Автор: Umbridge
Бета: answeraquestion
Фэндом: Bleach
Размер: мини, 1230 слов
Пейринг/Персонажи: Маюри/Унохана
Категория: гет
Жанр: хоррор
Рейтинг: NC-17
Саммари: Она хочет знать, что у него внутри
Дисклеймер: все принадлежит Кубо Тайто
Предупреждение: Кровь, кишки
Примечания: Фанфик был написан на Битва Пейрингов за команду 12/04
Состояние: Закончен
![Читать Читать](http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/77035894.jpg)
Где бы они ни пересекались, Унохана всегда смотрит на Маюри так пристально. А он делает вид, что не замечает. Ему все равно. Даже когда на совете капитанов поднимает глаза и встречается с нею взглядом, только прищуривается. Его эмоции скрыты за маской. Маска — чудесное изобретение.
Когда совет заканчивается, Маюри выходит первым. За высокие двери, по коридору на улицу. Только там замечает, что Унохана идет следом. Что ей нужно? Что ей все время нужно от него? Он останавливается и пропускает Унохану вперед.
— Все хорошо, Куроцучи-тайчо? — спрашивает та, не поворачиваясь. Но ее спина, ее голос намекают — Унохана что-то знает. Или хочет узнать. Ей не нужно даже смотреть на него — ее внимание пробирает до печенок, словно она поймала его за чем-то постыдным.
— Все прекрасно, Унохана-тайчо, а вас это почему интересует? — язвительно тянет он. Стервозная баба. Она только притворяется ангелом, на самом деле готова каждого разобрать на составные части. Как и он сам.
— Очень рада за вас, — почти шепчет она и идет прочь, едва касаясь ногами пыльной дороги. За ней тащится ее дылда.
— Нему, — мрачно окликает Маюри. Солнце сверкает, листья падают, но ему на это плевать. Листья это всего лишь листья, солнце это всего лишь звезда. И глаза, сколь бы пронзительно прекрасными они не считались, это всего лишь глаза, склера и роговица, сосудистый тракт и радужка, зрачок — дыра, за радужкой сетчатка. Листья сгниют. В этом — основной закон природы.
Маюри торопится прочь, у него много дел в лаборатории. Нему тащится сзади. Бесполезное создание. Лучше бы он изобрел разумную мензурку.
В затемненном помещении уже работают Акон и остальные. Маюри заглядывает в пробирки, смотрит на весы, проверяет инструменты и таймеры. Отличный способ, чтобы отвлечься.
— Все вон! — кричит он через три часа. Наступает ночь, пора заканчивать работу, но для него все только начинается. Он не любит спать. И хотя сон — всего лишь функциональное состояние центральной нервной системы, может случиться всякое.
— Спокойной ночи, капитан, — откликается Акон, стаскивает перчатки, выплевывает сигарету в лоток. Уходит последним, оставляя Маюри одного. В помещении разноцветный полумрак, синим подсвечены датчики и приборные доски, колбы светятся бледным зеленым. Желтым горит монитор. Маюри садится за стол. Перед ним — клавиатура, а на экране — в разрезе живая плоть, переложенная в чертежи. Мирно гудят приборы, мигают лампочки. Маюри начинает считать и дописывать пояснения. «Cмерть от травматического шока в результате вивисекции»
Он слышит шаги. Легкие, мягкие.
— Эй, кто здесь? Нему, ты? — кричит он, но не оборачивается. Словно знает, кто это пришел к нему. Страх рождается под ребрами, потом растекается холодом в кишках до паха. Маюри не боится смерти, боли, увечий. Но он боится неумолимого любопытства. Исследовательского интереса, который не знает жалости.
Маюри пытается двинуться. Но тело не слушается. А шаги все ближе. Они едва слышны, но перекрывают гудение монитора.
Маюри сидит, опустив голову, уперев взгляд в клавиатуру. Все его существо сейчас сосредоточено на шагах. Ему страшно, но и любопытно. Как она собирается действовать на этот раз? Наконец, шаги затихают. Страх переплавляется в липкий бессмысленный ужас. Он мечется внутри, но снаружи Маюри остается совершенно неподвижным.
