Миники с ФБ-2012

[Доктор Амбридж]

Название: Семь дней
Автор:  Umbridge
Бета:  Becky Thatcher,  Emberstone
Фэндом: Bleach
Размер: мини, 3 373 слова
Пейринг/Персонажи: Урахара Киске / Шихоин Йоруичи
Категория: гет
Жанр: PWP, ангст, романс
Рейтинг: от NC-17(кинк!) до NC-21
Дисклеймер: на не мое, да и ни к чему мне
Краткое содержание: Последние дни перед изгнанием Урахара и Йоруичи провели с пользой
Предупреждение: связывание, удушение, секс в общественных местах, мельком — кинк на жару, на молчание, неподвижный партнер, подглядывание

Она тряхнула растрепанными волосами, подошла совсем близко. От нее одуряюще пахло чем-то сладким, бедра в вырезах хакама поблескивали от пота, нитки чисто символического белья врезались в кожу. Урахара закрепил опытный образец в держателе штатива, стараясь не отвлекаться, но не мог не отмечать невольно боковым зрением, как напрягаются мышцы на ее плечах, как торчат под тканью косоде соски.

— Киске, хватит! — пара быстрых движений, и она откатила его стул от стола и встала между ним и распорками штатива. Урахара удрученно развел руками.

— Йоруичи-сан, из-за вас я все время не высыпаюсь, приходится работать ночью, — пожаловался он. Йоруичи только громко фыркнула:

— Чушь! Ты сам виноват, что не умеешь распределять время! — и, широко разведя бедра, уселась к нему на колени. Теперь ему некуда было деваться, ее лицо было совсем близко. Йоруичи словно невзначай задела пальцами пенис, устраиваясь поудобней. Потом перехватила за запястья и прижала ладони к торчавшим соскам. — Это важнее исследований, Киске!

Он вздохнул, изображая из себя мученика, хотя его собственное тело отчего-то с ним спорило. Она отпустила его руки и снова погладила член через ткань хакама, теперь уже нарочно:

— По-прежнему будешь доказывать, что не заинтересован?

Урахара с неохотой убрал руки от ее груди и поднял вверх, показывая, что сдается.

— Хорошо, Йоруичи-сан, ваша взяла. Но имейте в виду — я сопротивлялся.

Она снова громко фыркнула, затем спрыгнула с колен и схватила металлический судок, куда Урахара складывал использованные скальпели, затем грохнула его на стол.

— Я решила разнообразить нашу жизнь, потому что ты в последнее время стал очень скучным, — рявкнула она, выхватив из рукава хаори листок бумаги и разорвав его на семь частей. Точно, на семь. — Четыре тебе, три мне. Пиши! — она собрала в горсть его часть и передвинула по столу поближе к нему.

— Что надо писать? Формулы? Ребусы? Это у нас что такое — фанты? — улыбнулся Урахара. Ее внезапное появление и предложение ненадолго отвлекли его от невеселых мыслей об исчезновениях в Руконгае.

— Пиши, какие самые грязные извращения мы с тобой еще не пробовали. Одно на одной бумажке. Вперед! И не надо прикидываться придурком, — Йоруичи вытянула шариковую ручку, подаренную ему Шинджи, из стаканчика и начала писать. Ее пальцы двигались очень быстро, а тугая грудь чуть не выпадала из выреза косоде.

— Хватит пялиться! Пиши! — прикрикнула она, и Урахара подчинился. Когда она дописала, он взял ручку и, подумав немного, написал, чего хочет. Йоруичи ссыпала бумажки в судок.

— Будем брать по одной в день, семь дней, — пояснила она, быстро скидывая хаори и развязывая оби. — Ты начинаешь, завтра.

Хакама упали на пол, и Урахара успел поймать взглядом обтянутые минималистичным бельишком крупные половые губы. Это возбуждало невероятно, лучше были лишь тонкие штанишки, в которых она тренировалась. Тогда он мог видеть все в деталях.

Йоруичи стянула белье и, опустившись на колени, устроилась между его бедер.

— Ну а сегодня — стандартный вариант, — проговорила она, словно речь шла о методе исследования.


* * *


Просыпаясь, он всегда знал, осталась она с ним или сбежала. Йоруичи спала так бурно, что ему совсем не оставалось места. Урахара откинул одеяло и сел, чтобы посмотреть на нее. Йоруичи широко раскинула ноги, уткнулась щекой в ладони. Урахара опустил взгляд между ее бедер. «Чертов «красный цветок»», — подумал он с улыбкой, потрогав пальцами ее губы и влажную щель. Внутри она была горячей и мокрой. Он вытащил пальцы, затем, вдруг вспомнив про вчерашний уговор, встал и подошел к металлическому судку. Тот размещался на столике, и на его боку весело блестело утреннее солнце. Урахара вытащил один листок, прочитал: «Связывание».

Он взглянул на Йоруичи. Она все еще спала в той же позе.

— Отличная возможность, — пробормотал Урахара себе под нос, а потом вытянул руку, направляя пальцы на ее разведенные ноги. Тугие путы кидо оплели вялое со сна тело, Йоруичи выругалась, попыталась пошевелиться.

— Киске, ты идиот! — пробурчала она в футон. Урахара засмеялся.

— Я знаю, что при желании ты можешь разрушить мою цепь связывания, — проговорил он, подходя. — Но так как фанты придумала сама…

— Не так уж легко разрушить твое кидо, Киске, не корчи из себя скромника, — выдохнула она, глядя на него из-под волос, закрывавших лицо. Урахара опустился рядом, рывком согнул ее ноги, прижал к животу. Теперь она сидела на коленях, которые были плотно прижаты животу, грудь, лицо вжаты в простыни, руки привязаны к бокам. Урахара взглянул на нее сзади, оттуда отлично просматривался ее «красный цветок»: чуть вывернутые налитые кровью половые губы, клитор, вход во влагалище. А чуть выше — темное отверстие анального прохода. Нигде ни единого волоска, даже лобок — чистый как у девочки. Урахара подсел поближе, потер ее между ягодиц, погладил губы. Йоруичи застонала громко, не сдерживаясь. Он любил, когда она шумела, и всегда удивлялся — логичная, четкая, совершенно рациональная, даже резкая во всем, что касалось работы и быта, в делах постельных она имела талант совершенно отключать голову, чего он не умел категорически, изучая и описывая ее обнаженное тело научными терминами, и это ее бесило. Но и заводило. По крайней мере, ему хотелось так думать.

