассыпались в прах часы и минуты до мгновения, которое Масаки провела во внутреннем мире. Если бы очнувшись, она закричала, попросила о помощи, Иссин бы поднялся наверх, завернул ее в одеяло, не пустил бы никуда, сам бы забрал Ичиго, и ничего бы не случилось. Или случилось, но потом, через год или два года, а может, через неделю. Она всегда знала, что рано или поздно взорвется. И все же в этот день она могла бы спастись. Действительно, почему именно сегодня? Она была уверена, что время у них еще есть.
У той Масаки получилось вернуться. Вырвавшись из внутреннего мира, она осторожно вылезла из ванной и вытерлась, задев локтем свою невидимую душу, стоявшую рядом, и долго тщательно терла себя полотенцем, как будто хотела содрать кожу.
Потом прошла в детскую, посмотреть на дочек. Те спали каждая в своей кроватке, так крепко, как дети спят только под гул дождя. Ей показалось, что даже слишком крепко.
Масаки поцеловала девочек, накрыла одеялами — Карин хмурилась во сне, а Юзу — бормотала. Масаки еще раз взглянула на них, как будто прощалась, и ушла к себе, одеваться.
Когда она спустилась вниз, другая Масаки шла за ней. Последний день все тянулся, время замедлилось до предела. «И нить исчезнет. Я должна сама разорвать ее и …» Страх подкатил к горлу, и Масаки заморгала, как будто еще могла смаргивать слезы.
Иссин сидел за столом, читал газету и пил пиво из банки.
Живая Масаки остановилась в дверном проеме и глядела на Иссина, пока тот не поднял голову. Ее умирающая душа стояла рядом и тоже смотрела. Если бы она знала, что больше не вернется, она бы попрощалась. Но думала живая Масаки тогда совсем не об этом. Ну, разве что: «Хоть бы он не заметил, какая я растрепанная, а то опять начнет беспокоиться». Она боялась за него, боялась, что он не справится, если что.
«Прощай», — прошептала мертвая Масаки. Она бы заплакала, если бы могла.
— Ты чего? — спросил Иссин. Отодвинул банку, и Масаки поймала взглядом его отражение в металлическом боку.
Сейчас ей казалось, что в тот миг, когда она ответила, что ничего и она скоро вернется, нить начала истончаться еще быстрее. Неостановимо. Иссин, наверное, тоже почувствовал, поднялся, подошел к ней, с тревогой глядя в лицо.
«Спаси меня!» — закричала другая Масаки, и он нахмурился, огляделся, как будто услышал. Хотя разве он мог?
— Хочешь, мы пойдем вместе? — спросил, всматриваясь в лицо живой Масаки.
А та улыбнулась в ответ:
— Не надо. Я приведу его домой и зайду к Урахаре. Я и правда сегодня чувствую себя неважно.
Она бы конечно так и сделала, если бы не появился Удильщик.
Мертвая Масаки шагала рядом с Ичиго, мечтая еще раз взять его за руку. А живая Масаки утешала его. По дороге домой с ним произошла неприятность — проезжавшая машина окатила водой из лужи, и он злился и плакал, а потом уткнулся в юбку ее исчезающему двойнику. Она знала, что ни дома, ни сада уже нет — они стерлись навсегда, и вместе с ними — еще одна часть ее памяти и сознания.
Живая же Масаки говорила Ичиго всякие глупости, и тот нервничал все больше, хмурился и никак не мог успокоиться.
А потом у парапета Ичиго увидел девочку. Дождь лил как из ведра, а та стояла одна без зонтика на самом краю, еще шаг — и свалится в реку. Живая Масаки не успела остановить его — соображала и двигалась слишком медленно.
— Мама, подожди здесь! — Ичиго перемахнул через ограждения и бросился к девочке. И только тогда Масаки увидела, кто дергал ее за нитки. «Нет!» — мертвая Масаки не могла сделать ни шагу, и просто смотрела, болтаясь в воздухе, как воздушный шар.
Живая Масаки закричала, но Ичиго не слушал, он уже подбежал совсем близко, уже протянул руку, чтобы ухватить девочку за край плаща, потому что она падала. Удильщика он не видел.