Что-то ледяное касается его спины через ткань хаори. Холод пробирает до костей, заставляет истерически визжать. Но ни звука не вырывается изо рта. Мышцы гортани свело судорогой.
Сталь скальпеля проходит сквозь одежду, сквозь кожу. Нелепые покровы, которыми люди пытаются защититься. Боль вспыхивает, душит, а потом растекается, пульсируя. Скальпель ползет вниз, открывая позвоночник. Она хочет понять, в чем его стержень.
Маюри слепнет от боли, кнопки клавиатуры расплываются перед глазами. Но сознание остается ясным. Он про себя описывает действия Уноханы, словно сочиняет научный конспект. Пальцы раздвигают мягкие оболочки. Касаются позвонков, одного, другого. Маюри чувствует, как кровь капает на пол. Скоро натечет целая лужа. Ногтями Унохана отделяет мясо от костей, ей интересно, чем он дышит.
Ни стона не срывается с его губ. Ужас больше не бьется внутри, он заморозил легкие, он тяжестью лежит в желудке и давит на прямую кишку.
Ее пальцы надавливают между ребер. Маюри думает — еще немного, и она доберется до сердца.
Монитор пищит пронзительно, Маюри вскидывает голову с клавиатуры и оглядывается, переводя дыхание. Никого. Он по-прежнему один в огромной пустой лаборатории. Значит все, что было, просто дурной сон. Спина ноет, Маюри потирает ее, почесывает. Подносит пальцы к лицу. Они в крови.
* * *
— Куроцучи-тайчо, вы слишком часто подаете запросы в хозяйственную службу.
Маюри вздрагивает и оборачивается. Унохана стоит за его спиной, улыбается почти нежно. У него перехватывает дух. От страха и похоти. Да, она всего лишь самка, и это не она приходит к нему по ночам, чтобы изучать.
— Вам-то что? — огрызается он. — Не лезьте, куда не просят.
Унохана улыбается еще слаще:
— Меня это касается напрямую, так как эти вопросы решает четвертый отряд.
Ему хочется взорвать ее, но он только крутит в воздухе синим ногтем.
— Отстаньте, не ваше дело, — и торопится уйти.
У него еще есть время на работу, но для начала надо переодеться. В лаборатории он раздевается. Спина у него по-прежнему в чем-то липком. Одежда пристает к коже. Нему стоит рядом, ловит испорченные вещи и складывает аккуратно. Ее лицо ничего не выражает, соски торчат, юбка едва прикрывает гениталии. Маюри снимает маску, изучает Нему долгим взглядом. Потом как бы нехотя трогает ее между ног. Она всегда влажная, всегда готова. Он не зря добавляет ей в еду специальные препараты. Маюри кривится. Но сейчас ему не до нее.
Он убирает руку, отворачивается и идет в ванну. Бросает по дороге:
— Жди в спальне.
Нему скорее всего кивает, она так обучена. Душевая в лаборатории оборудована на случай, если ему придется восстанавливаться из жидкого или газообразного состояния. Краны, душевая лейка, вентели, особые сливные отверстия.
Маюри пускает воду. Без обычной амуниции он чувствует себя абсолютно беззащитным. Он трет спину — на коже ни следа, но кровь осталась. Может, он поранился раньше? Он не помнит.
И слышит шаги.
Топ-топ-топ. Медленные шаги, по лаборатории к душевой. Горячая вода хлещет на лицо и грудь. Маюри замирает, он снова парализован неумолимой силой, что собирается его изучать.
Топ-топ-топ.
Все ближе, все громче. С легким шелестом отъезжает дверь душевой. Сзади доносится тихий смешок. На его живот ложится обнаженная по локоть рука. На этот раз ужас подкатывает к горлу, душит, лишает голоса. Маюри дышит через нос, следит за тонкими маленькими пальцами, сжимающими скальпель. Желудок, кишечник, семенные каналы — где кроется причина его поведения, что создавало характер, слепило личность? Не тонкий ли кишечник?
