Общее название цикла "Утро до полудня"
Иккаку/Юмичика
Рейтинг - НЦ-17
Жанр - романс, ангст, экшн местами
Бета - Lacrimosa
читать дальшеОкончился год.
Заснул в тоске ожиданья,
Мне снилось всю ночь:
«Весна пришла». А наутро
Сбылся мой вещий сон.
(Сайгё)
Как Ками-сама спас Иккаку от затруднения.
- Ого, смотри-ка. Это же Кира Изуру, санбантай фукутайчо! – прошептал Юмичика.
- И что? – спросил Иккаку лениво.
- А с ним Хисаги Шухей, - заметил Юмичика. Он лежал на траве за кустами, а Иккаку сидел рядом на корточках и мрачно изучал скрытую хакама задницу пятого офицера. Лучше бы они сейчас валялись на футоне, а не ползали по кустам.
- Хисаги кормит его пирожками… Красиво… - продолжал между тем Юмичика.
Иккаку закатил глаза и встал.
- Ладно, ты как знаешь, а я пошел.
- Эй, подожди, - Юмичика ловко вскочил на ноги. – Наверное, ты прав, они все равно не собираются делать ничего… такого.
- Да хоть бы и собирались. Это не наше дело, - сурово ответил Иккаку.
Юмичика промолчал. Спорить ему не хотелось, тем более сегодня, когда с утра он пребывал в романтическом настроении. В шунпо они промчались через лес к маленькому домику за бамбуковой рощей.
- Иккаку, - спросил Юмичика, когда друзья уселись на террасе в тени, – а ты помнишь, как мы познакомились?
Иккаку покосился на друга. Признаться, что не помнит, значило обидеть его. А там могло дойти и до скандала – на Юмичику иногда находило. Иккаку не хотел связываться, но соврать тоже как-то… нечестно…
- Ну… мы познакомились… красиво? – нехотя предположил третий офицер.
- Не особо…– Юмичика покачал головой. – Ты не помнишь.
- Не помню, это было давно, - пожал плечами Иккаку. – Напомни, и я уж не забуду.
- Хорошо, Иккаку, - Юмичика улыбнулся с выражением превосходства на лице.
* * *
- Ками-сама… - хрипел Иккаку. В кровавой пелене он видел прекрасный лик, ему казалось, что бог склонился над ним, озабоченно взирает на него фиалковыми глазами. Бережно укладывая на мягкую постель, говорит с ним чудесным, чистым голосом, забирая боль, внушая уверенность в том, что Иккаку больше никогда не будет один.
Сквозь туман Иккаку хотел ответить Ками-сама, но тот вдруг исчез, оставляя после себя тишину, полную глухой боли и злости.
Юмичика с тревогой наклонился над ним, слушая дыхание. Здоровяк – а именно так он называл этого парня – дышал тихо и глубоко. Послушав еще немного, хозяин улыбнулся и принялся стирать кровь с лица желанного гостя, посылая про себя проклятья его врагам. «Следовало убить их», - проводя влажной рисовой бумагой по сухим губам, думал он. «Жаль, успели смыться. Ну ничего, я их еще достану и за все рассчитаюсь». Плавно мысли его переключились на раненого. Здоровяк оказался в его доме, на его футоне, был им спасен и не мог так просто исчезнуть, не вернув долг. Юмичика не был бы собой, если бы не понял сразу: это шанс, которого он ждал так долго, с тех самых пор, как однажды увидел здоровяка в своем районе.
Тот брел между наспех сколоченными домами и казался огромным на пыльной пустой улице на фоне жмущихся к стенам сгорбленных фигур. Закинув на плечи меч и хмуро озираясь, здоровяк не останавливался, и лишь на мгновение мазнул взглядом по Юмичике, стоявшему в тени. Тот решил, что здоровяк ищет с кем подраться, а в нем, хрупком, женственном и красивом, не видит достойного соперника. «Ты меня недооцениваешь», - подумал тогда юноша, глядя вслед незнакомцу со странным волнением и смущением.
Аясегава Юмичика рос в одиночестве, зарабатывал на воду и еду мальчиком при богатом торговце. Он умудрился скопить немного денег, скоро стал жить самостоятельно, развлекая клиентов танцами и игрой на семисене, обслуживая мужчин, получая от них вознаграждение и пустое удовольствие. Став старше, обзавелся покровителем, небольшим домиком у реки в бамбуковой роще и жил, ни в чем не нуждаясь. Лицом он походил на женщину, многие хотели поразвлечься с ним, но он никогда никем не увлекался, смотрел на жизнь практично и опасался своего данну, а к охотникам до любви относился брезгливо. Поэтому Юмичику так испугало влечение, всколыхнувшее его сердце в тот день, когда он впервые увидел здоровяка. Юноша все время думал о нем. Стирая белье, нет-нет, да и вспоминал его гладкие, блестящие от пота спину и плечи, перестилая кровать, видел его на простынях, темного от загара и пыли. Новые чувства сжигали огнем его душу и тело. Юмичика видел в незнакомце гораздо больше ума, больше глубины, чем тот хотел показать, и с упорством, свойственным холодным, практичным людям, он искал встречи с ним. «Не парься, здоровяк», - думал Юмичика, - «ты еще не знаешь меня, но обязательно узнаешь».
Случай показать себя представился спустя несколько месяцев. Банда из Северного района напала на здоровяка рядом с домом Юмичики. Он как раз отворил седзи, чтобы идти на встречу с данной, и увидел, как известные всему Руконгаю «демоны» избивают здоровяка.
Юмичика не стал размышлять, как бандитам удалось справится с ним, быстро схватил топорик для разделки мяса и кинулся на помощь. Он разобрался с теми, кого успел догнать. Одному расколол череп, второму отрубил ногу, а остальные спаслись бегством. Здоровяк лежал в пыли и бормотал что-то, когда Юмичика вернулся к нему. Хрупкому юноше пришлось потрудиться, чтобы поднять здоровяка, перетащить в дом и уложить на футон.
И вот теперь незнакомец оказался во власти Аясегавы, принадлежал ему, хотя еще и не догадывался об этом. Улыбнувшись, Юмичика накрыл того одеялом и поднялся с колен. Гость лежал без движения, только широкая, твердая, словно камень, грудь едва заметно вздымалась. И воздух с шелестом выходил через приоткрытые губы. «Красивый», - с глубокой нежностью подумал Юмичика и вышел из комнаты на террасу.
Погода стояла душная и сухая. Вдохнув тяжелый, выжженный солнцем воздух, Юмичика огляделся. Наблюдатель сидел в тени бананового дерева, дым от его трубки белой лентой скользил по синеве неба. Юмичика с презрением отвернулся, одернул кимоно, омывавшее ноги шелком, словно волнами, поправил синий оби, убрал за ухо челку и пошел прочь от дома, плавно ступая, высоко подняв подбородок. У грязно-серых лачуг сидела беднота, кутаясь в какое-то тряпье, и Юмичика плыл мимо них, как прекрасная лодка между темными берегами. Однако сегодня его безупречные черты омрачала печать заботы. Покусывая ноготь на большом пальце, он прикидывал, как добыть для здоровяка побольше еды и воды, ведь у того сильная рейацу, ему необходимо поддерживать ее хорошим питанием.
Вернулся Юмичика быстро. Данна был неразговорчив, смотрел мимо, в синее небо между резными кленовыми листьями, затем велел слуге дать Юмичике денег и поспешно отбыл, бросив что-то про жену. Обрадованный легким освобождением, Юмичика отправился на рынок и принес домой деревянную кадочку с рисом, пару лепешек, копченого угря и таяки. В привычном молчании выложив все на стол, он присел у футона. Влажной бумагой аккуратно обтер лицо раненого и наклонился рассмотреть здоровяка поближе. Да, тот оказался даже красивей: длинный жесткий рот, прямой нос, гладкий высокий лоб. Было в нем что-то дикое, животное и вместе с тем глубокое, что видел Юмичика, и чего другие не замечали.
- Что за черт… - здоровяк открыл глаза. – Ты кто такой? – спросил он в следующую секунду, зло глядя на Юмичику.
- Аясегава Юмичика, - вставая, представился тот. Он поставил котелок на угли, и это простое действие отчего-то показалось Иккаку красивым. – Лучше молчи, а то еще рана откроется.
- Какого черта ты меня спас? – не слушая его, процедил тот. – Какого черта я жив?
- Не дергайся, вон, уже кровоточит, - Юмичика вернулся к футону и снова принялся разматывать бинты. – Ты не представился. Как тебя зовут?
- Мадараме… Иккаку, - мрачно ответил Иккаку.
* * *
- Ага, ну, точно, - недобро ухмыляясь, проговорил Иккаку. Он не любил вспоминать банду «демонов», их нападение «в спину» и свое поражение. – Уроды.
- Да уж… - нахмурился Юмичика. – Стоило убить их.
- Нет. Это скучно, - отозвался Иккаку.
Он больше не сказал ни слова, отвернулся, задумчиво глядя на солнце, чувствуя плечом плечо Юмичики. В груди и животе разливалось привычное спокойствие и умиротворение. Все-таки Иккаку счастливчик. Да, счастливчик.
Нерушимая клятва верности
Ночь выдалась нежная, душная. На низком темном небе висели крупные, яркие звезды, воздух наполняли запахи акации, жасмина, стрекот цикад и отдаленные взрывы салюта. В Сейрейтее праздновали День цветов, и старшие офицеры одиннадцатого отряда наблюдали за фейерверками с крыши казармы.
- Посмотри-ка, - лениво протянул Иккаку, кивая головой в сторону казармы десятого отряда. – Там какая-то парочка обжимается.