Бросив зонт, Масаки перепрыгнула через перила. От Ичиго ее отделяли несколько метров, несколько шагов. Она побежала, оскальзываясь и чуть не падая. Мокрая юбка облепила колени, вода заливалась в туфли.
Она почти догнала Ичиго, когда внезапная боль сбила с ног, и свет выключился. Она снова оказалась в красном мире и ей в глаза смотрел внутренний Пустой. Другая Масаки все еще чувствовала его последний взгляд между глаз.
— Тебя нет, тебя заперли! — закричала она. Пустой зарычал и бросился на нее. Масаки попыталась сопротивляться, но духовный лук рассыпался в руках всполохом голубых искр. Тогда она поняла, куда так стремится выбраться Пустой. Его притягивала еще слабая сила Ичиго.
Когти Пустого прошли сквозь ребра и коснулись сердца, Масаки падала, падала целую вечность. Она проиграла сражение. Когда лицо врезалось в красные плиты, все вокруг взорвалось, разлетелось миллионом обломков. «Так умирает внутренний мир Куросаки Масаки», — пронеслось в голове и эхом отразилось над руинами. Сознание сворачивалось, пока не сжалось до точки. А потом она снова открыла глаза.
Все три Масаки соединились в одну. Она стояла над собственным телом и видела, как убегает Удильщик, напуганный неожиданной силой, видела, как Ичиго падает навзничь в дождевую воду. И еще она видела, как Пустой, вырвавшийся из ее тела, проникает в грудь Ичиго, и от него теперь тянется одна из лент, та, которой Урахара привязал Пустого к Иссину.
В отчаянии Масаки закричала. Все, она не могла больше ничего придумать, не могла ничего изменить, не могла спасти. Осталось только исчезнуть, чтобы не видеть. Она звала Иссина, дергала за нить, в голове металось: «Он не придет, он все равно не сможет помочь».
— Стоп! — ужас, отчаяние страх, отхлынули так же вдруг, как и накатили. Масаки поняла, что Ичиго приходит в себя, и что к нему бежит Иссин. — Он услышал. Он нас спасет.
Масаки улыбнулась. И страх вдруг исчез. Она, наконец, поняла, что надо делать. Ей больше не страшно было умирать. Она шагнула к Ичиго и Иссину, который ощупывал его, прижимал к себе одной рукой, а другой пытался притянуть к себе ее тело. Склонилась над ними.
— Прощай, — шепнула она ему в ухо. Иссин развернулся, разжал пальцы, махнул рукой в воздухе, как будто услышал, хотел схватить, задержать. Масаки тоже подняла руку, но не для того, чтобы коснуться его. Она схватилась за белую ленту, тянувшуюся от нее к Исину. Та натянулась, крепкая, как с самого начала. Масаки вцепилась в нее пальцами, и дернула изо всех сил. Порвать оказалось не так просто, но у нее получилось. Обрывок теперь был у нее в кулаке, и Масаки быстро ухватила другой рукой красную ленточку рейреку Ичиго и привязала к ней неровно оборванный кончик. Ленты тут же срослись, связь между Иссином и их сыном натянулась.
Масаки засмеялась. Ичиго не мог слышать и видеть ее, но Иссин вдруг посмотрел прямо на нее. Масаки подняла руку, махнула ему на прощание.
— Мы хорошо провели время, самый лучший шинигами, — проговорила она, и в этот миг свет взорвался перед глазами. Мгновение боли, ужаса. И полное успокоение. Масаки всегда знала, что умирать не страшно.
Автор: Umbridge
Бета: Becky Thatcher
Размер: мини, 3 016 слов
Фэндом: Bleach
Пейринг | Персонажи: Иссин/Масаки, Ичиго
Категория: гет
Жанр: драма, ангст
Рейтинг: R
Дисклеймер: Все права принадлежат Кубо
Краткое содержание: Сложнее всего решиться и разорвать связь
Примечания: Фанфик был написан на Битва Пейрингов за команду Иссин+Масаки
«Думай, думай, что надо делать», — шептала Масаки, вцепившись в ленту пальцами. Но думать не получалось, ужас, бесплотный и неотвратимый, накрыл с головой. Она задрожала, нить в пальцах казалась хрупкой и прогнившей. «Если она порвется сама, защита исчезнет, исчезнешь ты, а Ичиго поглотит Пустой, потому что его духовная сила слишком слаба», — как будто из дождя рассказывал чужой голос. «Что же делать, что же делать?» — шептала Масаки. «Порви ее сама», — подсказывал голос. Масаки слабо засмеялась. Жертвовать собой всегда было так просто, но не сейчас. Потому что сначала пришлось бы смириться с тем, что она исчезнет. Навсегда. Нить натянулась, и Масаки дернуло вперед.