Урахара облизал пальцы, на языке остался солоноватый привкус ее смазки.

— Чудесно, Йоруичи-сан, теперь вы не помешаете мне работать, — с деланной беззаботностью проговорил он и сел за столик, достал бумаги с расчетами. Йоруичи выругалась.

— Ничего, завтра мой день… я тебе покажу, — проговорила она.

— Жду с нетерпением, — ответил Урахара и принялся писать, время от времени поглядывая на нее и как бы случайно касаясь затвердевшего пениса. Спустя несколько минут он отложил бумаги и снова сел у ее ног.

— Ну вот, кое-что я все таки сделал, — ухмыльнулся он и наклонился к ее влажной щели, потрогал языком, пососал, полизал. Йоруичи застонала, но оставалась совершенно неподвижной.

— Садист. У меня все тело затекло, — прошипела она, и Урахара с восторгом уловил в ее тоне надменные нотки. Он перевернул ее на спину, используя простую формулу кидо, и теперь ноги прямо лежали на футоне.

— Так удобно? — спросил Урахара заботливо. Он сжал ее соски, провел пальцами по груди и животу, по гладкому лобку к приоткрытым губам, между ними, лаская, размазывая смазку, погладил бедра. Иногда ему казалось, что ласки – часть забавного научного эксперимента — минзурки, колбы, расширители, четкая последовательность действий.

Йоруичи кусала губы, постанывала, зажмурившись, шептала проклятья.

— Киске, ты больной, ты знаешь, ты совершенно больной.

Он легко рассмеялся:

— Ну что вы, Йоруичи-сан, я совершенно нормален, ну разве что вы сводите меня с ума…

— Нет! Между тобой и твоим маньяком Маюри не велика разница, — бросила она и снова застонала, когда он потер пальцами ее клитор.

Она была права, как в большинстве случаев. Урахара немного ослабил путы на ногах, еще поласкал между бедер, не давая ей потереть ими друг о друга, а потом лег сверху и вошел, чуть-чуть разведя ее ноги.

Йоруичи мотнула головой.

— Вот сейчас… Киске, имей в виду… нет-нет! — закричала она, когда Урахара выскользнул, но тут же снова вошел, и Йоруичи застонала. Полная неподвижность ставила ее удовольствие в зависимость от его прихоти: Урахара мог продолжать, а мог снова засесть за бумаги. Это возбуждало и его, но кажется в большей степени ее саму, потому что тело Йоруичи дрожало под ним, мышцы напрягались, и Урахара чувствовал головкой пульсацию внутри — Йоруичи хотела кончить.

Урахара снова выскользнул, закрыл губами ее рот, когда она снова закричала, стиснул налитые соски. Он получал удовольствие от ее муки, и более всего от того, что не думал сейчас ни о чем. Ни об исчезновениях, ни об Айзене Соуске, ни о хогиоку….

Оставив ее грудь, Урахара опять вошел и теперь уже не тянул, двигался ритмично и жестко, как любила Йоруичи. До упора. Йоруичи дрожала, он чувствовал, как мелко вибрировали ее живот и лобок, а потом — как она кончает, кончает всем телом. Он держал ее голову и смотрел в ее лицо, когда Йоруичи корчилась и пыталась хоть как-то податься вперед.


* * *


Все шло не так, как он планировал. Тревога разливалась в воздухе — Урахара физически ощущал напряжение. Он обдумывал запасной вариант, если все выйдет из-под контроля. «Что же еще? Что я упускаю?» — думал он, шагая по террасе к своей комнате, когда Йоруичи вдруг материализовалась на перилах, словно из воздуха.

— Киске, сегодня второй день, я достала свой фант, — заявила она, спрыгивая перед ним на доски. Урахара с трудом вспомнил, о чем идет речь.

— Ах это! Вам все еще не наскучило… — он улыбнулся, впервые за день. Йоруичи была так опьяняюще прекрасна. Стоя близко к ней, Урахара заметил вдруг, что вечер очень теплый и тихий, что воздух напоен сладкими запахами осени, каждый из которых он мог бы вычленить: хризантемы, астры, палая листва, и что оранжевое солнце заливает террасу, сверкает в лакированных перилах, в еще зеленой траве внизу, искрится в хвое.

— У тебя слишком напряженное лицо, Киске, — складывая руки на груди, проговорила она. Хмурая, обеспокоенная. А через секунду уже снова ухмылялась:

— Идем, не стой столбом!

Несмотря на дела, на внутреннюю тревогу, он не мог ее не послушаться. Они прошли вместе — она впереди, он за ней — по галерее к его комнате. Внутри было прохладно, но Урахара сразу согрелся, когда Йоруичи скинула хаори и быстро освободилась от косоде и хакама. Она всегда раздевалась молниеносно. Секунду назад была одета — и вот уже стоит посреди спальни совершенно голая, только ленточка на шее.

— Так и будешь смотреть? Или разденешься? Есть такое извращение, когда полностью одетый партнер ласкает голого, но сегодня у нас в меню другое. Ну, Киске, не спи! — покачивая бедрами, она подплыла к нему и треснула по затылку. В ответ Урахара схватил ее и поцеловал.

— Эй, эй! — Йоруичи вырвалась, впрочем, только тогда, когда он сам перестал ласкать языком ее язык. — Раздевайся!

А затем задрала руки и сняла с шеи ленточку, перемотанную в несколько оборотов. Урахара успел спросить себя — зачем она это делает, — ловя взглядом идеальные сероватые впадины ее подмышек, абсолютно гладкие, как и все ее тело.

Как только лента оказалась в руках Йоруичи, Урахара вспомнил, что так и стоит одетый по всей форме. Он принялся торопливо сдирать с себя одежду, подогреваемый любопытством и еще видом, которым баловала его Йоруичи, устроившись на футоне и широко разведя ноги. Если бы ему было позволено просто смотреть на ее совершенные гениталии, он бы уже был счастлив. Ничего слишком, все ровно так, как должно быть.

Голый, он лег рядом, не решаясь взгромоздиться на нее. Ведь все, что тут происходило, происходило ради какой-то игры. Он даже догадывался — какой. И оказался прав. Как всегда.

Йоруичи повалила его на спину, оседлала бедра, приподнявшись на коленях, ловким движением направила в себя головку его члена, уже прижатого к самому животу. Урахара тоже был совсем безволосым, и Йоруичи это нравилось. Она всегда говорила, что не любит вытаскивать изо рта кудрявые волосы особо мохнатых мужиков.