- Парочка? – Юмичика выпрямился и посмотрел туда, куда указывал друг. Правда, в свете фонаря было видно, что у гладкой стены обнимались два парня.
- Узнаешь их рейацу? – с усмешкой спросил Иккаку.
- Узнаю… – повернувшись к другу, кивнул Юмичика. - А ведь красиво… Ночь, звезды, двое мужчин, тайная любовь… - тихо проговорил он, по-прежнему глядя на Иккаку. – А ты помнишь наш первый раз?
- Да, помню, - нехотя откликнулся тот.
На этот раз Иккаку помнил – все помнил, до мельчайших подробностей.
* * *
Вот так они и познакомились. Вечером, окончательно придя в себя, Иккаку лежал на футоне, мрачно наблюдая за тем, как Аясегава ловко разливает по пиалам суп, как лепит рисовые шарики быстрыми пальцами, и думал, что обязан этому парню жизнью.
Юмичика снова опустился рядом с футоном и поставил на дощечку плошку с супом.
- Открывай рот, буду тебя кормить, - заявил он, наполняя глиняную ложку. Иккаку нахмурился, но подчинился. Его принципы не позволяли спорить в гостях. Кормят, так ешь, суп - значит суп.
- Хочешь, лепешки покрошу? – предложил Юмичика. Иккаку серьезно кивнул. Как бы неловко ему ни было, он не мог обидеть хозяина.
После обеда Аясегава сидел за столом, выводя что-то в толстой тетради, а Иккаку снова наблюдал за ним. Солнце садилось, на несколько минут заполнив комнату оранжевым светом, осветив красивый профиль и гладкие тонкие руки Аясегавы. Иккаку успел поймать себя на том, что любуется ими, как маленькая комнатка погрузилась в сумерки.
- Пора спать, - вздохнул Юмичика, очень довольный собой, и захлопнул амбарную книгу. – Кто рано встает, тому бог подает.
Иккаку не ответил, упрямо разглядывая притолоку, лишь бы не ловить взгляд хозяина, не смотреть пристально в его чудесные завораживающие глаза.
- Мадараме-сан, - в темноте голос Юмичики звучал мягко и ласково, – спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - отозвался Иккаку.
Юмичика еще раз взглянул на него, уверенный, что тот не видит, и вышел, бесшумно задвинув за собой фусума.
Иккаку попытался заснуть, но перед его внутренним взором по-прежнему стояло лицо хозяина с глазами удивительного, яркого сине-сиреневого цвета, лучистыми и ясными. Иккаку никогда не видел таких. Он уснул, думая об этих глазах.
Следующий день прошел в трудах. С утра у террасы домика в бамбуковой роще остановилась повозка, на дорогу выбрался невысокий пожилой человек и скрылся за седзи. Развязывая оби своего покровителя – богатого руконгайского торговца водой – и слушая его сетования на вечно вертевшуюся под ногами шпану, Юмичика думал: а хватит ли Мадараме Иккаку воды, наестся ли он остатками вчерашнего ужина? Такому парню надо много еды. Юмичика вспомнил широкую грудь здоровяка, железный пресс, мощные плечи и с утроенным усердием принялся сосать вялый член старика. После секса данна лениво поинтересовался, что за парня Юмичика прячет в одной из комнат. Аясегава рассказал историю о спасении, посетовал на усталость, домашнюю работу и сообщил, что парень будет помогать по хозяйству. Старик остался доволен.
Юмичика вернулся вечером с рынка с сумой, полной еды. Получив плату, он купил лепешек, риса, фасолевых стручков и пару кабаньих ног. «Этого должно хватить для нас обоих, Иккаку», - прикидывал он, заходя в полумрак дома.
Иккаку лежал на футоне и следил взглядом за мухой, ползавшей по деревянному перекрытию. Ему стало гораздо лучше, силы возвращались, рана больше не кровоточила, только мучительно чесалась под бинтами. Услышав шелест отодвигаемого седзи, Иккаку приподнялся на локте и повернулся. Аясегава положил на циновки несколько свертков, привычным, грациозным движением убрал за ухо челку.
- Слушай, - начал Иккаку хмуро, – я твой должник. Чем я могу помочь тебе?
Он был готов выполнить любое поручение.
- Мадараме-сан… - тихо сказал Юмичика, записывая в тетрадь заработанную сумму и расход. – Ты еще слаб… Лежи и поправляйся, потом работа найдется. – Юмичика бросил на него взгляд искоса и улыбнулся теплой, ласковой улыбкой. На его лице не осталось и следа озабоченности и надменной холодности, черты осветила невысказанная, затаенная нежность. Иккаку еще сильнее нахмурился и кивнул.
- Как скажешь, - отозвался он.
Юмичика еще мгновенье смотрел на него, затем отвернулся и снова занялся подсчетами. Иккаку с удивлением и уважением наблюдал за ним. Кажется, этот парень был не дурак – вот что он думал, следя за его рукой, аккуратно выводившей иероглифы. Хотя сам Иккаку не видел смысла во всей этой причудливой бухгалтерии.
На дворе темнело. Юмичика мыл миски в корыте, вытирал их и аккуратно складывал в небольшой сундук. Иккаку лежал, положив на живот свой меч и закрыв глаза. Он разговаривал с занпакто. Время от времени Юмичика украдкой изучал гостя. «Иккаку еще сильнее, чем казался», - с собственнической гордостью думал он, – «у него есть меч, он мог бы стать синигами. Почему же не стал? Сколько ему лет? Кажется, он гораздо старше меня». С этими мыслями он снова принимался за дело.
Закончив с посудой, Юмичика опустился рядом с Иккаку.
- Мадараме-сан, придется мне тебя побеспокоить, - мягко сказал Аясегава. Открыв глаза, Иккаку нехотя отложил меч.
- Надо обработать рану, - объяснил хозяин, разматывая тряпки, скрывавшие порез. Иккаку смотрел на его темную макушку со странным желанием погладить смоляные блестящие волосы.
- Потерпи, - между тем попросил Аясегава, и Иккаку покорно кивнул.
Скоро стемнело. Через полупрозрачные седзи виделся размытый диск луны, шуршали бамбуковые стебли, протяжно кричала какая-то ночная птица. Иккаку не спалось. Надоедливо чесалась рана, мысли мешали расслабиться. Иккаку уснул, лишь когда солнце бледным светом окрасило седзи. Так закончился их второй день.
Дальше время полилось, словно река, унося Иккаку в водоворот, которого он не понимал и не мог избежать. Утром Аясегава всегда вставал рано, и Иккаку видел его уже свежим, аккуратно причесанным, в ярком чистом кимоно. «Чем же ты занимаешься», - думал он с раздражением, - «что у тебя кимоно без счета?» Пару дней хозяин не будил гостя, пока тот сам не просыпался, но на третий день осторожно потрепал по плечу и позвал завтракать. Иккаку уже мог сидеть и ел с Аясегавой за столом в соседней комнате, светлой и большой, откуда через приоткрытые седзи можно было видеть террасу, речку и бамбуковую рощу. Так как гость поправился, Аясегава начал ненавязчиво просить его об одолжениях. То это означало поколоть поленья на дрова, то разрубить дикого кабанчика, а то донести мешок рисовой муки. Иккаку всегда серьезно и рьяно подходил к этим заданиям, словно хотел заслужить похвалу Аясегавы. И тот хвалил и благодарил, касаясь пальцами рукава его косоде, глядя снизу вверх с какой-то умиротворяющей теплотой. После обеда Юмичика исчезал и возвращался с едой и деньгами, готовил обед, на пятках сидя у стола, а Иккаку наблюдал за ним.
Каждый вечер ровно в семь хозяин прощался и уходил, затворяя за собой фусума, расписанные бамбуком и соловьями, а Иккаку закрывал глаза и пытался разговаривать с Ходзукимару. Но чем дальше, тем труднее ему давались эти разговоры, особенно после того, как он пару раз заметил богатую повозку у северной террасы, а однажды, возвращаясь со двора, едва не столкнулся в коридоре с полуголым стариком. Иккаку отступил в одну из комнат и переждал, пока не хлопнет фусума в комнате хозяина. Чтобы отвлечься, Иккаку иногда сидел у реки и смотрел на отражение луны в черной воде, или просто бродил вокруг дома, волей неволей представляя себе старика с Юмичикой и презирая себя за эти мысли. Когда данна черной тенью проскальзывал по освещенной луной террасе к повозке, и та с тихим скрежетом исчезала в ночной темноте, Иккаку возвращался к себе. Он ложился и ждал Юмичику, обычно заходившего к нему после отъезда покровителя. Это напоминало странный ритуал – Юмичика долго стоял, разглядывая Иккаку, а тот делал вид, что спит. От хозяина пахло жасмином, его цветастое кимоно шуршало, словно крылья ночной бабочки о бумагу седзи, и в свете фонарика смоляной волной стекали по плечам распущенные длинные волосы. Иккаку приоткрывал глаза и любовался ими, когда тот отворачивался. И каждый раз с безотчетной злобой думал, что чужие грязные лапы трогают эти чудесные пряди.
Спустя месяц Иккаку по-прежнему гостил у Аясегавы Юмичики и все чаще ловил себя на мысли, что тот удивительно хорош собой. Не то, чтобы Иккаку раньше не замечал этого, но теперь он всем телом чувствовал, как живая, ясная красота пробуждает в нем что-то новое и дикое. Иногда Иккаку жадно смотрел на прямую спину хозяина, острые лопатки под кимоно и не мог оторваться. Где-то внутри словно натягивалась струна, звеня от напряжения сладко и болезненно.