Скальпель вспарывает ему брюшину. От боли мутится в голове, но Маюри не теряет сознание. Не может потерять. Унохана прижимается сзади, белые руки утопают в его кишках. Перебирают аккуратно, методично. Ее цель — не выпотрошить его, а исследовать. Разница огромна. Ему всегда кажется, что она вот так же вскрывает его взглядом.
Она любопытна. Вправляет скользкие кишки на место, сжимает пальцами пенис у основания, прикладывает скальпель. Яички поджимаются, Маюри не может удержать мочу, и она льет желтой струей на белый кафельный пол. Страх скатывается между ног, ударяет в голову. Маюри трясет головой, мелко-мелко, но ничего не может сделать — скальпель врезается в мягкую плоть.
— Маюри-сама!
Маюри дергается и оскальзывается на кафеле, едва не падает. В дверях душевой стоит голая Нему.
— Я ждала вас в спальне два часа, но вас не было, — монотонным голосом говорит она.
Маюри никак не может прийти в себя, смотрит на Нему, потом на свой пенис. Все на месте, живот гладкий, только желтая вода стекает в отверстие слива.
* * *
Голос главнокомандующего скользит мимо его ушей, слова проходят мимо сознания. Маюри ловит взгляд Уноханы, взгляд синих, ясных глаз, острый, как скальпель. Она хочет знать о нем все, хочет знать, как он устроен.
Когда собрание заканчивается, он ждет, чтобы вышли все. А сам направляется следом за Уноханой. Ее спина, затылок говорят больше, чем слова. Она обязательно узнает.
Когда-нибудь она доберется до его сердца.
Название: Игры памяти
Автор: Umbridge
Бета: answeraquestion
Фэндом: Bleach
Размер: мини, 2 296 слов
Пейринг/Персонажи: Маюри/Унохана, побочный пейринг Кучики Бьякуя/Кучики Хисана, Акон, Ханатаро и Исане
Категория: гет
Жанр: АU\ретеллинг
Рейтинг: PG-13
Саммари: После аварии аспирантка доктора Куроцучи оказалась в критическом состоянии
Дисклеймер: все принадлежит Кубо Тайто
Примечания: Фанфик был написан на Битва Пейрингов за команду 12/04
Состояние: Закончен
![Читать Читать](http://static.diary.ru/userdir/1/3/3/3/133349/77035889.jpg)
Через прозрачную стену палаты отделения реанимации и интенсивной терапии токийской больницы Санно Маюри видел, как Кучики что-то объяснял Акону. Медленно, четко, давил, и давление чувствовалось даже отсюда. Еще бы — если подумать, тот был куда ниже по рангу, врач-диагност против заведующего отделением онкологии и члена правления. Но, несмотря на разницу статусов, Акон не поддавался — главный врач Унохана Рецу поддерживала его. Рецу… Маюри задержал на ней взгляд, невольно поймал в кадр темные аккуратно уложенные волосы, синие глаза. Она раздражала, но все еще притягивала его.
На кровати, опутанная проводами, лежала Хисана. Маюри посмотрел на нее без жалости, в который раз с любопытством спросил себя: что же он видел перед аварией? А он знал точно — увиденное могло помочь ему поставить диагноз. Спасти Кучики Хисану, единственную свою аспирантку, в ком он признавал наличие таланта, или окончательно похоронить. Неважно. Интересен сам факт.
Маюри открыл дверь палаты и вошел. Поймав взглядом движение рук тупой дылды Исане, он скривился:
— Эй ты, пошла отсюда.
Та хотела возразить, но он раздраженно замахал рукой:
— Пошла вон. Либо ты справишься с эмоциями, либо ты — не врач, пиши заявление. Пошла, я сказал!
Исане, едва сдерживая слезы, поспешила к выходу. «Слабонервная дура», — подумал Маюри. Да, все они работали вместе с Кучики Хисаной и ее мужем, да для всех она была не просто пациентом, но и коллегой. Но дьявол ее подери, Хисану никто даже не любил. Ну, может, только Акон.