Красная лента духовной связи стремительно сматывалась, уничтожая саму себя, стирая воспоминания, волокла Масаки в день, когда она умерла. «Порви ее сама, если не хочешь, чтобы Иссин и Ичиго погибли».
Сознание Масаки разделилось. Одна часть болталась на набережной, вторая неслась через исчезающую память, перепрыгивала из одной ключевой точки в другую.
Чернота разлетелась клочьями, и Масаки сразу поняла, куда попала. День, когда они с Иссином первый раз были близки. День, когда впервые пришел страх и связь начала истончаться. Они играли в «Голубую лампу», рассказывали друг другу жуткие истории в полумраке, голубые тени играли на их лицах. Масаки очень испугалась.
Ей нужно было загасить последний кусок фитиля и посмотреть в зеркало. Иссин улыбался ободряюще, а она все вглядывалась в темноту. Живая Масаки. Масаки мертвая стояла и наблюдала, как Иссин подшучивает над ней, как хлопает по попе и тут же смущенно отстраняется. Как она все-таки идет и гасит фитиль. И видит в зеркале костяную маску вместо своего лица.
Мертвая Масаки помнила свой ужас, и слышала, как та, живая, кричит.
— Да ты что?! — Иссин нашел ее в темноте, обнял, зацеловал лицо, шею, плечи, и она из воспоминания ответила ему. Другая Масаки сцепила руки на груди, стискивая ленту. Ей так хотелось, чтобы Иссин обнимал и целовал, в последний раз. Но он не видел и не чувствовал, что она здесь, что она умирает. Масаки улыбнулась, руки болели от напряжения, в голове стучало: «Рви». Она схватилась за нить и дернула, но не успела. Ячейка памяти, кусочек с первым любовным опытом, разлетелась вдребезги, выкидывая ее. Масаки зажмурилась, нить дрожала в руках — вот-вот разорвется. «Пожалуйста, только не так!»
Масаки открыла глаза, и перед ней был другой день, другая она. Масаки из этого дня только что узнала, что у нее будет ребенок. И испугалась. Страх все рос, растекался в груди, как будто сам плод, или что-то внутри рождало его. Она не понимала тогда, как опасно бояться. Не понимала, как опасно не доверять. Брела по улице, потирая шрам на груди, прислушивалась к переменам в своем теле. Урахара сказал, что все будет хорошо, что ребенок родится здоровым, но она чувствовала — что-то должно случиться. В воздухе, наполненном горькими ароматами осени, кружили красные листья, живая Масаки раскидывала их ногами. А мертвая следовала за ней тенью.
Масаки из прошлого громко запела, чтобы не бояться. И пела до самого дома, где ее ждал Иссин. Она тогда не знала, что страх стирает духовные нити. Иссин тоже не знал. Но чувствовал всегда, и пытался успокоить, и потому в тот день, как обычно, ждал в саду и пошел ей на встречу.
Мертвая Масаки улыбнулась ему, и он повел головой, как будто что-то уловил в воздухе. Но ничего не понял. А за их спинами рассыпался дом, сад, небо разлеталось на куски. Масаки обмотала нить вокруг пальцев, зажмурилась. «Надо рвать», — стучало над бровями и в висках, но она не могла. «Я не знаю, как».
Очнулась она в родильном блоке госпиталя у кровати, на которой живая Масаки только что родила сына, еще послед не успел отойти. У этой Масаки слезы блестели на щеках. Она плакала и смеялась одновременно. Да, в тот день она опять увидела своего внутреннего Пустого. Протянула руки, чтобы взять ребенка и в ту же секунду оказалась в красном мире. Мертвая Масаки попала туда вместе с ней. Красные улицы, розовые дома, пурпурное небо. И белая костяная маска, огромная, с высотную башню. Масаки не успела позвать Иссина, или не захотела. Потому что тот и так сделал все, что мог. «Он потерял силу из-за меня».