Все чаще Иккаку думал, что настало время уходить. Он поправился, сила требовала выхода, он должен был продолжать путь - упрямо, до последнего вздоха, полный злобы и раздражения, но должен – драки требовали его тело и душа. А здесь он только терял время.
В день, когда Иккаку окончательно решил уйти, стояла особенно жаркая и безветренная погода. Погруженный в невеселые мысли, он брел по двору, собираясь умыться, но резко остановился в тени дома – заметил у бочки Юмичику. Медленно потянув оби, тот скинул кимоно, и Иккаку впервые увидел его тело. Все солнце вдруг словно вошло в грудь Иккаку, он не мог вздохнуть, поднять руку и отереть пот со лба. Так и стоял, глядя, как хозяин закалывает тяжелые волосы, чуть хмурясь, залезает в бочку, с полуулыбкой моется, растирая себя куском шелка. Иккаку услышал, как Аясегава что-то тихо напевает, и невольно сделал шаг вперед. Но тут хозяин вдруг поднял голову и посмотрел прямо на него. Казалось, глаза Юмичики вспыхнули незнакомым огнем, стали ярче, глубже, чем всегда.
Иккаку резко повернулся и молча ушел в дом.
Юмичика вернулся после бани распаренный и задумчивый. Он не сказал Иккаку ни слова, да и тот не пытался завести разговор, лежал на футоне, мрачно рассматривая вышитых на скатерти карпов. Так в молчании они провели вечер, и ровно в семь Юмичика поднялся и вышел, с тихим шелестом затворив фусума. Дождавшись, пока его шаги затихнут, Иккаку начал собираться. Собственно, собирать ему было нечего. Он запихал за шиворот пару фундоси, засунул за пояс меч и не без стыда позаимствовал у хозяина рисовую лепешку. Затем, еще раз оглядев маленькую комнату, в которой прожил столько времени, тяжело вздохнул. Ему казалось, что долгая дорога уймет внезапную тоску и странную боль, вдруг придавившую его, словно камнем. Он уже развернулся, чтобы уйти, но тут услышал стук копыт, затем быстрые шаги. Приоткрыв седзи, Иккаку успел заметить старика, шмыгнувшего в угловую комнату. Его охранники о чем-то поговорили в полголоса, поплевали, побродили туда сюда и скрылись за углом. Скорее всего, невольно отметил Иккаку, они устроились на террасе, которая выходила к реке. Движимый внезапным порывом, Иккаку прокрался к комнате со стороны улицы и прильнул к седзи. Хозяин и данна о чем-то беседовали. Иккаку узнал мягкий холодноватый шепот Юмичики, низкий, удивительно молодой голос покровителя. Пора было убираться, но Иккаку не двинулся с места. Его напряженный слух ловил шорохи снимаемой одежды, хриплые стоны старика. Ярость, сдерживаемая столько времени, подкатила к самому краю. Иккаку хотел ворваться и уничтожить собаку-торговца, но боялся этим оскорбить Аясегаву. Яростно сжав рукоять катаны, он снова сделал шаг, собрался бежать прочь отсюда, но тут услышал вскрик и взвившийся голос Юмичики: «Не надо! Прошу, не надо!». В этот момент сомнения, приличия перестали иметь значение. Иккаку ринулся к створкам, одним движением распахнул их, дико скалясь, бросился к данне, но тот оказался удивительно проворен. Быстро среагировав, он уже был на ногах и сжимал нож. Иккаку расхохотался. Каждый мускул трепетал от наслаждения, сердце пело. Он размахнулся, старик отбил удар, сверля незваного гостя черными колючими как пики глазами.
А тем временем Юмичика, растрепанный и все еще возбужденный, сел на футоне. Словно завороженный, он наблюдал за дракой и ликовал в душе – все получилось, как задумывалось. Однако времени осталось мало. Запахнув кимоно и подвязав оби, Юмичика поправил волосы, вытер руки влажными салфетками. Данна уже начал сдавать, кровь лила из распоротого плеча, ноги подгибались, когда на шум вбежала охрана. Еще немного, и покровитель завалился на циновки, закатывая глаза и давясь кровью и рвотой.
- Я знал, что ты победишь, - улыбнулся Юмичика.
Иккаку не ответил. Он едва успел развернуться, отбить удар одного из охранников. Другой тут же возник рядом, готовый отомстить за раненого хозяина. Защищаясь, Иккаку отступил на террасу. Оттуда неслись удары мечей, вскрики и ругательства. Прислушиваясь, Юмичика поднялся, подошел к сундуку и достал оттуда хлопковую суму. Он знал, что придется уйти, и подготовился к бегству.
Тут голоса за перегородкой стихли, скрипнули сломанные седзи, и в комнату вернулся здоровяк. Он утирал лицо смуглой сухой ладонью и широко ухмылялся.
- Эй, Юмичика, пора в дорогу, так ведь?
Юмичика закинул на плечо свой нехитрый багаж. Все было понятно без слов. Иккаку заткнул меч за пояс и вышел на освещенную луной улицу, Юмичика направился за ним по пыльной дороге прочь из Руконгая.
Шли они долго, но он не чувствовал усталости. В синем лесу протяжно кричала ночная птица, трещали цикады, теплая ночь обдавала лицо мягким ветром, мешая ароматы влажных трав, цветов и хвои. Иккаку и Юмичика поднялись на небольшой пригорок за разлапистыми соснами и уселись отдохнуть. Внизу в долине лежал погруженный во мрак Руконгай, дальше мерцали огни Сейрейтей, а совсем далеко над мирным городом нависали башни никогда не спящего Готей. Земля еще хранила жар дня, и Юмичика вытянулся на траве, глядя на низкие крупные звезды. Иккаку рядом по-прежнему молчал. Ночные токи, запахи, странные тревожные всполохи словно отзывались в нем неведомым темным желанием. Он хмуро смотрел перед собой, но весь был обращен к Юмичике. Когда тот потянулся, Иккаку искоса взглянул на него, жадно хватая взглядом белые острые колени, длинные лодыжки и между раскрывшимися полами кимоно – белые бедра. Выдохнув, Иккаку резко перевернулся и навис над Аясегавой, грозно глядя в глаза.
- Клянись, что никогда не будешь ни с кем, кроме меня, - процедил он с ухмылкой.
- Клянусь, - тихо ответил Юмичика. – Но и ты… клянись! – неожиданно холодно добавил он. Иккаку мгновенье смотрел на него, прищурившись, потом расхохотался.
- Клянусь… - наконец кивнул он, затем навалился, раздвигая коленом бедра, и крепко поцеловал Юмичику.
Иккаку был мощным, сильным мужчиной, Юмичика чувствовал, как ходили его мышцы, как заполняла нутро его плоть, и кончил, едва здоровяк начал двигаться. А когда они оба размякли, переводя дыхание, Юмичика прижал его голову к груди и подумал, снова глядя в необъятное небо, что получил все, о чем мечтал.
* * *
- Да… - задумчиво протянул Иккаку.
Юмичика снова засунул в рот большой палец и теперь хмуро смотрел вниз, на обнимавшихся офицеров.
- И чего они там ждут… - раздраженно сказал он.
Иккаку нахмурился – кажется, Юмичика совершенно не слушал его.
- Эй, и для кого я тут распинаюсь? – пихнув друга в бок, возмутился он.
Юмичика подскочил.
- Ай! Больно! – воскликнул он, но тут же покладисто опустился рядом. – Прости. Я тоже все помню…
Кое-что про Юмичику
- Эй, Юмичика! Куда собрался? Абараи тут нам саке принес, - сообщил Иккаку, лениво поднимаясь на террасу. – И смажь-ка мне царапину на спине, а то сам я не дотягиваюсь.
Нехотя остановившись, Юмичика повернулся и столкнулся взглядом с хмурым Абараи.
Тот махнул рукой и невесело улыбнулся.
- Здорово, Юмичика. Посиди с нами, а?
Бросив на лейтенанта высокомерный взгляд, Юмичика вздохнул, и, поджав губы, вернулся. Теперь ему в прескверном настроении придется весь вечер слушать пустую болтовню о безумном шестом капитане, который все не дает Абараи спать спокойно. Тем временем Иккаку уселся рядом и стянул косоде, подставляя спину любовнику.
- Что стряслось? – с усмешкой спросил он Ренджи. Юмичика закатил глаза. Зачем спрашивать – все и так понятно. Кучики-тайчо разозлил или расстроил своего лейтенанта и сам, конечно, этого не заметил. Видимо, Иккаку снова захотелось поиграть в умудренного опытом сенсея. Ренджи помолчал немного, разливая саке по пиалам.
- Да нет, все нормально... просто... никак не привыкну к капитану... – наконец, начал он.
- Н-ну? – раздраженно поторопил Юмичика, бережно смазывая раны друга и думая о своем. Возможно ли такое, чтобы никто не обратил внимания на Иккаку? Тот очень красив, настоящий образчик мужественности, разве можно его не заметить? Ко всему прочему, Иккаку падок на лесть. Ничего не стоит сбить его с толку, понравиться, ввести в заблуждение. Тем более, что Юмичика мог уже и наскучить любовнику за столько лет. И мало было Юмичике вечного страха за его жизнь, так теперь еще это. Не ведая ничего о мыслях пятого офицера, Ренджи выпил и налил по-новой.
- Да что тут рассказывать... - он снова хмуро посмотрел на саке. - Кучики-тайчо... в общем, мы...
Иккаку поднял брови.
- У тебя проблемы из-за капитана? – осторожно поинтересовался он.
- Вы трахнулись… - догадался Юмичика.
- Да, - неохотно признался Ренджи, упрямо глядя в свою пиалу.