— Что скажешь? — спросил его Маюри, кивая на лежавшую на кровати женщину.
— Ангиограмма ничего не дала, тест на токсины тоже, — отозвался Акон, не глядя на Кучики.
— И это все, что ты узнал? Отрицательные тесты? Так я тебе без тестов мог сказать, что она не наркоманка! — проговорил тот, едва сдерживаясь.
— Нам надо согреть ее, чтобы сделать томографию, доктор Кучики, — тихо предложил Ханатаро.
— Нет. Вы убьете ее мозг или сердце, — Кучики встал со стула у кровати жены и теперь прошел к большому окну в коридор. Его всегда бесстрастное, красивое лицо сейчас будто поплыло. Брови съехались у переносицы, губы дергались.
— Мы можем протестировать сердце, не запуская: вскройте грудную клетку, засуньте палец в легочную вену, просуньте его сквозь клапан, — провожая его взглядом, предложил Маюри.
— У нее отказала печень. Вы видели ее глаза? Если мы ее отогреем, то сможем точно выяснить, что это за инфекция.
Акон был прав, Маюри прекрасно понимал это, но, с другой стороны, чувствовал шестым чувством — инфекция тут ни при чем. И Хисана во сне пыталась намекнуть ему на это.
— Выясним и убьем! — Кучики развернулся. Никогда еще Маюри не видел его таким.
Акон раздраженно покачал головой:
— Я знаю — ты любишь ее, боишься, что она умрет. Но замораживая сильнее, ты только тратишь время, ничем ей не помогая…
Маюри перебил его:
— Сделайте, как говорит Кучики, залейте ее легкие раствором.
Кучики вздрогнул и посмотрел на него, как будто не ждал поддержки и вдруг получил ее.
— Заморозить, — повторил Маюри и вышел из палаты. В последние дни ему часто снилась Хисана. Она пыталась о чем-то сказать, но он не понимал.
Маюри вошел в свой кабинет, зажег настольную лампу. Ее свет вырывал из полумрака обложки историй болезни, белые листы блокнота, следы чашек на столешнице. Маюри потер виски. Какого черта он забыл?
— Опять сидите в темноте, доктор Куроцучи? — спросила она, шлепая голыми ступнями по плитке пола. На ней была только больничная рубашка с завязками на спине. В венах все еще торчали катетеры.
— Хисана, сделай милость, не заявляйся ко мне, когда я сплю, — фыркнул он, убирая пальцы от лица. — Говори, говори, раз пришла, не стой.
— Вы нервничаете, не надо, вам это вредно, — Хисана улыбнулась. Темные спутанные волосы упали на глаза, и она осторожно убрала их посиневшей от уколов рукой. — Завязки развязались, помогите завязать.
Она была почти у стола, Маюри с брезгливым любопытством ждал, когда Хисана подойдет ближе.
— В чем дело? Ты что-то хочешь показать мне? — поинтересовался он, когда она замерла рядом.
Хисана кивнула все с той же дебильной улыбочкой:
— Завязки, на спине. Посмотрите, доктор Куроцучи, — и повернулась к нему спиной. Маюри сначала увидел чертовы веревочки, про которые она все твердила, и только потом разобрал — сыпь. Вот на что Хисана заставляла его посмотреть. Сыпь.
— Маюри… — голос Рецу вырвал его из забытья. Он снова уснул за рабочим столом. Шея затекла. Маюри потер ее ладонью, глядя исподлобья:
— Рецу…
— Ты разговаривал во сне, — она подошла, села рядом на стул, положила руку на его руку. Он отдернул пальцы, невольно подчиняясь ощущениям, пришедшим во сне, неприятно раздраженный, что ее прикосновение вызывает горячую тяжесть внизу живота.
— У Хисаны сыпь на спине, проверь, — буркнул он, не глядя на Рецу. Та улыбнулась:
— Хорошо. Ты видел это во сне?
Маюри кивнул.