Живая Масаки очнулась через секунду, когда в палату вошел Урахара. Когда Иссин вышел — никак не хотел оставлять ее даже на секунду — она все рассказала. Урахара нахмурился, сказал, что такое бывает, и, возможно, еще повторится, посмотрел на нее долгим взглядом, и она поняла, — он ничего не может поделать. В тот день Ичиго с Пустым тоже соединила духовная нить.
«Ичиго», — другая Масаки дернулась, вглядываясь в красное личико сына. Вот оно. Урахара связал ее с Иссином, но связал с ним и Пустого. Две связи. Масаки дернула ту, которая тянулась от нее к Иссину. Лента натянулась, волокна начали расплетаться. «Ичиго… связь» — никак не получалось сосредоточиться. И как назло, ее снова поволокло из рассыпавшегося дня.
— Постойте, дайте додумать! — в отчаянии закричала Масаки, но ее тащило прочь, а умирание стирало все, что оставалось позади.
Масаки зажмурилась. И открыв глаза, поняла, что опять оказалась дома. В своем последнем дне. Движение замедлилось, ее время заканчивалось, нить почти свернулась, и вот-вот растает. А она так и не додумалась, что же делать.
Масаки опустилась на пол, не чувствуя кухонную плитку под ногами, а ведь та всегда была такой холодной. Масаки видела со стороны себя у разделочного стола, Иссина, который поднимается и идет к ней. Она никак не могла привыкнуть, что находится сразу в трех состояниях: в воспоминаниях, на набережной и Масаки-наблюдатель.
«Разорви нить. Дальше будет больнее».
Но уходить так, бросая всех на произвол судьбы, просто ужасно. «Еще немного», — попросила она.
— Масаки? А Масаки? — Иссин дернул ее за кончик хвоста, и Масаки из воспоминания вздрогнула всем телом, словно очнулась. — Ты что, уснула?
— Ой, прости, прости, иногда выключаюсь на секундочку, а потом — опять все нормально, — она заулыбалась, жмурясь, и морщинки лучиками разбежались от глаз. «А ведь я и правда ничего», — призналась себе Масаки-наблюдатель. А еще вспомнила, как Иссин все время старался оказаться поближе к ней, когда надо и не надо. Он чувствовал, что связь истончается. Но не понимал, что дело в страхе. Масаки боялась за него, не верила, что Иссин может защитить.
Не знала, что скоро умрет. Зато страх знал. Последние дни не отпускал совсем.
Иссин покачал головой, обнял сзади, уткнулся носом в волосы, коснулся кожи горячим дыханием и прихватил губами.
— Масаки... — шепнул на ухо. Она кивнула. Подумала, что Ичиго сейчас у Тацки, его надо забрать через пару часов, девочки спят. Ичиго. Масаки из воспоминаний думала про Ичиго, что он притягивал неприятности. Души сами находили его, и он видел их, но не понимал, что это не люди, не научился еще отличать мертвых от живых. Она чувствовала пробуждение его силы, и это усиливало страх.
Масаки у стола на секунду замерла, как будто какая-то мысль мелькнула совсем рядом, но поймать ее не вышло.
— Эй…
— Да, все хорошо, — она прикрыла глаза, представила себе, как ногами заталкивает тревогу в шкаф, а та сопротивляется и вываливается на пол змеиными кольцами. Хлоп, дверца закрылась. Стало спокойней, и живая Масаки попыталась мысленно нащупать нить, потянула, и белые волокна разъехались в пальцах. Мертвая Масаки тоже коснулась нити. «Ичиго, тебе нужно…» Но что нужно, никак не могла сообразить.
Иссин отстранился на мгновение, как будто тоже пытался проверить связь, но Масаки тогда показалось, что не смог — она думала, что у него слишком мало осталось духовной силы. Вместо этого он провел ладонями по ее бедрам, чтобы успокоить, и живая Масаки тихонько засмеялась, когда он задрал подол домашнего платья. Жар заполнил ее всю, как будто теплое молоко налили в прозрачный стакан. Стакан — она сама. Масаки осторожно переступила, чтобы не расплескать тепло, потерлась о его пах.