Его пенис скользнул в нее, в ее жар, вызывая пульсацию гладкой мускулатуры. Йоруичи подвигала бедрами, потерлась клитором о его лобок.

— Приподнимись, — приказала она, замирая. Урахара подчинился, приподнял голову. Йоруичи наклонилась, прижимаясь сосками к его лицу, (он мог ловить их губами — сначала один, затем другой), и просунула ленточку ему под шею, так что кончики остались с обеих сторон.

— Это называется эротическое удушение… — Йоруичи выпрямилась и ухмыльнулась, снова прижимаясь к его лобку, так что Урахаре стало немного больно. — Твоя жизнь будет полностью в моей власти, Киске. Ты мне доверяешь?

— Абсолютно, Йоруичи-сан! Можете меня придушить, это будет сладчайшая смерть, какую можно желать, — изображая серьезность, признался он. Урахаре хотелось, чтобы она просто поднималась и опускалась, чтобы кончила и дала кончить ему, но, с другой стороны, ужасно любопытно было проверить — действительно ли асфиксия вызывает такое возбуждение, как он неоднократно читал.

Йоруичи соединила концы ленточки крест-накрест, сжала их в пальцах, но пока не стянула, а начала двигаться, вперед-назад, вверх-вниз. Грудь покачивалась при каждом движении, на шее пульсировала яремная вена. Выпуклая и солоноватая на вкус.

Через несколько бесконечно длинных минут Урахара начал поднимать бедра, помогая Йоруичи. Возбуждение росло, подбираясь к точке невозврата, и в этот момент Йоруичи со всей силы потянула за концы ленты. Урахара распахнул глаза. Схватился за ее руки, пытаясь прекратить. Вдохнуть не получалось, лента крепко пережимала дыхательное горло. «Вот как оно бывает», — отстраненно решил он. В груди мгновенно стало тесно, в голове — пусто, жар хлынул в пах, заставляя содрогнуться. Тут Йоруичи ослабила ленту, и Урахара судорожно вдохнул.

Йоруичи же продолжила покачиваться, жадно вглядываясь в его лицо. Ее зрачки расширились, внутри она взмокла так, что он едва чувствовал трение.

— Йоруичи-сан… — начал он.

— Молчи, Киске, — прошипела Йоруичи, и снова дернула ленту. Он снова задохнулся, член, словно тоже затянутый лентой, дернулся. Голова закружилась. Урахара вцепился пальцами в ленточку, пытаясь вдохнуть, широко открыл рот. И тут же получил свободу. Он глотал воздух, цепляясь за запястья Йоруичи, которая опять замерла. А потом начала скакать на нем еще неистовее, чем минуту назад. Ее смазка покрывала его лобок, клитор налился и торчал, и Йоруичи стонала каждый раз, когда прижималась к его животу. Она наклонилась к нему, почти касаясь сосками его сосков, дергала бедрами быстрее и быстрее. И когда он зажмурился, чувствуя неминуемое приближение оргазма, ощущая, как она сжимает его изнутри, Йоруичи снова затянула ленту. В этот раз она словно потеряла контроль. Урахара дергался, пытаясь сбросить ее, и только когда почти потерял сознание, она как будто очнулась. Концы ленты выскользнули из ее пальцев, Йоруичи выгнулась, вжимаясь в его бедра, выкручивая свои темные, шоколадные соски.

Урахара сквозь туман вожделения и боли наблюдал за ней и думал, что Йоруичи восхитительна, когда кончает. Когда обрушивается на него, когда просит «быстрее, быстрее». Она спрыгнула на футон, встала на четвереньки, подставляя раскрытое, мокрое влагалище.

— Давай!

И он послушался, взял ее сзади, и тут уже двигался так, как хотел — резко, до предела. Йоруичи кричала. Второй раз она всегда испытывала оргазм на четырех точках, упираясь локтями, а не ладонями, утыкаясь лбом в стиснутые пальцы.

Когда все закончилось, Йоруичи вывернулась, встала, вытерлась влажным полотенцем.

— Следующий фант — твой, — небрежно бросила она, накидывая косоде. Урахара лег на футон и оттуда следил, как она одевается.

— Хорошо. Завтра.

— Завтра, — они посмотрели друг другу в глаза. На секунду Урахаре показалось, что Йоруичи заглянула ему в голову, прочла его мысли, всю тревогу, страх не успеть, предчувствие, что вот-вот случится нечто непоправимое.

— Больше уверенности, Киске, — Йоруичи подмигнула ему и, сунув руки в рукава хаори, вышла из комнаты, оставив одного.


* * *


В следующие три дня они разыграли три фанта. Два ему, один ей. В первый день из трех Урахаре досталась бумажка с надписью: равнодушный партнер. Он вытащил фант вечером, потому что просидел в лаборатории до сумерек, пытаясь доработать гигаи и разобраться в колебаниях реяцу.

Йоруичи зашла к нему, когда совсем стемнело. Фант ей понравился сразу. Она улеглась на футон и не двигалась, пока Урахара пытался заставить ее нарушить правила игры. Он раздел ее, ласкал, вылизывал между ног, целовал шею. Она возбудилась очень быстро, балансировала на грани оргазма, но не вышла из образа до самого конца, пока Урахара не перевернул ее на живот и укусил за загривок.

Тогда Йоруичи сдалась.

Второй день из трех достался ей. На бумажке он собственной рукой вывел: Жара. Перед обедом, когда все были заняты на службе, они отправились в горячие источники. Йоруичи сошла в воду, как всегда совершенно обнаженная. Урахара же положил на бедра полотенце. Они сидели друг против друга, капли пота сползали по коже, Урахара вытирал лицо, улыбался Йоруичи, а та закинула локти на бортик, развалилась, выставив вперед лоснящиеся от пара груди, и время от времени опускала руку в воду.

Урахара видел, что она мастурбирует, и пару раз ловил ее за запястье, когда она уж очень расходилась. Его пенис упирался в плотную ткань отяжелевшего от воды полотенца. Он и сам хотел немного подрочить, но собственной выдержкой подавал хороший пример. Потом Йоруичи вылезла на каменный парапет, попросила сделать массаж. Урахара сел ей на бедра и массировал скользкую от пота спину. Жара кружила голову, он не удержался и слизал солоноватые капли от загривка до копчика. Тогда Йоруичи приказала: «поиметь ее в зад», — велела не кончать, но когда он начал двигаться, не сдержалась и кончила раньше него.