— Да, — нехотя признался он, но потом резко добавил. — Если говорю, значит, так оно и есть, женщина! Проверь — это может быть паразит.
— Может… А может и не быть… Маюри, я хочу попросить тебя кое о чем.
Маюри наконец посмотрел на нее. Ее гладкое белое лицо, спокойные синие глаза были так близко. И губы. Он точно знал, какие они, когда касаешься их губами, какие, когда трогаешь пальцами.
— Попробуй, но не обещаю, что выполню просьбу.
Рецу пригладила выбившиеся из прически волосы. Она заплетала длинную косу, тяжелую, не тугую, и закручивала ее в пучок на затылке. Но длинные пряди челки все равно вырывались и падали на лицо.
Ее голос обволакивал его, Маюри будто барахтался в паутине, не имея возможности выбраться. Она могла сейчас пожелать чего угодно, и он бы сделал, и возненавидел себя за это.
— Сделай себе глубокую стимуляцию мозга.
Слова Рецу прозвучали, Маюри мог только саркастически ухмыляться:
— Позволить вогнать штырь в череп, прошить мозг электрическим разрядом? Рецу, это безопасно для моей жизни, правда? И ты это гарантируешь?
Рецу медленно покачала головой. Он злился на нее, но не мог не смотреть украдкой на ее груди, обтянутые тканью пуловера. «Это всего лишь плоть», — твердил он, но когда она положила руку поверх его руки, сладостное и одновременно тяжелое чувство снова заставило его отстраниться.
— Нет, не гарантирую.
— Я могу умереть, — почти зло выплюнул он.
— Да.
— Моя жизнь в обмен на жизнь Кучики?
Рецу кивнула. Медленно, но уверенно, без тени колебаний, как будто знала, что это его не остановит.
— Нет. Передай Акону проверить паразитов, — бросил он, поворачиваясь к записям. Рецу встала — он слышал, как скрипнул стул, как стукнули о пол каблуки ее туфель.
— Зайди к нему, он еще в палате, — мягко попросила она, но это была не просьба — приказ. Он слишком хорошо знал эти тягучие интонации в ее голосе. Унохана Рецу поставила его на место.
В палате, кроме Акона, оставались еще Ханатаро и Кучики. Из коридора было слышно, как Кучики орет на Акона. Когда Маюри вошел, Кучики развернулся к нему.
— Они размораживают ее! — отчеканил Кучики, едва не хватая его за грудки. Маюри поморщился. Значит, Рецу подсуетилась, опередила его, дала добро.
— Да, чтобы проверить, работают ли антибиотики, — он взглянул на датчики. Температура уже повысилась до двадцати шести градусов, пульс участился, мозговая активность упала.
— Не смейте ее размораживать! Вы не уверены в диагнозе, и если ошиблись — то, что в ней, что бы это ни было, сделает ей только хуже! Вы этого хотите?! — он бросился к постели и опустился на край, пристально глядя на экраны.
— Но это же бред, Бьякуя, как мы проверим, сработали антибиотики или нет, не разморозив? А если мы так ничего у нее не найдем? Если анализ будет неточным? — возразил Акон. Ханатаро не лез, стоял в сторонке, набирал лекарство в шприц.
— Нет! — крик Кучики заставил Маюри вздрогнуть. Крик. Настоящий вопль, от которого кровь стыла в жилах. — Не смейте! Хисана, Хисана, ты меня слышишь? — Бьякуя метнулся к ней, зашептал ей на ухо, а потом ткнул в экран. — Видите? Теперь это пошло ей в мозг!
Маюри посмотрел на него. Нет, ему не было жалко богатенького Кучики, который непонятно для чего пошел в доктора. Ему было жаль опытный образец — его жену. Ее в данный момент пожирало нечто неведомое. И надо было остановить процесс, пока есть, что исследовать. Маюри подошел к столу, одним движением перевернул Хисану на бок. Сыпь покрывала всю ее спину, что можно было разглядеть между полами халата.
— Заморозьте ее снова, быстро, — процедил он. Акон поднял на него глаза.