- Тогда что за траур? – возвращая меч Иккаку, раздраженно поинтересовался Юмичика. - Кончили и разошлись. Все рады, что не так?
Ренджи вдруг разозлился сам на себя. Что он, правда, как девчонка какая-то? Пришел жаловаться, разнюнился, того гляди разрыдается Иккаку-сан в плечо. Стыдно должно быть, только чужое время зря тратит.
- Да никакого траура! Все круто! - он снова наполнил пиалы. - Просто можно было хоть что-то сказать, что ли... А то он - как подрочил...
- Ну, так и ты подрочил. Всем спасибо, все свободны, - язвительно заметил Юмичика, выпив пиалу саке и налив себе еще. Иккаку тоже выпил и пожал плечами.
- Не знаю… Чего тебе надо-то, Абараи?
- Подрочить я и сам могу... я же хочу, чтобы он... - Ренджи мотнул головой. - Чтобы он меня видел, со мной трахался, а не так... А! - Он махнул рукой. - Дурак я.
- Точно, - ухмыльнулся Юмичика, наливая себе третью пиалу. Ему пришло в голову напиться и залить разбушевавшуюся ревность и томительный страх, который вдруг накатил и не давал вздохнуть. Он боялся, что Иккаку оставит его и заберет все, чем Юмичика жил. Они так давно были вместе, что пятый офицер привык оценивать мир пристрастиями Иккаку, дружить с его друзьями, жить его интересами.
Тем временем третий офицер понимающе кивнул.
- Ты хочешь всего и сразу, Абараи. Все будет... потом...
Ренджи вздохнул.
- Да ладно... Не хочу я о нем больше. На работе хватает.
Юмичика бросил на него злой взгляд и налил себе еще саке. Проблемы Абараи казались ему смехотворными, но он молчал, не желая разозлить Иккаку. Ренджи налил им еще по чашке.
- C тобой-то что, Юмичика? Я, кстати, ваши ведомости подписал... Завтра присылайте кого-нибудь за ними... – вдруг сказал он. Иккаку покосился на Юмичику.
- А что с ним? Небось, жалеет, что сплавил тебя, а теперь один в архиве сидит.
Юмичика кивнул с натянутой улыбкой и снова налил себе саке, после чего уставился на заходящее солнце. Он подумал, что Абараи мог бы и промолчать насчет настроения, никто не просил лейтенанта лезть со своим никчемным сочувствием.
Ренджи бросил на Юмичику быстрый взгляд.
Когда несколько бутылок были выпиты, он поднялся, пошатываясь.
- Пойду я... Присылайте завтра за бумагами... Спокойной ночи, - неловко поклонившись, Абараи поплелся к своим казармам. Иккаку кивнул, провожая его взглядом.
- Интересно... Лед тронулся, да? - он повернулся к Юмичике.
- Наверное, - сказал тот, стараясь сидеть прямо и не глотать буквы в словах. Он выпил так много, как давно не пил, и для равновесия подпирал щеку кулаком.
- Ты, правда, какой-то смурной, - заметил Иккаку, обняв друга за плечо. - Чего грустишь?
- Я... не... грущу... Фсе отлично, - бесцветным голосом отозвался Юмичика и, уткнувшись в плечо Иккаку, закрыл глаза.
Удивленно подняв брови, третий офицер покачал головой – и что это Юмичика вдруг так надрался? Он встал, аккуратно приподнял друга и отнес в комнату. Там уложил его на футон. Скоро пятый офицер уже сладко похрапывал, а сам Мадараме допивал остатки саке, любуясь на полную луну, бледно светившую через широко открытые седзи и думал, что другу не понравилось бы узнать, что он храпит во сне.
Юмичика проснулся совершенно разбитым. Его настроение стало еще безобразнее, чем вчера, голова болела, в горле саднило, а Иккаку дрых рядом на придвинутом вплотную футоне. Юмичика прекрасно знал, что Иккаку заботится о нем и любит, как умеет. Но от этого легче не становилось. Пятый офицер встал, пошатываясь, запахнул юката и вышел из домика на веранду. Вокруг еще было тихо, во влажной тишине пели птицы, между молодыми стеблями бамбука разносился аромат сакуры, сочные листья бананового дерева сверкали на солнце каплями росы. Но вся эта красота Юмичику не радовала. Он пошел по тропинке, через мост, миновал кусты глицинии и остановился только, когда достиг пруда. Взглянув в воду, как в зеркало, увидел все то же красивое лицо, с годами ставшее лишь прекрасней, встретился взглядом со своим собственным отражением, с полными тоски фиалковыми глазами. Юмичике стало еще больнее, и он побрел дальше, чтобы спрятаться ото всех в таком некрасивом настроении.
Иккаку разлепил глаза, оглядываясь. Привычное тепло исчезло, Юмичика ушел. Наверняка отправился в архив... а жаль... Иккаку как раз был не прочь приласкать его, и, честно говоря, он надеялся, что любовник после вчерашнего будет мучиться похмельем рядом. Но раз так, пришлось себя чем-нибудь занять – и жертвами скуки стали офицеры одиннадцатого, которые через пятнадцать минут уже выстроились на плацу - третий офицер решил провести «небольшую тренировочку».
Юмичика долго просидел за кустами акации, глядя на розовые фонарики лотосов над зеленой гладью пруда. Лучше ему не стало, но он заставил себя встать и вернуться в казарму. Юмичике хотелось скрыть страдания, сделать вид, что все хорошо. Поэтому, приняв ванну и переодевшись, он сходил в архив, а потом вернулся в домик и принялся готовить чай. Недавно купленные чудесные фарфоровые чашки, глиняный пузатый чайник и кувшин для воды радовали сердце и глаз. Огонек в горелке, запах чая успокаивали его, загнав подальше печальные мысли, Юмичика налил себе в новую чашку прозрачный янтарно-зеленый напиток.
После тренировки Иккаку быстро ополоснулся в душевой и вернулся к себе, оставив половину офицеров «умирать» на плацу. Остальная половина благополучно доползла до казарм. А третий офицер как раз успел переодеться в юката – на сегодня работы с него было достаточно, он собирался пить саке и лежать на татами. Зараки-тайчо считал это важным делом.
К своему удивлению и радости Иккаку обнаружил на террасе Юмичику с чашкой чая в руках. Плюхнувшись рядом, он с удовольствием оглядел друга.
- Хорошо выглядишь - неужели голова не трещит совсем?
- Нет, - ответил Юмичика холодно. Как он ни старался сдерживаться, его так и подмывало выложить неверному другу все, что на душе.
- Повезло, - хмыкнул Иккаку, подвинулся ближе и обнял его за плечо. – Чем собираешься заняться? – тихо сказал он.
- Не знаю, - поводя плечом, ответил Юмичика. По спине прошел легкий озноб, отзываясь напряжением в паху. Горячая тяжелая ладонь на плече, низкий шепот возбуждали Юмичику и злили еще больше. Он снова дернул плечом, сбрасывая руку. Иккаку удивленно посмотрел на друга.
- Как это, не знаешь? Эй, что-то не так? – поднимая брови, спросил он. Иккаку считал, что знает людей и понимает причины их поступков. Но вот про Юмичику он понимал далеко не все. Потому, наверное, что Юмичика – это ведь Юмичика. Покапризничает и перестанет. Кто знает, какой у него очередной заскок?
- Все так, - сухо отозвался Юмичика и попытался встать. Прищурившись, Иккаку схватил его за запястье.
- Какого черта случилось? – повысил он голос.
- Все хорошо, - отрезал Юмичика. - Отпусти – синяк останется, а это некрасиво.
Он не боялся вывести Иккаку из себя. Сейчас ему даже хотелось этого.
- Ты меня за дурака держишь? - обманчиво-спокойно проговорил Иккаку. - С каких пор ты беспокоишься о синяках, когда я тебя держу?
- С каких это пор ты интересуешься моим настроением? - прищурился Юмичика. Иккаку был равен по силе капитану, но пятый офицер тоже не просто так служил в одиннадцатом отряде. Он хотел драться. И пусть Иккаку либо проиграет, либо убьет его – другие варианты Юмичику не устраивали. Иккаку недобро ухмыльнулся.
- Попридержи-ка язык и лучше рассказывай, что за дерьмо тут творится...
- Да уж я как-нибудь проживу и не рассказывая, - упрямо ответил Юмичика. Он просто горел желанием порвать Иккаку к чертовой матери. Только бы не отдавать его никому.
- Только эта жизнь может стать очень короткой, - лениво оскалился Иккаку. - Не испытывай мое терпение, Юмичика.
- Плевать мне на твое терпение, Иккаку, - холодно ухмыльнулся Юмичика, впиваясь взглядом в бешеные глаза друга. Больше Иккаку не собирался разговаривать - в конце концов, он предупредил. Мгновенье, и его кулак прорезал воздух в миллиметре от Юмичики, тот увернулся и выхватил меч. Он подумал, что лучше умрет, чем увидит друга с кем-то еще, и приготовился драться.
- Даже так? - через секунду Иккаку уже сжимал Ходзукимару. - Стремишься на больничный? Или голову напекло?
- Напекло, - ответил Юмичика резко и бросился вперед.
Сильно калечить друга Иккаку не собирался, так что решил драться занпакто в шикай. Кажется, придется в буквальном смысле выбить дурь из внезапно взбесившегося Юмичики. С тем уже случалось такое и раньше, третий офицер воспринимал взбалмошный нрав друга как неизбежное зло, но считал, что за такие выпады надо учить.
- Медленно двигаешься, - хохотнул он.