Они возвращались домой, мокрые от жары и утомленные бурной разрядкой. Йоруичи уговорила его зайти к ней в поместье, уговорила его лечь на ее футон, и они обнявшись проспали до темноты. А потом он до рассвета работал в лаборатории, слушая монотонное ворчание Маюри и емкие ответы малявки Акона.

Третий фант из трех обещал им молчание. Они старались объясняться жестами, сидя в лапшичной, куда Урахара заманил Йоруичи. Растолковывали на пальцах, что бы хотели сделать друг с другом. Но из этого ничего не вышло. Когда оба они уже собрались ненадолго уединиться в подсобном помещении лаборатории, по Готею пронеслась общая тревога. Йоруичи спешно накинула хаори и умчалась, а Урахара бросился заканчивать гигай, потому явился на сбор позже других.

— Я должен пойти! Отправьте меня! — кричал он. Его мучил страх за Хиери, не расплывчатый, иррациональный, а острый ужас, ужас человека, который точно знал, что произошло. Главнокомандующий отклонил его просьбу. Раздал указания и выставил оставшихся капитанов прочь, попросив задержаться лишь Йоруичи. Урахара оказался по ту сторону запертой двери, глядя на выведенный черным иероглиф — «Первый». Его трясло от бессильной злобы. Не зная, что предпринять, он вывалился на улицу, в теплую сентябрьскую ночь, побрел сам не понимая куда и очнулся только у главного зала Второго отряда. Он поднялся на галерею, вошел. Зал освещала яркая луна. Ее свет проникал в помещение через раздвинутые седзи. В центре возвышалось кресло капитана. Урахара огляделся, прислушался и твердо решил дождаться Йоруичи. Ему надо было знать, что сказал ей Ямамото. А еще… надеялся получить от нее ответ — что предпринять ему?

— Киске! — ее оклик заставил вздрогнуть и обернуться. Он ожидал чего угодно, но не того, что увидел. В голубом свете луны белая ткань хаори оттеняла глянцевую смуглость гладкого, совершенно обнаженного тела. Когда Йоруичи подошла, Урахара смог рассмотреть черные круги сосков, темно-бурый цветок гениталий.

— Йоруичи-сан! Сейчас не до этого! — закричал он, но она прижалась, обхватила за шею.

— Тебе нужна встряска, чтобы начать соображать, Киске! — прошептала она ему в ухо, сжимая бедрами его бедро. — Предпоследний фант… Давай, и увидишь, что я права.

Он попытался оттолкнуть ее:

— Хиери! Лиза, все! Прекратите, Йоруичи-сан! — но она не отпускала, прижималась грудью, и он ненавидел себя за то, что реагирует, что возбуждение нарастает, что он включается в игру.

— Через несколько минут здесь будет весь отряд, — пробормотала она, развязывая оби, стягивая хакама. — Давай, несколько минут. Осчастливь меня.

— Как вы можете думать о таком сейчас, когда многие, возможно, уже мертвы? — прохрипел он, но Йоруичи рассмеялась ему в лицо.

— Ты тоже можешь, — она мазнула ладонью по головке его пениса, стоявшего почти вертикально, проворно упала на колени и быстро облизала ствол от яичек до отверстия, потом взяла глубоко, в самую глотку, и снова поднялась.

— Времени мало, — повторила она. Урахара с тревогой посмотрел на залитое лунным светом поле, видневшееся через распахнутые перегородки. Чья-то реяцу действительно приближалась.

Йоруичи села в кресло, широко развела колени, провела рукой между бедер, теребя клитор, толкая в себя тонкие пальцы.

— Давай, где твоя решимость, — позвала она.

Урахара повернулся к ней, еще мгновенье разглядывал быстро скользящую кисть, тугие груди, а потом бросился к креслу, встал на колени между ее разведенных ног и резко вошел. Она застонала, так отчаянно и протяжно, словно кошка мартовской ночью. Урахара начал двигаться, а Йоруичи вскрикнула, почти до визга, и повторяла:

— Еще немного, еще немного, ну, ну…

Вдруг он остановился. Реяцу, которую он чувствовал уже давно, сейчас ощущалась совсем близко, за перегородкой левее кресла.

— Киске! — прошипела Йоруичи, лягнув его коленом в бок. — Быстрее! Я почти все!

— Тут кто-то есть, — прошептал он одними губами.

Йоруичи криво ухмыльнулась, а затем ухватилась за его плечи, рывком подтянулась и прошептала в ухо:

— Это Сой Фонг. Я отправляла ее с поручением… Не обращай внимания…

Он хотел возразить, что ему стыдно. Он недоумевал, как она может так невозмутимо выставлять себя напоказ, но Йоруичи снова развалилась в кресле, прижала палец к губам и двинула бедрами.

— У тебя минута, — произнесла она на выдохе. И тогда Урахару будто накрыло. Ощущение присутствия, страх быть обнаруженным подстегивали лучше специальных препаратов. Он начал вбиваться в нее, судорожно поджимая ягодицы. Йоруичи кричала, извивалась, и они кончили одновременно.

Тело еще гудело после оргазма, но он уже вскочил на ноги, подтягивал хакама.

— Йоруичи-сан, спасибо! — бросил он. Йоруичи лишь лениво махнула рукой. Урахара не сказал больше ни слова. Он понял, что должен делать, бросился прочь, услышав за спиной:

— Сой Фонг, выходи, шоу закончилось…


* * *


Возможно, он допустил ошибку, возможно, принятое им решение было поспешным, необдуманным. Возможно, он — виной всему, что случилось с Шинджи и остальными. Он думал об этом, когда они с Йоруичи остались одни в защищенном кидо убежище, окруженные законченными, но пока не обретшими свои души гигаями.

Но еще один вопрос мучил Урахару.

— Почему вы ушли со мной? — спросил он Йоруичи, сидевшую поодаль на плоском камне, Йоруичи, невозмутимо грациозную как обычно.

— Киске, — она тряхнула взлохмаченными волосами и ухмыльнулась. Обтянутые эластичной тканью груди качнулись, и Урахара вдруг понял, что хочет поцеловать ее, что хочет целовать ее всю, с ног до головы, плакать и объясняться во всем подряд.

— Киске, — повторила она. — Остался седьмой фант. Вот он, — с ловкостью фокусника Йоруичи выхватила бумажку из-за ворота. — Я хочу узнать, что там, — она помахала клочком в воздухе.