За окном по-прежнему стеной лил дождь, небо становилось все темнее, и Масаки из воспоминаний зажмурилась, лишь бы не видеть неба и серого света, который вполз по полу в кухню, как туман, тусклый, мертвый. Ей хотелось продлить близость — последнюю возможность укрепить связь. Но и любовь больше не помогала.
Проще было не смотреть и не думать об этом. Проще поверить, что дождь — совпадение. Он обязательно начинался, когда в груди давило с самого утра, когда странные мысли и видения появлялись как будто сами по себе и пугали, когда она вдруг выпадала из реальности, а потом возвращалась, и в голове стучало, а в животе неприятно тянуло. Живая Масаки не хотела думать о плохом.
Иссин отодвинул резинку трусиков и погладил пальцами влажные складки, и она глухо застонала. Другая Масаки, стоявшая рядом помнила, как густой и сладкий жар растекался от паха по бедрам, так что пришлось прикусить губу, чтобы не вскрикнуть.
Она помнила, как цеплялась за тепло, как старалась забыть про тревогу, притаившуюся в шкафу, когда Иссин мягко толкнулся, прикусил за загривок, и живая Масаки навалилась на разделочный стол, опрокидывая вазочку с конфетами. Она надеялась, каждый раз надеялась, когда они были близки, что связь восстановится. Но страх день за днем ослаблял защиту, и Пустой внутри набирал силу. Урахара сказал, что это только вопрос времени. Масаки не стала ничего рассказывать Иссину. Тот все равно ничем бы не помог.
Иссин раскачивался, приноравливаясь, подчиняясь тихим просьбам, и она шептала ему глупости, стонала и вскрикивала, позабыв, что может разбудить девочек. Ей так нравилось забываться. Иссин оглаживал ладонями груди через шелк платья, оттягивал затвердевшие соски, затем положил руку поверх ее руки, зажатой между бедер. Они двигались вместе, слитые, спаянные в одно тело, так, что закладывало уши. На самой вершине Масаки окончательно отпустила себя. Еще немного, и она закричала, напряжение, наполнявшее до самого горла, наконец взорвалось. Масаки дернулась, выгнулась, и тут вдруг, мешаясь с наслаждением, вернулся страх, во сто крат сильнее, чем обычно, как будто внутри лопнул шар с черной краской и залил ее всю. Ту Масаки затошнило так сильно, что она зажала рот рукой. А другая Масаки стояла рядом, удерживая ленту рейреку.
Иссин ничего не понял. А Масаки из воспоминаний высвободилась из его рук, улыбнулась, одернула подол.
— Я мыться, — проговорила быстро, и чтобы стало совсем убедительно, выпрямила спину.
Она поднялась на второй этаж, и другая Масаки пошла следом. Они вошли в ванную, живая Масаки пустила воду. Ужас заполнял до краев, сердце колотилось в груди так быстро, что тяжело стало дышать. Волоски на руках вздыбились от холода, она прошлась по ним ладонью, затем разделась. Другая Масаки сделала то же, позабыв, что лишилась тела. Ощущение наготы казалось неприятным, она отлично помнила, каково это. Живая Масаки поежилась и быстро забралась в ванну, чтобы успокоиться.
Лежа в горячей воде, она старалась очистить голову. Еще совсем маленькой девочкой она научилась прогонять ненужные мысли и образы, фиксироваться на одной точке, застывать на ней, как застывает прицел духовного лука. Так и сейчас закрыла глаза, и наверняка, выравнивая стрелу, направила ее в черную запятую на пересечении воображаемых линий. Другая Масаки стояла у бортика и наблюдала за ней.
У нее получилось. Страх скоро прошел, не исчез совсем — спрятался, забился куда-то. Масаки очень живо представляла, как он заползает под диван, поджав хвост, и кажется вовсе не страшным. Иллюзия освобождения оказалась такой правдоподобной, что живая Масаки на самом деле поверила, засмеялась и открыла глаза. Перед ней, на долю секунды, появились красные стены ее внутреннего мира, перевернутые вверх ногами дома. Она сидела в красной воде и смотрела в глаза своему внутреннему Пустому.