Юмичика почувствовал, что сердце болезненно сжимается, от отчаяния и ярости потемнело в глазах, за долю секунды он оказался рядом с Иккаку и ударил. Иккаку увернулся и соскочил с террасы в сад. В крови мешалась здоровая злость и адреналин. Юмичика тоже спрыгнул с террасы. Иккаку как будто дразнил его, и от этого становилось только больнее.
- Не надо мне подыгрывать. Не заметишь, как я убью тебя! - крикнул он.
- Давай, побегай, может в голове прояснится, - откликнулся Иккаку. - И не бросайся словами.
В одно мгновение он сшиб Юмичику с ног, тот упал, но быстро вскочил, не замечая, что бедро кровоточит.
- Может, ты боишься? - сжимая рукоять занпакто, прошипел он.
Иккаку громко расхохотался, чуть не пропустил удар, но вовремя увернулся. Отсмеявшись, он недобро посмотрел на Юмичику.
- Ты нарвался, - сообщил он. Разговаривать дальше было бессмысленно. Юмичика вошел в раж, осталось только вырубить его, чтобы не наделал дел. Иккаку в мгновение оказался рядом, Юмичика еще сумел отразить несколько быстрых ударов, но вдруг выронил меч, с удивлением чувствуя, как накатывают слабость и боль, подкашиваются ноги. Увидев перед собой окровавленное лицо Иккаку, Юмичика отключился.
Как только третий офицер увидел друга на земле без сознания, злость прошла без следа. Кажется, он немного перестарался – ну, да будет наука. Подхватив Юмичику, Иккаку отнес его в большую прохладную комнату, уложил на футон. «Ох, и разозлишься ты, - думал Иккаку, смазывая заживляющей мазью ссадины на животе и бедре. – Какая царапина на щеке». Но замазывать ее не стал, пусть походит с украшением – в другой раз подумает, прежде чем нарываться. На себя лекарства осталось мало, Иккаку кое-как обработал четыре продольные царапины на груди и вытащил из заначки саке. Хорошо подрались, подумал он, глядя на прыгавшего по террасе дрозда.
Сквозь туман Юмичика слышал смутные звуки, долетавшие до него будто издалека: переливы соловья, журчание ручья, отдаленные голоса и пение. Он приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на чем-нибудь, медленно оглядел комнату. Иккаку полулежал на футоне, опираясь на локоть. Юмичика сразу заметил его, приподнялся, быстро поправив волосы. Иккаку тут же повернул голову.
- Ну что, мозги на место встали? - поинтересовался он, изучая живописные синяки пятого офицера.
- Н-ну, - тяжело вздохнул Юмичика, помялся, затем решился и заговорил: – Есть кое-что… Ты смотришь на других, признайся? Я тебе наскучил?
Иккаку секунду смотрел на друга, а потом заливисто расхохотался.
- Ой, не могу! – причитал он. – «Я тебе наскучил»!
Юмичика порозовел и опустил глаза, готовый провалиться сквозь землю или снова затеять драку. Но тут Иккаку вдруг резко перестал ржать.
- Это все?- спросил он.
- Я так и знал, что ты будешь смеяться, - обиженно откликнулся смущенный Юмичика. – У тебя точно кто-то есть…
- Ага, целый Готей… - жестко ответил Иккаку. – Что за чушь ты городишь? Ты считаешь, что я могу нарушить клятву? – он посмотрел на друга с презрением.
- Нет, ну что ты… Но ты такой красивый…
Иккаку молча смотрел на Юмичику, и тот плотнее запахнул косоде.
- Прости, ты прав… Я вел себя глупо, - ответил он и поклонился, коснувшись лбом циновки. – Прости!
- Забудем… - отмахнулся Иккаку. Он долил себе саке и снова вытянулся на футоне. За раздвинутыми седзи по террасе снова прыгал черный дрозд, а дальше, над ручьем едва слышно шумел бамбук, и по воде плыли цветы гортензии.
- Помиримся? - виновато шепнул Юмичика, подсаживаясь к другу.
- Как себя чувствуешь? – не поворачиваясь, хмыкнул Иккаку. – Выпьешь?
- Выпью, - Юмичика посмотрел ему в глаза. - Ты же не злишься, нет?
Иккаку протянул ему пиалу.
- Нет. Но пришлось израсходовать на тебя всю мазь. Тебе стоит потренироваться.
- Да уж... Что-то я совсем засиделся в архиве, - радуясь, что гроза миновала, вздохнул Юмичика и отпил из пиалы.
- Точно. Может, мне потренировать тебя?
- Ладно, - Юмичика просиял, поглаживая Иккаку по коленке.
Через час Юмичика уже шел по улице, совершенно умиротворенный и спокойный. Он высматривал офицеров, прохлаждавшихся без дела, чтобы найти им работу в архиве. День стоял жаркий, и никого нигде не было, только пронзительное голубое небо, желтые крыши и белые стены Готей. Юмичика держался в тени - ссадины на лице быстро залечить не удалось, они немного омрачали его радужное настроение. Завернув к тренировочному залу, он к своему раздражению наткнулся на Абараи, который куда-то бежал и был чем-то озабочен.
- Эй, Юмичика! – окликнул его Ренджи, мазнув взглядом по лицу бывшего начальника. - Ты чего, с лестницы свалился?
Юмичика посмотрел на Абараи и вздохнул.
- С Иккаку дрался... – раздраженно ответил он.
- С Иккаку-сан? - Ренджи не думал, что что-то сможет шокировать его больше внезапно проснувшейся страсти Кучики-тайчо.
- Ээээ... - он мотнул головой, но тут же снова заулыбался. - Тренировались, что ль?
- Да, - отрезал Юмичика, глядя прямо в глаза назойливому лейтенанту.
- Ааа… - обрадовался Абараи, однако через мгновенье на его крупное красивое лицо снова вернулось выражение крайней озабоченности.
- Я хотел спросить.. – переминаясь с ноги на ногу, начал он, – чем бы мне угостить капитана?
Юмичика закатил глаза, однако любопытство пересилило досаду.
– Угостить? – переспросил он небрежно.
- Ну да… чай, там, заварить, и все такое…
Юмичика разочаровано поднял брови.
- В этом у нас Кира-фукутайчо специалист, - ответил он.
Абараи снова помялся, а потом воинственно выпрямился.
- Ладно, мне надо идти...
- Вали, - махнул рукой Юмичика. Он проводил взглядом красноволосого и, развернувшись, пошел обратно домой. Ему стало уже почти хорошо, и он решил, что лучше заняться сексом, а не бродить по Готей. Это пустая трата времени. Практичный Юмичика время впустую тратить не любил.
- Ого, смотри-ка. Это же Кира Изуру, санбантай фукутайчо! – прошептал Юмичика.
- И что? – спросил Иккаку лениво.
- А с ним Хисаги Шухей, - заметил Юмичика. Он лежал на траве за кустами, а Иккаку сидел рядом на корточках и мрачно изучал скрытую хакама задницу пятого офицера. Лучше бы они сейчас валялись на футоне, а не ползали по кустам.
- Хисаги кормит его пирожками… Красиво… - продолжал между тем Юмичика.
Иккаку закатил глаза и встал.
- Ладно, ты как знаешь, а я пошел.
- Эй, подожди, - Юмичика ловко вскочил на ноги. – Наверное, ты прав, они все равно не собираются делать ничего… такого.
- Да хоть бы и собирались. Это не наше дело, - сурово ответил Иккаку.
Юмичика промолчал. Спорить ему не хотелось, тем более сегодня, когда с утра он пребывал в романтическом настроении. В шунпо они промчались через лес к маленькому домику за бамбуковой рощей.
- Иккаку, - спросил Юмичика, когда друзья уселись на террасе в тени, – а ты помнишь, как мы познакомились?
Иккаку покосился на друга. Признаться, что не помнит, значило обидеть его. А там могло дойти и до скандала – на Юмичику иногда находило. Иккаку не хотел связываться, но соврать тоже как-то… нечестно…
- Ну… мы познакомились… красиво? – нехотя предположил третий офицер.
- Не особо…– Юмичика покачал головой. – Ты не помнишь.
- Не помню, это было давно, - пожал плечами Иккаку. – Напомни, и я уж не забуду.
- Хорошо, Иккаку, - Юмичика улыбнулся с выражением превосходства на лице.
* * *
- Ками-сама… - хрипел Иккаку. В кровавой пелене он видел прекрасный лик, ему казалось, что бог склонился над ним, озабоченно взирает на него фиалковыми глазами. Бережно укладывая на мягкую постель, говорит с ним чудесным, чистым голосом, забирая боль, внушая уверенность в том, что Иккаку больше никогда не будет один.
Сквозь туман Иккаку хотел ответить Ками-сама, но тот вдруг исчез, оставляя после себя тишину, полную глухой боли и злости.
Юмичика с тревогой наклонился над ним, слушая дыхание. Здоровяк – а именно так он называл этого парня – дышал тихо и глубоко. Послушав еще немного, хозяин улыбнулся и принялся стирать кровь с лица желанного гостя, посылая про себя проклятья его врагам. «Следовало убить их», - проводя влажной рисовой бумагой по сухим губам, думал он. «Жаль, успели смыться. Ну ничего, я их еще достану и за все рассчитаюсь». Плавно мысли его переключились на раненого. Здоровяк оказался в его доме, на его футоне, был им спасен и не мог так просто исчезнуть, не вернув долг. Юмичика не был бы собой, если бы не понял сразу: это шанс, которого он ждал так долго, с тех самых пор, как однажды увидел здоровяка в своем районе.