Урахара несколько секунд ошарашено следил за ее рукой, а потом вдруг рассмеялся. Тяжело, невесело, но рассмеялся. Самое странное, что он даже мог бы поверить, что она говорит правду.

Название: Праздник фейерверков
Автор:  Umbridge
Бета:  Becky Thatcher
Фэндом: Bleach
Размер: мини, 3 289 слов
Пейринг/Персонажи: Абарай Ренджи/Кира Изуру
Категория: слэш
Жанр: PWP, романс
Рейтинг: от NC-17(кинк!) до NC-21
Дисклеймер: на не мое, да и ни к чему мне
Краткое содержание: История одного праздника и одной влюбленности
Предупреждение: отложенный оргазм, кроссдрессинг

Кира с раздражением одернул подол.

— Пояс поправь, — он взглянул на Ренджи, который сидел на татами, поджав ноги, и рассматривал наряд Киры. Дорогой наряд из первосортного шелка, принадлежавший когда-то прабабушке, знатной даме.

— Абарай-кун! Ты меня слышишь? — снова позвал его Кира. — Проверь, чтобы шов был строго посередине!

Ренджи дернулся, словно проснулся, и, поспешно поднявшись, занялся поясом, который все никак не ложился ровно. Они уже несколько раз пытались справиться с оби, перевязывали и перематывали его, листали добытые у Хинамори-кун журналы, в которых подробно и поэтапно указывалось, как завязывать красивый бант на спине.

Ренджи обнимал Киру, перетягивая пояс, дышал в затылок, касался носом холки, и как Кира ни пытался отвлечься, возбуждал его до слабости в коленях.

Кира смотрел через приоткрытые седзи на террасу, по которой мимо его комнаты проходили разряженные по случаю праздника студенты. Пальцы Ренджи дергали плотный шелк оби, костяшки упирались в позвоночник, дыхание шевелило волоски на шее. Кира повел плечами — жар прошел по спине, болезненной тяжестью скапливаясь в паху. Голова закружилась.

— Больно? — тут же спросил Ренджи.

— Да нет, — раздосадовано отозвался Кира, возбуждение отхлынуло, и виски сдавило. — Все уже?

— Да. Вот теперь отлично вышло. Ровно, — Кира взглянул на друга через плечо. Тот улыбался, с гордостью рассматривая аккуратно подвязанный пояс. — Отличный бант, все как надо.

Кира тоже улыбнулся. Голова постепенно проходила, и хорошее настроение возвращалось. Он выдернул крупный пион из стоявшей на столике икебаны и воткнул его в волосы Ренджи быстрее, чем тот успел увернуться.

— А это тебе, — ухмыльнулся Кира, довольный маленькой местью. Ренджи рассмеялся, щеки и лоб залил румянец.

— Что за черт, — пробубнил он, глотая буквы. Кира хмыкнул. Он взглянул на губы Ренджи, длинные и мягкие, и возбуждение снова ударило в голову. Только проходившие по террасе ученики Академии помешали ему поцеловать Ренджи. Тот тоже смотрел на губы Киры немного рассеянно и больше не смеялся. А впереди их еще ждал длинный праздник.

Кира решительно взял Ренджи за руку:

— Все, пойдем. Мы и так уже пропустили из-за дурацкого наряда.

Ренджи помотал головой:

— И ничего он не дурацкий, ты правда похож на знатную даму. А на празднике фейерверков главное всегда в конце.

— Ну конечно, — огрызнулся Кира, первым выходя из комнаты.

Вечер был теплым, в воздухе, полном ароматами цветов и хвои, кружила мошкара, оглушительно стрекотали цикады. Гэта грохотали по доскам террасы.

— Классно на улице, — вздохнул рядом Ренджи, и Кира кивнул. Правда, было очень хорошо, томительная жара ушла, лица ласкал нежный июльский ветерок. На время Кира даже позабыл, что на нем надето. Напомнил ему об этом Хисаги Шухей, учившийся на последнем курсе. Он обернулся на Киру, разглядывая его во все глаза, но заметив, что тот поймал его взгляд, тут же отвернулся. Кира мог поклясться, что у семпая покраснели уши.

— Теперь все будут на меня пялиться, — проворчал он счастливому Ренджи. — И зачем я только играл с тобой в карты.

— Правильно, никогда не играй в карты с руконгайцем, — кивнул Ренджи, поправляя ворот его кимоно. Женского кимоно.

Оставалось только согласиться и идти дальше, постукивая дощечками по террасе.


Праздник собирались устроить в вишневом саду, прямо перед главным корпусом Академии. Мелкая галька тренировочной площадки закончилась, дальше надо было идти по низкой траве, между кривых стволов сакуры. Кимоно плотно облегало колени, и Кира все время приподнимал полы, а пару раз чуть не свалился, Ренджи подхватил его.

— Слушай, Кира, тапки я бы так и быть тебе уступил, — запоздало предложил Ренджи, поглаживая его между лопаток через тонкую ткань. Кира не ответил. От горячей ладони вниз по позвоночнику прошла волна тепла, пальцы онемели, и никакие слова не шли на ум.

Ренджи тоже молчал. Они смотрели друг на друга, рука Ренджи скользнула на поясницу, потом ниже. Кира заговорил первым:

— Все должно быть правильно. Если гэта, то гэта, — промямлил он. Ренджи кивнул, а потом привлек Киру к себе. От нежности и жара у него вспотели ладони. Он посмотрел на Ренджи снизу вверх, и тот наклонился и поцеловал его. Всего мгновенье они стояли так, едва касаясь друг друга, но уже в следующую секунду Ренджи прижал сильнее, приоткрывая языком рот, скользнул между зубами. Кира закрыл глаза и запрокинул голову. Ренджи смял пальцами ткань кимоно, ухватив и потянув за тугую полоску фундоши, и Кира ахнул ему в рот.

— Абарай-кун, — попытался вывернуться Кира, но Ренджи только выше задирал полы одеяния и туже натягивал полоску ткани. Кира, с самого утра с трудом справлявшийся с накатывающим возбуждением, вцепился в волосы Ренджи и выгнулся. Болезненная немота растекалась в низу живота, по крестцу. Кира потерся бедрами о бедра Ренджи, надавливая на спеленутый фундоши член. «Еще немного», — металось в голове Киры, он приподнимался на носках и опускался, жар в паху разгорался сильнее.

— Абарай-кун, — Кира отпрянул, согнулся, сжимая свой член через шелк, чтобы сдержаться и не кончить. — Ну хватит. Мне потом ходить так весь вечер.