День разбился на сегменты в умирающей памяти, уже рассыпались в прах часы и минуты до мгновения, которое Масаки провела во внутреннем мире. Если бы очнувшись, она закричала, попросила о помощи, Иссин бы поднялся наверх, завернул ее в одеяло, не пустил бы никуда, сам бы забрал Ичиго, и ничего бы не случилось. Или случилось, но потом, через год или два года, а может, через неделю. Она всегда знала, что рано или поздно взорвется. И все же в этот день она могла бы спастись. Действительно, почему именно сегодня? Она была уверена, что время у них еще есть.
У той Масаки получилось вернуться. Вырвавшись из внутреннего мира, она осторожно вылезла из ванной и вытерлась, задев локтем свою невидимую душу, стоявшую рядом, и долго тщательно терла себя полотенцем, как будто хотела содрать кожу.
Потом прошла в детскую, посмотреть на дочек. Те спали каждая в своей кроватке, так крепко, как дети спят только под гул дождя. Ей показалось, что даже слишком крепко.
Масаки поцеловала девочек, накрыла одеялами — Карин хмурилась во сне, а Юзу — бормотала. Масаки еще раз взглянула на них, как будто прощалась, и ушла к себе, одеваться.
Когда она спустилась вниз, другая Масаки шла за ней. Последний день все тянулся, время замедлилось до предела. «И нить исчезнет. Я должна сама разорвать ее и …» Страх подкатил к горлу, и Масаки заморгала, как будто еще могла смаргивать слезы.
Иссин сидел за столом, читал газету и пил пиво из банки.
Живая Масаки остановилась в дверном проеме и глядела на Иссина, пока тот не поднял голову. Ее умирающая душа стояла рядом и тоже смотрела. Если бы она знала, что больше не вернется, она бы попрощалась. Но думала живая Масаки тогда совсем не об этом. Ну, разве что: «Хоть бы он не заметил, какая я растрепанная, а то опять начнет беспокоиться». Она боялась за него, боялась, что он не справится, если что.
«Прощай», — прошептала мертвая Масаки. Она бы заплакала, если бы могла.
— Ты чего? — спросил Иссин. Отодвинул банку, и Масаки поймала взглядом его отражение в металлическом боку.
Сейчас ей казалось, что в тот миг, когда она ответила, что ничего и она скоро вернется, нить начала истончаться еще быстрее. Неостановимо. Иссин, наверное, тоже почувствовал, поднялся, подошел к ней, с тревогой глядя в лицо.
«Спаси меня!» — закричала другая Масаки, и он нахмурился, огляделся, как будто услышал. Хотя разве он мог?
— Хочешь, мы пойдем вместе? — спросил, всматриваясь в лицо живой Масаки.
А та улыбнулась в ответ:
— Не надо. Я приведу его домой и зайду к Урахаре. Я и правда сегодня чувствую себя неважно.
Она бы конечно так и сделала, если бы не появился Удильщик.
Мертвая Масаки шагала рядом с Ичиго, мечтая еще раз взять его за руку. А живая Масаки утешала его. По дороге домой с ним произошла неприятность — проезжавшая машина окатила водой из лужи, и он злился и плакал, а потом уткнулся в юбку ее исчезающему двойнику. Она знала, что ни дома, ни сада уже нет — они стерлись навсегда, и вместе с ними — еще одна часть ее памяти и сознания.
Живая же Масаки говорила Ичиго всякие глупости, и тот нервничал все больше, хмурился и никак не мог успокоиться.
А потом у парапета Ичиго увидел девочку. Дождь лил как из ведра, а та стояла одна без зонтика на самом краю, еще шаг — и свалится в реку. Живая Масаки не успела остановить его — соображала и двигалась слишком медленно.
— Мама, подожди здесь! — Ичиго перемахнул через ограждения и бросился к девочке. И только тогда Масаки увидела, кто дергал ее за нитки. «Нет!» — мертвая Масаки не могла сделать ни шагу, и просто смотрела, болтаясь в воздухе, как воздушный шар.