Тот брел между наспех сколоченными домами и казался огромным на пыльной пустой улице на фоне жмущихся к стенам сгорбленных фигур. Закинув на плечи меч и хмуро озираясь, здоровяк не останавливался, и лишь на мгновение мазнул взглядом по Юмичике, стоявшему в тени. Тот решил, что здоровяк ищет с кем подраться, а в нем, хрупком, женственном и красивом, не видит достойного соперника. «Ты меня недооцениваешь», - подумал тогда юноша, глядя вслед незнакомцу со странным волнением и смущением.
Аясегава Юмичика рос в одиночестве, зарабатывал на воду и еду мальчиком при богатом торговце. Он умудрился скопить немного денег, скоро стал жить самостоятельно, развлекая клиентов танцами и игрой на семисене, обслуживая мужчин, получая от них вознаграждение и пустое удовольствие. Став старше, обзавелся покровителем, небольшим домиком у реки в бамбуковой роще и жил, ни в чем не нуждаясь. Лицом он походил на женщину, многие хотели поразвлечься с ним, но он никогда никем не увлекался, смотрел на жизнь практично и опасался своего данну, а к охотникам до любви относился брезгливо. Поэтому Юмичику так испугало влечение, всколыхнувшее его сердце в тот день, когда он впервые увидел здоровяка. Юноша все время думал о нем. Стирая белье, нет-нет, да и вспоминал его гладкие, блестящие от пота спину и плечи, перестилая кровать, видел его на простынях, темного от загара и пыли. Новые чувства сжигали огнем его душу и тело. Юмичика видел в незнакомце гораздо больше ума, больше глубины, чем тот хотел показать, и с упорством, свойственным холодным, практичным людям, он искал встречи с ним. «Не парься, здоровяк», - думал Юмичика, - «ты еще не знаешь меня, но обязательно узнаешь».
Случай показать себя представился спустя несколько месяцев. Банда из Северного района напала на здоровяка рядом с домом Юмичики. Он как раз отворил седзи, чтобы идти на встречу с данной, и увидел, как известные всему Руконгаю «демоны» избивают здоровяка.
Юмичика не стал размышлять, как бандитам удалось справится с ним, быстро схватил топорик для разделки мяса и кинулся на помощь. Он разобрался с теми, кого успел догнать. Одному расколол череп, второму отрубил ногу, а остальные спаслись бегством. Здоровяк лежал в пыли и бормотал что-то, когда Юмичика вернулся к нему. Хрупкому юноше пришлось потрудиться, чтобы поднять здоровяка, перетащить в дом и уложить на футон.
И вот теперь незнакомец оказался во власти Аясегавы, принадлежал ему, хотя еще и не догадывался об этом. Улыбнувшись, Юмичика накрыл того одеялом и поднялся с колен. Гость лежал без движения, только широкая, твердая, словно камень, грудь едва заметно вздымалась. И воздух с шелестом выходил через приоткрытые губы. «Красивый», - с глубокой нежностью подумал Юмичика и вышел из комнаты на террасу.
Погода стояла душная и сухая. Вдохнув тяжелый, выжженный солнцем воздух, Юмичика огляделся. Наблюдатель сидел в тени бананового дерева, дым от его трубки белой лентой скользил по синеве неба. Юмичика с презрением отвернулся, одернул кимоно, омывавшее ноги шелком, словно волнами, поправил синий оби, убрал за ухо челку и пошел прочь от дома, плавно ступая, высоко подняв подбородок. У грязно-серых лачуг сидела беднота, кутаясь в какое-то тряпье, и Юмичика плыл мимо них, как прекрасная лодка между темными берегами. Однако сегодня его безупречные черты омрачала печать заботы. Покусывая ноготь на большом пальце, он прикидывал, как добыть для здоровяка побольше еды и воды, ведь у того сильная рейацу, ему необходимо поддерживать ее хорошим питанием.
Вернулся Юмичика быстро. Данна был неразговорчив, смотрел мимо, в синее небо между резными кленовыми листьями, затем велел слуге дать Юмичике денег и поспешно отбыл, бросив что-то про жену. Обрадованный легким освобождением, Юмичика отправился на рынок и принес домой деревянную кадочку с рисом, пару лепешек, копченого угря и таяки. В привычном молчании выложив все на стол, он присел у футона. Влажной бумагой аккуратно обтер лицо раненого и наклонился рассмотреть здоровяка поближе. Да, тот оказался даже красивей: длинный жесткий рот, прямой нос, гладкий высокий лоб. Было в нем что-то дикое, животное и вместе с тем глубокое, что видел Юмичика, и чего другие не замечали.
- Что за черт… - здоровяк открыл глаза. – Ты кто такой? – спросил он в следующую секунду, зло глядя на Юмичику.
- Аясегава Юмичика, - вставая, представился тот. Он поставил котелок на угли, и это простое действие отчего-то показалось Иккаку красивым. – Лучше молчи, а то еще рана откроется.
- Какого черта ты меня спас? – не слушая его, процедил тот. – Какого черта я жив?
- Не дергайся, вон, уже кровоточит, - Юмичика вернулся к футону и снова принялся разматывать бинты. – Ты не представился. Как тебя зовут?
- Мадараме… Иккаку, - мрачно ответил Иккаку.
* * *
- Ага, ну, точно, - недобро ухмыляясь, проговорил Иккаку. Он не любил вспоминать банду «демонов», их нападение «в спину» и свое поражение. – Уроды.
- Да уж… - нахмурился Юмичика. – Стоило убить их.
- Нет. Это скучно, - отозвался Иккаку.
Он больше не сказал ни слова, отвернулся, задумчиво глядя на солнце, чувствуя плечом плечо Юмичики. В груди и животе разливалось привычное спокойствие и умиротворение. Все-таки Иккаку счастливчик. Да, счастливчик.
Нерушимая клятва верности
Ночь выдалась нежная, душная. На низком темном небе висели крупные, яркие звезды, воздух наполняли запахи акации, жасмина, стрекот цикад и отдаленные взрывы салюта. В Сейрейтее праздновали День цветов, и старшие офицеры одиннадцатого отряда наблюдали за фейерверками с крыши казармы.
- Посмотри-ка, - лениво протянул Иккаку, кивая головой в сторону казармы десятого отряда. – Там какая-то парочка обжимается.
- Парочка? – Юмичика выпрямился и посмотрел туда, куда указывал друг. Правда, в свете фонаря было видно, что у гладкой стены обнимались два парня.
- Узнаешь их рейацу? – с усмешкой спросил Иккаку.
- Узнаю… – повернувшись к другу, кивнул Юмичика. - А ведь красиво… Ночь, звезды, двое мужчин, тайная любовь… - тихо проговорил он, по-прежнему глядя на Иккаку. – А ты помнишь наш первый раз?
- Да, помню, - нехотя откликнулся тот.
На этот раз Иккаку помнил – все помнил, до мельчайших подробностей.
* * *
Вот так они и познакомились. Вечером, окончательно придя в себя, Иккаку лежал на футоне, мрачно наблюдая за тем, как Аясегава ловко разливает по пиалам суп, как лепит рисовые шарики быстрыми пальцами, и думал, что обязан этому парню жизнью.
Юмичика снова опустился рядом с футоном и поставил на дощечку плошку с супом.
- Открывай рот, буду тебя кормить, - заявил он, наполняя глиняную ложку. Иккаку нахмурился, но подчинился. Его принципы не позволяли спорить в гостях. Кормят, так ешь, суп - значит суп.
- Хочешь, лепешки покрошу? – предложил Юмичика. Иккаку серьезно кивнул. Как бы неловко ему ни было, он не мог обидеть хозяина.
После обеда Аясегава сидел за столом, выводя что-то в толстой тетради, а Иккаку снова наблюдал за ним. Солнце садилось, на несколько минут заполнив комнату оранжевым светом, осветив красивый профиль и гладкие тонкие руки Аясегавы. Иккаку успел поймать себя на том, что любуется ими, как маленькая комнатка погрузилась в сумерки.
- Пора спать, - вздохнул Юмичика, очень довольный собой, и захлопнул амбарную книгу. – Кто рано встает, тому бог подает.
Иккаку не ответил, упрямо разглядывая притолоку, лишь бы не ловить взгляд хозяина, не смотреть пристально в его чудесные завораживающие глаза.
- Мадараме-сан, - в темноте голос Юмичики звучал мягко и ласково, – спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - отозвался Иккаку.
Юмичика еще раз взглянул на него, уверенный, что тот не видит, и вышел, бесшумно задвинув за собой фусума.
Иккаку попытался заснуть, но перед его внутренним взором по-прежнему стояло лицо хозяина с глазами удивительного, яркого сине-сиреневого цвета, лучистыми и ясными. Иккаку никогда не видел таких. Он уснул, думая об этих глазах.
Следующий день прошел в трудах. С утра у террасы домика в бамбуковой роще остановилась повозка, на дорогу выбрался невысокий пожилой человек и скрылся за седзи. Развязывая оби своего покровителя – богатого руконгайского торговца водой – и слушая его сетования на вечно вертевшуюся под ногами шпану, Юмичика думал: а хватит ли Мадараме Иккаку воды, наестся ли он остатками вчерашнего ужина? Такому парню надо много еды. Юмичика вспомнил широкую грудь здоровяка, железный пресс, мощные плечи и с утроенным усердием принялся сосать вялый член старика. После секса данна лениво поинтересовался, что за парня Юмичика прячет в одной из комнат. Аясегава рассказал историю о спасении, посетовал на усталость, домашнюю работу и сообщил, что парень будет помогать по хозяйству. Старик остался доволен.
Юмичика вернулся вечером с рынка с сумой, полной еды. Получив плату, он купил лепешек, риса, фасолевых стручков и пару кабаньих ног. «Этого должно хватить для нас обоих, Иккаку», - прикидывал он, заходя в полумрак дома.