— Прости…

Кира вскинул голову. Ренджи смотрел на него бессмысленным взглядом, весь красный. — Давай отвлечемся.

Отвлечемся, легко сказать. Тут сзади послышались голоса и свист. Мимо прошли студенты-второкурсники. Кира нервно рассмеялся, поспешно разжимая пальцы.

— Абарай, это твоя девушка? — крикнул один. Остальные заржали. Ренджи стал пунцовым. Кира же выпрямился и разгладил кимоно.

— Не обращай внимания, — проговорил он, стараясь не выдать смущения. Он словно увидел себя со стороны: одеяние, расписанное цветами, на спине бант, шея открыта. Ему казалось, что все смотрят на его шею. И как никогда раньше захотелось, чтобы Ренджи полизал чувствительную кожу на загривке, укусил, погладил. Кира сглотнул, потер лоб.

— Придурки, — процедил Ренджи сквозь зубы, но отступил.

— Ты хотя бы… ну…? Пока шли экзамены…— Кира подвигал рукой вверх-вниз. Ренджи вспыхнул, и Кира тут же сам покраснел. — Мне сегодня приснился сон, что ты взял меня стоя прямо в общей столовой.

Ренджи глухо рассмеялся.

— Кошмар. Сны — это самое трудное, — он приобнял Киру за плечо, и они пошли дальше. — А вот что насчет «хотя бы»… Ну иногда… мне было некогда.

— Ясно. Мне тоже. Но нам надо было бы встречаться хоть изредка.

— Я скучал, — Ренджи улыбнулся ему, и Кира ответил, с нежностью пожимая большую красивую руку.

— Я тоже, — несмотря на боль в паху, на бахающее в висках сердце, он снова почувствовал себя беззаботным и счастливым.

Несколько минут они шли молча, все еще скрытые тенью старых вишен. На земле уже собиралась ночная мгла, теплый густо-желтый вечерний свет только скользил по веткам, не разбивая темноту внизу.

Кира посмотрел вперед. Там, за деревьями виднелась залитая светом поляна. Этот свет окрашивал оранжевым ветки и стволы, вырывая деревья из сумеречного полумрака.

На самой границе сада Ренджи вдруг наклонился и поцеловал Киру в шею, пониже уха.

— Надо было остаться в общежитии, — прошептал Ренджи, обжигая дыханием кожу. Кира не сдержался и застонал. Он был полностью согласен. Зачем им праздник? Кира хотел оказаться на футоне, хотел содрать с себя кимоно, остаться голым, чтобы Ренджи ласкал его.

Он обнял Ренджи, снова прижался к нему, и понял, что тот тоже возбужден.

Ренджи поцеловал его, теперь в скулу:

— Может, вернемся?

Но Кира покачал головой:

— Мы долго собирались, а теперь раздеваться? Ну нет, — он оттолкнул Ренджи, упрямо поджимая губы. Тот только рассмеялся.

В молчании они вышли на поле. Там уже собрались соученики и преподаватели.

— А капитаны будут? — спросил Кира, с трудом отлепляя пересохший язык от неба.

— Не знаю, — рассеянно отозвался Ренджи.

С трудом перебирая ногами в гэта, Кира повел его к лотку с напитками. Тут продавали только светлое пиво. «Беспокоятся за наш моральный облик», — подумал Кира, раздражаясь. В остальное время студенты упивались саке, сколько хотели, сам он вместе с Ренджи еще две недели назад накачался так, что потом не помнил, как попал домой и где потерял фундоши.

— Чего застыли? — окликнул их продавец. Ренджи полез в рукав за монетами, но Кира перехватил его руку.

— А саке есть? — прошептал он, наклоняясь к продавцу. Тот ухмыльнулся:

— Ну, курсанты, ну, пройдохи. Каждый второй спрашивает… — все с той же ухмылочкой он скрылся за прилавком и выудил оттуда две бутылочки саке.

— Еще две, — прошептал Кира. Продавец пожал плечами и сделал, как он просит. Ренджи, глядя на Киру с плохо скрываемым удивлением, вывалил деньги.

Бутылочки они спрятали в рукава и взяли еще по кружке пива.

— Пойдем, посмотрим на воздушных змеев? —предложил Кира, отпивая сразу половину. Ренджи закивал, делая вид, что ужасно хочет пойти.

Они обошли разодранные мишени, шкурки и лужи арбузной жижи и столы, заваленные оригами. Почти все конкурсы уже закончились.

Пробравшись в кучку студентов, любовавшихся воздушными змеями, Кира и Ренджи нашли свободное место. Стоявшие вокруг соученики поглядывали на Киру, пока представление не началось, и он чувствовал себя голым. Но самое стыдное заключалось в том, что это не только смущало его, но и заводило.

Перед Кирой оказался высоченный старшекурсник. Кира приподнялся на носочки, опираясь на руку Ренджи, но все равно ничего не увидел. Тогда он качнулся немного вправо. Ренджи обнял его. Или Кире сначала показалось, что обнял. В следующую минуту он почувствовал, как пальцы Ренджи заталкивают ткань кимоно ему между ягодиц и трут так, что Кира невольно выгнулся.

— Абарай-кун, прекрати…. — прошипел он, но Ренджи сделал вид, что с интересом следит за запуском.

— Абарай-кун, не надо… Я и так уже не могу… — простонал Кира, пытаясь отодвинуться. Но в плотной кучке курсантов это сделать было сложно. Тут еще Ренджи наклонился и выдохнул ему в волосы:

— Ну, это же приятно.

Кира взглянул на Ренджи, мечтая, чтобы тот убрал руку и одновременно, чтобы ни за что не убирал, и едва не ткнулся губами в его губы:

— Тебе нравится меня мучить.

— Да, — с довольной улыбкой согласился тот, убирая руку с его зада. — Все дело в кимоно, ты выглядишь как смазливая девчушка, маленькая и озабоченная. Скорее бы снять с тебя всю эту дребедень.

Кира выдохнул, так-таки лучше: больно, хочется дальше, но не сейчас, не в толпе соучеников. Вдруг кто-нибудь заметит. И тут не сдержался и ахнул. Ренджи положил руку на то место, где под слоями ткани прижался к животу его напряженный член.

Кире очень захотелось немедленно ослабить перевязку. Ренджи двигал рукой, насколько позволяла близость других зрителей, и Кира закусил губу. Вверх-вниз через нежный шелк. Кира запрокинул голову, и, открыв рот, уставился на взмывшего в желтое небо серебристо-голубого бумажного дракона. «Сейчас кончу», — подумал Кира, и его тихий стон смешался с грохотом аплодисментов. Дракон всем понравился.