— Вам не мешало бы поспать, — Акон всегда разговаривал, как оператор мобильной службы, без интонаций, ровно, но это скорее нравилось Маюри, если ему вообще хоть что-то в людях могло нравиться.
— К черту сон, о чем ты вообще? Заморозить ее, возможно, это паразит! — он махнул рукой в сторону постели, а сам вышел, злясь на себя. Сейчас, увидев, как рванули вверх показания датчиков, он впервые счел предложение Рецу возможным.
Понять, почему органы Хисаны отказывают один за другим. Понять, значит ли что-то ее насморк. Понять все. Спасти или дать умереть. Маюри сам не понял, как оказался у кабинета Рецу. Он взглянул на табличку, потом медленно повернул ручку.
Рецу сидела на своем обычном месте.
— Все в порядке? — спросила она, мгновенно навешивая на лицо улыбку. Но он мог поспорить, что она хмурилась секунду назад.
— Нет, не в порядке, — он оглядел комнату, подумал в который раз, что тут слишком много лишних предметов. — Сыпь действительно была, но я теперь не уверен, что это паразит.
Он сделал несколько шагов и остановился у шкафа с книгами. Анатомия, психология. Всякое дерьмо. Ему не нужны книги, он может написать свои.
— Что ты предпринял?
Маюри ухмыльнулся:
— Велел проверить сердце. Не размораживая.
Рецу подняла брови, но Маюри не дал ей сказать:
— Мозг поражен.
Рецу развела руками:
— Ты знаешь выход. Не ради нее, а ради эксперимента. Ради знания — ты же хочешь понять.
Оставалось только молча уйти, потому что Маюри слишком хорошо знал, что она права. Он резко отвернулся от шкафа и покинул кабинет. В коридорах госпиталя тускло горели лампы. В голубоватом свете все вокруг казалось нереальным и чужим. Маюри дошел до ординаторской и сел на софу.
— Вам надо отдохнуть, — Хисана снова говорила с ним. Маюри огляделся — она сидела рядом, в руке зажимая платок. — Вы выглядите уставшим.
— Почему ты опять здесь? — спросил ее Маюри, но вместо ответа Хисана чихнула:
— У меня был грипп. Ничего особенного — сезонное заболевание. Приходилось переживать на ногах.
— Черт, это мне зачем? — он нахмурился, внимательно посмотрел на нее, потом отобрал платок, проверить состояние мокроты. Нет. Ничего особенного. Была бы кровь, он бы мог диагностировать паразита, но так…
— Что, черт возьми, случилось в автобусе? — протянул он и проснулся.
Рядом никого не было. Он лежал на софе, один, полностью одетый. Сна не было ни в одном глазу. И он был уверен — ни паразит, ни грипп тут ни при чем.
— Я согласен, — проговорил он вслух, хотя никто его не слышал, — ради эксперимента. Только ради эксперимента.
Кресло опустили, сжимая голову Маюри металлическими зажимами. Он смотрел вперед, слушал рядом дыхание Кучики. Даже не поворачиваясь, Маюри знал — тот стоит, опустив руки, и смотрит на него. Ему нужны ответы. Он думает, что они спасут его жену. Маюри ухмыльнулся.
— Готово, — Акон закончил раздвигать кости черепа. Готовился пропустить электричество через его мозг. Зажечь немного света в его памяти.
— Давай, начинай, — велел ему Маюри. Кучики все дышал, не произнося ни слова.
— Постарайся, Кучики, сделать все так, чтобы я не сдох, — процедил Маюри, тараща глаза. Он бы хотел сейчас увидеть Рецу.
В этот момент небольшой разряд тока прошел через его мозг. Это было похоже на обморок, на прыжок Алисы в кроличью нору. Темнота, и сразу за ней — свет. И воспоминания.
Вот Хисана входит в бар с сумкой через плечо:
— Бьякуя просил привести вас в больницу, срочно, — ее голос едва доходит до его сознания.
Маюри отмахивается, кричит:
— Давай сильнее, плохо слышно!