Живая Масаки закричала, но Ичиго не слушал, он уже подбежал совсем близко, уже протянул руку, чтобы ухватить девочку за край плаща, потому что она падала. Удильщика он не видел.
Бросив зонт, Масаки перепрыгнула через перила. От Ичиго ее отделяли несколько метров, несколько шагов. Она побежала, оскальзываясь и чуть не падая. Мокрая юбка облепила колени, вода заливалась в туфли.
Она почти догнала Ичиго, когда внезапная боль сбила с ног, и свет выключился. Она снова оказалась в красном мире и ей в глаза смотрел внутренний Пустой. Другая Масаки все еще чувствовала его последний взгляд между глаз.
— Тебя нет, тебя заперли! — закричала она. Пустой зарычал и бросился на нее. Масаки попыталась сопротивляться, но духовный лук рассыпался в руках всполохом голубых искр. Тогда она поняла, куда так стремится выбраться Пустой. Его притягивала еще слабая сила Ичиго.
Когти Пустого прошли сквозь ребра и коснулись сердца, Масаки падала, падала целую вечность. Она проиграла сражение. Когда лицо врезалось в красные плиты, все вокруг взорвалось, разлетелось миллионом обломков. «Так умирает внутренний мир Куросаки Масаки», — пронеслось в голове и эхом отразилось над руинами. Сознание сворачивалось, пока не сжалось до точки. А потом она снова открыла глаза.
Все три Масаки соединились в одну. Она стояла над собственным телом и видела, как убегает Удильщик, напуганный неожиданной силой, видела, как Ичиго падает навзничь в дождевую воду. И еще она видела, как Пустой, вырвавшийся из ее тела, проникает в грудь Ичиго, и от него теперь тянется одна из лент, та, которой Урахара привязал Пустого к Иссину.
В отчаянии Масаки закричала. Все, она не могла больше ничего придумать, не могла ничего изменить, не могла спасти. Осталось только исчезнуть, чтобы не видеть. Она звала Иссина, дергала за нить, в голове металось: «Он не придет, он все равно не сможет помочь».
— Стоп! — ужас, отчаяние страх, отхлынули так же вдруг, как и накатили. Масаки поняла, что Ичиго приходит в себя, и что к нему бежит Иссин. — Он услышал. Он нас спасет.
Масаки улыбнулась. И страх вдруг исчез. Она, наконец, поняла, что надо делать. Ей больше не страшно было умирать. Она шагнула к Ичиго и Иссину, который ощупывал его, прижимал к себе одной рукой, а другой пытался притянуть к себе ее тело. Склонилась над ними.
— Прощай, — шепнула она ему в ухо. Иссин развернулся, разжал пальцы, махнул рукой в воздухе, как будто услышал, хотел схватить, задержать. Масаки тоже подняла руку, но не для того, чтобы коснуться его. Она схватилась за белую ленту, тянувшуюся от нее к Исину. Та натянулась, крепкая, как с самого начала. Масаки вцепилась в нее пальцами, и дернула изо всех сил. Порвать оказалось не так просто, но у нее получилось. Обрывок теперь был у нее в кулаке, и Масаки быстро ухватила другой рукой красную ленточку рейреку Ичиго и привязала к ней неровно оборванный кончик. Ленты тут же срослись, связь между Иссином и их сыном натянулась.
Масаки засмеялась. Ичиго не мог слышать и видеть ее, но Иссин вдруг посмотрел прямо на нее. Масаки подняла руку, махнула ему на прощание.
— Мы хорошо провели время, самый лучший шинигами, — проговорила она, и в этот миг свет взорвался перед глазами. Мгновение боли, ужаса. И полное успокоение. Масаки всегда знала, что умирать не страшно.
-
-
03.06.2013 в 00:00-
-
03.06.2013 в 00:05-
-
03.06.2013 в 00:17-
-
03.06.2013 в 00:19-
-
03.06.2013 в 00:21-
-
03.06.2013 в 00:24-
-
03.06.2013 в 00:26-
-
03.06.2013 в 00:28-
-
03.06.2013 в 00:30Здорово) Глядишь такими темпами через месяц будешь перечитывать со словами "Божечки. какой я гениальный"))))
-
-
03.06.2013 в 00:31-
-
03.06.2013 в 00:36атожжжж!)))