В этот момент Ренджи убрал руку.

— Что такое? — Кира едва шевелил губами.

— Смотри, какой дракон, — мотнул головой Ренджи.

— Абарай-кун, какой еще дракон?! — возмутился Кира, с трудом подавляя желание задрать полы кимоно, сунуть руку в фундоши и отдрочить. Ему нужно было полминуты, или нет — пара секунд. Он снова почти кончил. Ну что за несправедливость.

— Кира, куда ты торопишься? У нас еще весь вечер впереди. Давай лучше выпьем, — Ренджи потянул Киру за руку, и, раздвигая зрителей плечами, вытащил на пустой пятачок.

— Так не делается! — Кира дернул Ренджи за кончик хвоста.

— Да брось ты, — ухмыльнулся Ренджи и, быстро наклонившись, шепнул Кире:

— На тебя все смотрят, ты им нравишься, Кира, точно нравишься, — и оглушительно чмокнул Киру в ухо. Тот вскрикнул, закрывая ухо ладонью:

— Больно же!

А Ренджи как ни в чем ни бывало выудил из рукава бутылочку и протянул ему. Она нагрелась, и тут же мелькнула непрошеная мысль, что у нее такое гладкое дно, такая вытянутая форма, и что девчонки, наверное, используют такие бутылочки…

Оглядевшись, Кира быстро вытащил пробку и глотнул. Теплая, горькая жидкость обожгла рот и горло, а потом разлилась огнем в животе. Кира выдохнул.

— Ух, хорошо, — он вытер губы тыльной стороной ладони, поглядывая на Ренджи. Высокий, стройный, тот и вправду был очень красивым.

Кира спрятал бутылочку, потянулся к голове Ренджи и коснулся его хвоста. Густые, мягкие волосы текли по пальцам, ласкали кожу. Кире хотелось зажмуриться, но тут Ренджи перехватил его руку и прижал к губам. Кира почувствовал, что лицо горит.

— Абарай-кун, там еще хайку, — бесцветным голосом пробормотал он, но руки не отнял. Ему казалось, что губы Ренджи прижимались к его пальцам целую вечность, настолько сокрушительно сладостным и мучительным стало это прикосновение. Но на самом деле Ренджи только мазнул по коже губами и языком и быстро выпустил кисть, наверное, боялся, что кто-нибудь заметит. Кира поднял взгляд, несколько секунд они смотрели друг на друга, застыв словно статуи, оглушенные удушливой, как жаркий день, нежностью, но потом словно очнулись.

— Да ну эти хайку, пойдем лучше постреляем, — деланно непринужденно проговорил Ренджи. Кира согласился, все равно он сейчас не способен был сочинить что-нибудь путное.

Когда Ренджи и Кира остановились, чтобы посмотреть стрельбу, Ренджи положил ладонь ему на талию и все время, что они наблюдали за соревнованием, гладил его поясницу и ягодицы, и Кира пропустил все поединки, мучаясь из-за болезненной эрекции и наслаждаясь ласками. Он мог бы кончить просто так, даже не прикасаясь к себе — настолько он завелся. Он был близок к разрядке, молясь лишь о том, чтобы Ренджи не прекращал массировать ему крестец — самое чувствительное место. В какой-то момент один из лучников попал в фонарик над их головами, и тот погас, пряча их в полумраке. Кира тут же закрыл глаза и представил с безумной ясностью, что на нем нет кимоно, что Ренджи правда поставил его на колени, развел бедра и вошел, продолжая потирать пальцами щель между ягодицами. Сладкий, почти неконтролируемый спазм скрутил его, Кира невольно потянулся к паху, но тут же отдернул руку, потому что их попросил отойти один из преподавателей. Нужно было вернуть фонарик на место. Кира с трудом понимал, чего от него хотят, и если бы Ренджи не утащил его прочь, так бы и стоял с открытым ртом.

— Ну что, теперь хайку? — весело улыбаясь, спросил Ренджи, но Кира помотал головой:

— Пожалуйста, мне надо в туалет.

В туалет ему и правда хотелось, но еще больше ему хотелось уйти отсюда куда-нибудь, где темно, и наконец кончить.

— Пойдем вон туда, там никого, — показал Ренджи на погруженные во мрак вишневые деревья. Кира поспешно кивнул.

Только сейчас он заметил, что между деревьями вокруг поля и на самом поле между высокими столбами развешены бумажные фонарики, а небо уже совсем темное, и только далеко за полигоном еще остается беловато-желтая полоска света.

Он направился за Ренджи, с трудом переставляя ноги, перетянутые слоями шелка, с трудом подавляя стоны, когда ткань фундоши давила между ягодиц.

Наконец, свет фонариков остался позади. В самом сердце вишневого сада Кира остановился и торопливо принялся задирать подол. Но кимоно было так туго намотано и перевязано, что приподнять выше, чем на полметра не получалось.

— Абарай-кун! Ну помоги! — взмолился он, и Ренджи тоже начал задирать проклятую ткань. В конце концов, он так дернул, что чуть не повалил Киру на землю.

— Погоди! — выкрикнул Кира и схватился за дерево, чтобы Ренджи было удобнее. Теперь тот скатывал кимоно сзади, постепенно оголяя бедра и ягодицы Киры.

— Готово, — хрипло ухмыльнулся Ренджи. Кира схватился уже за фундоши, но Ренджи отвел его руки и отодвинул ткань спереди. Кира по-прежнему стоял к нему спиной, расставив ноги и опираясь на дерево. Только сейчас он вдруг понял, в каком положении находится, и невольно сжал ягодицы, подавляя стон. Член дернулся, почти прижимаясь к животу, и сходить в туалет стало совершенно невозможно.

— Абарай-кун, отпусти меня хоть на секунду, — попросил Кира. Ренджи тут же отодвинулся. Кира глубоко задышал, стараясь немного успокоиться. Он прикоснулся к члену, представляя себе пустых, кишки и кровь, и теплая струя наконец полилась на ствол вишни.

Опустошив мочевой пузырь, Кира стряхнул капельку с головки, хотел уже поправить фундоши, но Ренджи вдруг прижался к нему.

— Ками-сама, — только и сумел выдохнуть Кира, невольно наклоняясь и снова опираясь руками о дерево. Ренджи отодвинул сзади полоску фундоши одной рукой, другой придерживая шелк, и следующим, что почувствовал Кира — было прикосновение его пальцев к входу.