— Опасно, — невозмутимо отвечает Акон из того мира, что остался по другую сторону мозга.
— А я говорю — прибавь! — настаивает Маюри, и Акон сдается. Разряд, встряска, и теперь все слышно хорошо.
— На кой черт?— бросает Маюри Хисане и заказывает еще виски. Хисана терпеливо ждет, пока ему принесут, пока он выпьет, затем расплачивается:
— Пожалуйста, вы нужны ему срочно.
Маюри отмахивается:
— Да оставите вы меня в покое?
Хисана улыбается:
— Поедем на автобусе, хорошо? Я не умею водить, вы пьяны, а такси долго ждать.
Маюри смеется. Его смех ядовитый и резкий, неприятный смех, но приятному смеху тут не место. Он с трудом поднимается, шрамы за ухом ноют, когда он выходит на улицу. Хисана выходит следом, аккуратно прикрывая дверь.
— Что происходит? Что она говорит? — Маюри слышит голос Кучики. Тот возникает и сам, идет рядом к остановке, прямо в больничном халате.
Автобус подкатывает сразу, можно садиться. Хисана забирается первой, он — после, Кучики тоже оказывается в машине, сидит на кресле через проход.
— Ну что, черт побери, у вас стряслось?
— Срочный случай, вы нужны нам, — говорит она, потом чихает. Прижимает к лицу платок.
— Ты приехала заразить меня чем-нибудь? Грипп? — недовольно спрашивает он.
— Она больна? Что с ней? Что ты видишь? — спрашивает Кучики, прямо сидя в кресле. Он старается сохранять видимость невозмутимости, и его вопросы звучат почти грубо.
— Простите, — Хисана достает из кармана… Маюри поворачивается к ней всем телом. В руке у нее противовирусные таблетки.
— Таблетки? — голос Кучики срывается на крик. — Какие? В этом дело, да? Что за таблетки?
— Помогают, — Хисана улыбается и глотает. Вопль Маюри — «Не пей!» — повисает в пространстве.
— Что это? Простуда? — спрашивает Кучики. Маюри медленно качает головой. Он почти видит, как таблетки проходят пищевод.
— Это лекарство от простуды. Она закинулась амантадином. Авария лишила ее почек, и ее тело не смогло отфильтровать препарат. Потому отказало сердце.
Лицо Кучики на мгновение проясняется:
— Мы просто проведем диализ и выведем его из организма…
Маюри молчит.
— Что? Что не так? — в глазах Кучики снова — паника. Ужас.
— Амантадин связывает протеины, диализ не поможет. Мне жаль.
Кучики выпрямляется в кресле. Маюри смотрит на него — пустой взгляд, пустое лицо.
— Значит, она умрет.
Маюри кивает. Таблетки падают в желудок.
— Все будет хорошо, — голос Хисаны заставляет его обернуться и в этот момент…
Происходит авария.
* * *
Рецу прижала его руку к губам, потом взглянула на Бьякую.
— Разморозь ее, ты должен с ней проститься.
Кучики не смотрел на нее, не смотрел на Маюри, чья рука безжизненно лежала в ее руках — кома, мозговое кровотечение. В его глазах застыли слезы.
— Это жестоко — разбудить ее, чтобы сказать, что она умрет, — хрипло выговорил он наконец.
Рецу кивнула:
— Но все равно — попрощайся. Она бы хотела еще раз увидеть тебя.
И когда Кучики ушел, повернулась к Маюри, растянутому на больничной койке. Поцеловала его пальцы.
— На этот раз с тобой все обойдется, — проговорила она, поджимая ноги, сворачиваясь клубком в кожаном казенном кресле. — Ты очнешься и поцелуешь меня. Наконец-то.
@темы: творчество, R - NC-17, мини, G - PG-13, фесты, Кучики Бьякуя, гет, Унохана Рецу, Кучики Хисана, Bleach, Куроцучи Маюри
У меня с Аушками какой то треш случился Надо переосмыслить подход к ним
Я-то лично и в целом АУшки как-то не очень люблю читать)