Иккаку лежал на футоне и следил взглядом за мухой, ползавшей по деревянному перекрытию. Ему стало гораздо лучше, силы возвращались, рана больше не кровоточила, только мучительно чесалась под бинтами. Услышав шелест отодвигаемого седзи, Иккаку приподнялся на локте и повернулся. Аясегава положил на циновки несколько свертков, привычным, грациозным движением убрал за ухо челку.
- Слушай, - начал Иккаку хмуро, – я твой должник. Чем я могу помочь тебе?
Он был готов выполнить любое поручение.
- Мадараме-сан… - тихо сказал Юмичика, записывая в тетрадь заработанную сумму и расход. – Ты еще слаб… Лежи и поправляйся, потом работа найдется. – Юмичика бросил на него взгляд искоса и улыбнулся теплой, ласковой улыбкой. На его лице не осталось и следа озабоченности и надменной холодности, черты осветила невысказанная, затаенная нежность. Иккаку еще сильнее нахмурился и кивнул.
- Как скажешь, - отозвался он.
Юмичика еще мгновенье смотрел на него, затем отвернулся и снова занялся подсчетами. Иккаку с удивлением и уважением наблюдал за ним. Кажется, этот парень был не дурак – вот что он думал, следя за его рукой, аккуратно выводившей иероглифы. Хотя сам Иккаку не видел смысла во всей этой причудливой бухгалтерии.
На дворе темнело. Юмичика мыл миски в корыте, вытирал их и аккуратно складывал в небольшой сундук. Иккаку лежал, положив на живот свой меч и закрыв глаза. Он разговаривал с занпакто. Время от времени Юмичика украдкой изучал гостя. «Иккаку еще сильнее, чем казался», - с собственнической гордостью думал он, – «у него есть меч, он мог бы стать синигами. Почему же не стал? Сколько ему лет? Кажется, он гораздо старше меня». С этими мыслями он снова принимался за дело.
Закончив с посудой, Юмичика опустился рядом с Иккаку.
- Мадараме-сан, придется мне тебя побеспокоить, - мягко сказал Аясегава. Открыв глаза, Иккаку нехотя отложил меч.
- Надо обработать рану, - объяснил хозяин, разматывая тряпки, скрывавшие порез. Иккаку смотрел на его темную макушку со странным желанием погладить смоляные блестящие волосы.
- Потерпи, - между тем попросил Аясегава, и Иккаку покорно кивнул.
Скоро стемнело. Через полупрозрачные седзи виделся размытый диск луны, шуршали бамбуковые стебли, протяжно кричала какая-то ночная птица. Иккаку не спалось. Надоедливо чесалась рана, мысли мешали расслабиться. Иккаку уснул, лишь когда солнце бледным светом окрасило седзи. Так закончился их второй день.
Дальше время полилось, словно река, унося Иккаку в водоворот, которого он не понимал и не мог избежать. Утром Аясегава всегда вставал рано, и Иккаку видел его уже свежим, аккуратно причесанным, в ярком чистом кимоно. «Чем же ты занимаешься», - думал он с раздражением, - «что у тебя кимоно без счета?» Пару дней хозяин не будил гостя, пока тот сам не просыпался, но на третий день осторожно потрепал по плечу и позвал завтракать. Иккаку уже мог сидеть и ел с Аясегавой за столом в соседней комнате, светлой и большой, откуда через приоткрытые седзи можно было видеть террасу, речку и бамбуковую рощу. Так как гость поправился, Аясегава начал ненавязчиво просить его об одолжениях. То это означало поколоть поленья на дрова, то разрубить дикого кабанчика, а то донести мешок рисовой муки. Иккаку всегда серьезно и рьяно подходил к этим заданиям, словно хотел заслужить похвалу Аясегавы. И тот хвалил и благодарил, касаясь пальцами рукава его косоде, глядя снизу вверх с какой-то умиротворяющей теплотой. После обеда Юмичика исчезал и возвращался с едой и деньгами, готовил обед, на пятках сидя у стола, а Иккаку наблюдал за ним.
Каждый вечер ровно в семь хозяин прощался и уходил, затворяя за собой фусума, расписанные бамбуком и соловьями, а Иккаку закрывал глаза и пытался разговаривать с Ходзукимару. Но чем дальше, тем труднее ему давались эти разговоры, особенно после того, как он пару раз заметил богатую повозку у северной террасы, а однажды, возвращаясь со двора, едва не столкнулся в коридоре с полуголым стариком. Иккаку отступил в одну из комнат и переждал, пока не хлопнет фусума в комнате хозяина. Чтобы отвлечься, Иккаку иногда сидел у реки и смотрел на отражение луны в черной воде, или просто бродил вокруг дома, волей неволей представляя себе старика с Юмичикой и презирая себя за эти мысли. Когда данна черной тенью проскальзывал по освещенной луной террасе к повозке, и та с тихим скрежетом исчезала в ночной темноте, Иккаку возвращался к себе. Он ложился и ждал Юмичику, обычно заходившего к нему после отъезда покровителя. Это напоминало странный ритуал – Юмичика долго стоял, разглядывая Иккаку, а тот делал вид, что спит. От хозяина пахло жасмином, его цветастое кимоно шуршало, словно крылья ночной бабочки о бумагу седзи, и в свете фонарика смоляной волной стекали по плечам распущенные длинные волосы. Иккаку приоткрывал глаза и любовался ими, когда тот отворачивался. И каждый раз с безотчетной злобой думал, что чужие грязные лапы трогают эти чудесные пряди.
Спустя месяц Иккаку по-прежнему гостил у Аясегавы Юмичики и все чаще ловил себя на мысли, что тот удивительно хорош собой. Не то, чтобы Иккаку раньше не замечал этого, но теперь он всем телом чувствовал, как живая, ясная красота пробуждает в нем что-то новое и дикое. Иногда Иккаку жадно смотрел на прямую спину хозяина, острые лопатки под кимоно и не мог оторваться. Где-то внутри словно натягивалась струна, звеня от напряжения сладко и болезненно.
Все чаще Иккаку думал, что настало время уходить. Он поправился, сила требовала выхода, он должен был продолжать путь - упрямо, до последнего вздоха, полный злобы и раздражения, но должен – драки требовали его тело и душа. А здесь он только терял время.
В день, когда Иккаку окончательно решил уйти, стояла особенно жаркая и безветренная погода. Погруженный в невеселые мысли, он брел по двору, собираясь умыться, но резко остановился в тени дома – заметил у бочки Юмичику. Медленно потянув оби, тот скинул кимоно, и Иккаку впервые увидел его тело. Все солнце вдруг словно вошло в грудь Иккаку, он не мог вздохнуть, поднять руку и отереть пот со лба. Так и стоял, глядя, как хозяин закалывает тяжелые волосы, чуть хмурясь, залезает в бочку, с полуулыбкой моется, растирая себя куском шелка. Иккаку услышал, как Аясегава что-то тихо напевает, и невольно сделал шаг вперед. Но тут хозяин вдруг поднял голову и посмотрел прямо на него. Казалось, глаза Юмичики вспыхнули незнакомым огнем, стали ярче, глубже, чем всегда.
Иккаку резко повернулся и молча ушел в дом.
Юмичика вернулся после бани распаренный и задумчивый. Он не сказал Иккаку ни слова, да и тот не пытался завести разговор, лежал на футоне, мрачно рассматривая вышитых на скатерти карпов. Так в молчании они провели вечер, и ровно в семь Юмичика поднялся и вышел, с тихим шелестом затворив фусума. Дождавшись, пока его шаги затихнут, Иккаку начал собираться. Собственно, собирать ему было нечего. Он запихал за шиворот пару фундоси, засунул за пояс меч и не без стыда позаимствовал у хозяина рисовую лепешку. Затем, еще раз оглядев маленькую комнату, в которой прожил столько времени, тяжело вздохнул. Ему казалось, что долгая дорога уймет внезапную тоску и странную боль, вдруг придавившую его, словно камнем. Он уже развернулся, чтобы уйти, но тут услышал стук копыт, затем быстрые шаги. Приоткрыв седзи, Иккаку успел заметить старика, шмыгнувшего в угловую комнату. Его охранники о чем-то поговорили в полголоса, поплевали, побродили туда сюда и скрылись за углом. Скорее всего, невольно отметил Иккаку, они устроились на террасе, которая выходила к реке. Движимый внезапным порывом, Иккаку прокрался к комнате со стороны улицы и прильнул к седзи. Хозяин и данна о чем-то беседовали. Иккаку узнал мягкий холодноватый шепот Юмичики, низкий, удивительно молодой голос покровителя. Пора было убираться, но Иккаку не двинулся с места. Его напряженный слух ловил шорохи снимаемой одежды, хриплые стоны старика. Ярость, сдерживаемая столько времени, подкатила к самому краю. Иккаку хотел ворваться и уничтожить собаку-торговца, но боялся этим оскорбить Аясегаву. Яростно сжав рукоять катаны, он снова сделал шаг, собрался бежать прочь отсюда, но тут услышал вскрик и взвившийся голос Юмичики: «Не надо! Прошу, не надо!». В этот момент сомнения, приличия перестали иметь значение. Иккаку ринулся к створкам, одним движением распахнул их, дико скалясь, бросился к данне, но тот оказался удивительно проворен. Быстро среагировав, он уже был на ногах и сжимал нож. Иккаку расхохотался. Каждый мускул трепетал от наслаждения, сердце пело. Он размахнулся, старик отбил удар, сверля незваного гостя черными колючими как пики глазами.