Он сильнее расставил ноги, уткнувшись вспотевшим лбом в ладони. Ренджи погладил его между широко разведенных ягодиц и двинул пальцы глубже. Кира не сдержался и застонал, подался бедрами назад, на руку Ренджи, но тот тут же немного отодвинулся. Кира быстро задышал:

— Ты издеваешься, да?

— Да нет, — словно через вату донесся до него голос Ренджи. В паху все горело. Член торчал, напряженный до боли. Кира потянулся погладить его, но Ренджи опять перехватил его руку.

Ткань тут же сползла, не давая прижаться теснее.

— Ну нет, так не честно! — возмутился Кира, но Ренджи не слушал. Он снова задрал шелк, и продолжил двигать рукой, то глубоко погружая пальцы, то медленно вытаскивая. Кира дергал бедрами, тихо стонал в скрещенные руки.

— Какого хрена ты делаешь? — выдохнул он, боль и вожделение не давали ему дышать. Тогда Ренджи, кажется, вставил ему всю пятерню и так глубоко, что Кира чуть не сел, колени его не держали.

Он не мог даже кричать — с поля бы услышали шум и прибежали. «Сейчас кончу, сейчас кончу», — плавало в голове, в мутном мареве, которым стали его мысли. «Сейчас, сейчас», — теперь он дергался неосознанно, на автомате, подчиняясь непреодолимому порыву наконец снять напряжение, копившееся весь вечер.

Все ближе и ближе, движения руки Ренджи в нем отдавались все острее и настойчивее в пульсирующей промежности. Словно в бреду, Кира вдруг понял, что пересек черту, за которой уже нельзя остановиться. Он забыл про напряженные до предела мышцы, про праздник в десятке метров от них. Его тело билось и выгибалось. Он уже чувствовал, как мошонка сжимается, и тут Ренджи убрал руку и сильно сжал его член у основания.

— Нет, нет, нет, — Кира замотал головой, пытаясь сделать хоть что-то. — Пожалуйста… Ах ты, чертов идиот!

Ренджи молча увлек его на траву и закрыл рот рукой:

— Тише, тут кто-то есть…

— Не ври, ты специально, — прошипел ему в ладонь Кира. — Извращенец.

— Нет, правда, — напряженный шепот Ренджи заставил его заткнуться и прислушаться. Действительно в саду был кто-то еще. «А помнишь, Джу-тян, как мы когда-то бегали в этот вот садик», — донеслось до них. «Конечно, разве такое забудешь…». Двое разговаривали совсем рядом. Дальше Кира не разобрал, уловил только: «Тоже кто-то сейчас» и «Эти детишки». «Что за ерунда», — думал он, стараясь отвлечься от боли в висках и в паху.

Ренджи лежал рядом и дышал ему в волосы, отчего по загривку проходили теплые волны, и Киру потряхивало. Он попытался отстраниться, но Ренджи не отпустил. Кира понадеялся, что в мягкой траве они двигаются совсем неслышно. Потому что Ренджи снова поглаживал его промежность и яички.

Оставалось только закусить губу и крепиться, чтобы не заорать. Кира пытался прислушиваться, не ушли ли те двое, голова заболела сильнее. Тут Ренджи развел его колени и нырнул вниз. Плотная ткань кимоно обхватывала рулоном Киру вокруг талии, и он не видел, когда Ренджи оказался между его бедер, но почувствовал прикосновения его губ между ягодиц. Ренджи лизал и посасывал, и Кира снова стал забываться.

Прислушиваться больше не получалось, но кажется голоса пропали.

— А может, пойдем домой? — Кира открыл глаза и уставился на Ренджи, чья голова возникла между его коленями.

— Придурок ты, что ли, совсем?! — шепотом возмутился Кира.

Ренджи хрипло рассмеялся в полумраке и в следующее мгновенье свел его ноги вместе, навалился, прижимая к земле, целуя его волосы, лицо, шею, резко отдернул ворот кимоно и сжал кирин сосок. И одновременно Кира почувствовал, как в его мокрую от слюны дырку упирается головка члена, давит и легко скользит, растягивая.

Кира закричал, позабыв о необходимости вести себя тихо, но Ренджи закрыл ему рот своим. И начал двигаться, дергая его на себя, входя до упора. Кира закатил глаза, вцепился в натянувшуюся на бедрах Ренджи ткань.

— Твою мать, Кира, нахрен нам сдались эти экзамены… — шептал Ренджи на ухо Кире. — Почему мы не трахались так долго?

От этих слов его прошиб озноб, Кира закричал и кончил, не касаясь себя. И его крик заглушили фейерверки, ради которых они и пришли на праздник.

Никогда оргазм не длился так долго, не был таким болезненным и сумасшедшим. Сперма выливалась на ткань кимоно, на живот, а Кира все дергался и бился, как будто конца этому не будет, а над ним, в небе, распускались искристые разноцветные цветы.

Он не знал, сколько времени прошло, когда они, едва дыша, перестали двигаться. Ренджи все не отпускал его, лежал сверху, прижимаясь носом к носу, губами к губам. Но когда Кира попытался высвободить руку, скатился на холодную землю. Сразу стало зябко. Кира поежился.

— Абарай-кун, — медленно проговорил он, глядя в расцвеченное огнями небо, раскинувшееся над головой. — Пойдем домой.

Кире стало вдруг грустно и неуютно. Он быстро поднялся на ноги и принялся раскатывать кимоно. Ренджи тоже встал.

— Ага, хочется помыться… — откликнулся он.

Кира посмотрел в его сторону, лицо на мгновение осветила вспышка. Тогда он протянул руку и коснулся руки Ренджи. Кожа того была горячей и влажной. Кира улыбнулся.

— Ты же останешься, да? Утром пораньше уйдешь, чтобы никто не заметил, — попросил он. Ренджи хмыкнул и шагнул к Кире, обнял его.

— Ага, — Ренджи поцеловал Киру в макушку, и внезапная тревога растаяла, как не бывало. Звуки залпов, крики и смех, далекий свет фонариков, дыхание Ренджи, ласкавшее кожу: никогда раньше Кира не испытывал такой нежности, всеобъемлющей и безоблачной. И он подумал: «Вот это, наверное, и есть любовь».

@темы: творчество, R - NC-17, миди, гет, ФБ: Блич, Урахара Киске, Bleach, Шихоин Йоруичи