А тем временем Юмичика, растрепанный и все еще возбужденный, сел на футоне. Словно завороженный, он наблюдал за дракой и ликовал в душе – все получилось, как задумывалось. Однако времени осталось мало. Запахнув кимоно и подвязав оби, Юмичика поправил волосы, вытер руки влажными салфетками. Данна уже начал сдавать, кровь лила из распоротого плеча, ноги подгибались, когда на шум вбежала охрана. Еще немного, и покровитель завалился на циновки, закатывая глаза и давясь кровью и рвотой.
- Я знал, что ты победишь, - улыбнулся Юмичика.
Иккаку не ответил. Он едва успел развернуться, отбить удар одного из охранников. Другой тут же возник рядом, готовый отомстить за раненого хозяина. Защищаясь, Иккаку отступил на террасу. Оттуда неслись удары мечей, вскрики и ругательства. Прислушиваясь, Юмичика поднялся, подошел к сундуку и достал оттуда хлопковую суму. Он знал, что придется уйти, и подготовился к бегству.
Тут голоса за перегородкой стихли, скрипнули сломанные седзи, и в комнату вернулся здоровяк. Он утирал лицо смуглой сухой ладонью и широко ухмылялся.
- Эй, Юмичика, пора в дорогу, так ведь?
Юмичика закинул на плечо свой нехитрый багаж. Все было понятно без слов. Иккаку заткнул меч за пояс и вышел на освещенную луной улицу, Юмичика направился за ним по пыльной дороге прочь из Руконгая.
Шли они долго, но он не чувствовал усталости. В синем лесу протяжно кричала ночная птица, трещали цикады, теплая ночь обдавала лицо мягким ветром, мешая ароматы влажных трав, цветов и хвои. Иккаку и Юмичика поднялись на небольшой пригорок за разлапистыми соснами и уселись отдохнуть. Внизу в долине лежал погруженный во мрак Руконгай, дальше мерцали огни Сейрейтей, а совсем далеко над мирным городом нависали башни никогда не спящего Готей. Земля еще хранила жар дня, и Юмичика вытянулся на траве, глядя на низкие крупные звезды. Иккаку рядом по-прежнему молчал. Ночные токи, запахи, странные тревожные всполохи словно отзывались в нем неведомым темным желанием. Он хмуро смотрел перед собой, но весь был обращен к Юмичике. Когда тот потянулся, Иккаку искоса взглянул на него, жадно хватая взглядом белые острые колени, длинные лодыжки и между раскрывшимися полами кимоно – белые бедра. Выдохнув, Иккаку резко перевернулся и навис над Аясегавой, грозно глядя в глаза.
- Клянись, что никогда не будешь ни с кем, кроме меня, - процедил он с ухмылкой.
- Клянусь, - тихо ответил Юмичика. – Но и ты… клянись! – неожиданно холодно добавил он. Иккаку мгновенье смотрел на него, прищурившись, потом расхохотался.
- Клянусь… - наконец кивнул он, затем навалился, раздвигая коленом бедра, и крепко поцеловал Юмичику.
Иккаку был мощным, сильным мужчиной, Юмичика чувствовал, как ходили его мышцы, как заполняла нутро его плоть, и кончил, едва здоровяк начал двигаться. А когда они оба размякли, переводя дыхание, Юмичика прижал его голову к груди и подумал, снова глядя в необъятное небо, что получил все, о чем мечтал.
* * *
- Да… - задумчиво протянул Иккаку.
Юмичика снова засунул в рот большой палец и теперь хмуро смотрел вниз, на обнимавшихся офицеров.
- И чего они там ждут… - раздраженно сказал он.
Иккаку нахмурился – кажется, Юмичика совершенно не слушал его.
- Эй, и для кого я тут распинаюсь? – пихнув друга в бок, возмутился он.
Юмичика подскочил.
- Ай! Больно! – воскликнул он, но тут же покладисто опустился рядом. – Прости. Я тоже все помню…
Кое-что про Юмичику
- Эй, Юмичика! Куда собрался? Абараи тут нам саке принес, - сообщил Иккаку, лениво поднимаясь на террасу. – И смажь-ка мне царапину на спине, а то сам я не дотягиваюсь.
Нехотя остановившись, Юмичика повернулся и столкнулся взглядом с хмурым Абараи.
Тот махнул рукой и невесело улыбнулся.
- Здорово, Юмичика. Посиди с нами, а?
Бросив на лейтенанта высокомерный взгляд, Юмичика вздохнул, и, поджав губы, вернулся. Теперь ему в прескверном настроении придется весь вечер слушать пустую болтовню о безумном шестом капитане, который все не дает Абараи спать спокойно. Тем временем Иккаку уселся рядом и стянул косоде, подставляя спину любовнику.
- Что стряслось? – с усмешкой спросил он Ренджи. Юмичика закатил глаза. Зачем спрашивать – все и так понятно. Кучики-тайчо разозлил или расстроил своего лейтенанта и сам, конечно, этого не заметил. Видимо, Иккаку снова захотелось поиграть в умудренного опытом сенсея. Ренджи помолчал немного, разливая саке по пиалам.
- Да нет, все нормально... просто... никак не привыкну к капитану... – наконец, начал он.
- Н-ну? – раздраженно поторопил Юмичика, бережно смазывая раны друга и думая о своем. Возможно ли такое, чтобы никто не обратил внимания на Иккаку? Тот очень красив, настоящий образчик мужественности, разве можно его не заметить? Ко всему прочему, Иккаку падок на лесть. Ничего не стоит сбить его с толку, понравиться, ввести в заблуждение. Тем более, что Юмичика мог уже и наскучить любовнику за столько лет. И мало было Юмичике вечного страха за его жизнь, так теперь еще это. Не ведая ничего о мыслях пятого офицера, Ренджи выпил и налил по-новой.
- Да что тут рассказывать... - он снова хмуро посмотрел на саке. - Кучики-тайчо... в общем, мы...
Иккаку поднял брови.
- У тебя проблемы из-за капитана? – осторожно поинтересовался он.
- Вы трахнулись… - догадался Юмичика.
- Да, - неохотно признался Ренджи, упрямо глядя в свою пиалу.
- Тогда что за траур? – возвращая меч Иккаку, раздраженно поинтересовался Юмичика. - Кончили и разошлись. Все рады, что не так?
Ренджи вдруг разозлился сам на себя. Что он, правда, как девчонка какая-то? Пришел жаловаться, разнюнился, того гляди разрыдается Иккаку-сан в плечо. Стыдно должно быть, только чужое время зря тратит.
- Да никакого траура! Все круто! - он снова наполнил пиалы. - Просто можно было хоть что-то сказать, что ли... А то он - как подрочил...
- Ну, так и ты подрочил. Всем спасибо, все свободны, - язвительно заметил Юмичика, выпив пиалу саке и налив себе еще. Иккаку тоже выпил и пожал плечами.
- Не знаю… Чего тебе надо-то, Абараи?
- Подрочить я и сам могу... я же хочу, чтобы он... - Ренджи мотнул головой. - Чтобы он меня видел, со мной трахался, а не так... А! - Он махнул рукой. - Дурак я.
- Точно, - ухмыльнулся Юмичика, наливая себе третью пиалу. Ему пришло в голову напиться и залить разбушевавшуюся ревность и томительный страх, который вдруг накатил и не давал вздохнуть. Он боялся, что Иккаку оставит его и заберет все, чем Юмичика жил. Они так давно были вместе, что пятый офицер привык оценивать мир пристрастиями Иккаку, дружить с его друзьями, жить его интересами.
Тем временем третий офицер понимающе кивнул.
- Ты хочешь всего и сразу, Абараи. Все будет... потом...
Ренджи вздохнул.
- Да ладно... Не хочу я о нем больше. На работе хватает.
Юмичика бросил на него злой взгляд и налил себе еще саке. Проблемы Абараи казались ему смехотворными, но он молчал, не желая разозлить Иккаку. Ренджи налил им еще по чашке.
- C тобой-то что, Юмичика? Я, кстати, ваши ведомости подписал... Завтра присылайте кого-нибудь за ними... – вдруг сказал он. Иккаку покосился на Юмичику.
- А что с ним? Небось, жалеет, что сплавил тебя, а теперь один в архиве сидит.
Юмичика кивнул с натянутой улыбкой и снова налил себе саке, после чего уставился на заходящее солнце. Он подумал, что Абараи мог бы и промолчать насчет настроения, никто не просил лейтенанта лезть со своим никчемным сочувствием.
Ренджи бросил на Юмичику быстрый взгляд.
Когда несколько бутылок были выпиты, он поднялся, пошатываясь.
- Пойду я... Присылайте завтра за бумагами... Спокойной ночи, - неловко поклонившись, Абараи поплелся к своим казармам. Иккаку кивнул, провожая его взглядом.
- Интересно... Лед тронулся, да? - он повернулся к Юмичике.
- Наверное, - сказал тот, стараясь сидеть прямо и не глотать буквы в словах. Он выпил так много, как давно не пил, и для равновесия подпирал щеку кулаком.
- Ты, правда, какой-то смурной, - заметил Иккаку, обняв друга за плечо. - Чего грустишь?
- Я... не... грущу... Фсе отлично, - бесцветным голосом отозвался Юмичика и, уткнувшись в плечо Иккаку, закрыл глаза.
Удивленно подняв брови, третий офицер покачал головой – и что это Юмичика вдруг так надрался? Он встал, аккуратно приподнял друга и отнес в комнату. Там уложил его на футон. Скоро пятый офицер уже сладко похрапывал, а сам Мадараме допивал остатки саке, любуясь на полную луну, бледно светившую через широко открытые седзи и думал, что другу не понравилось бы узнать, что он храпит во сне.
Юмичика проснулся совершенно разбитым. Его настроение стало еще безобразнее, чем вчера, голова болела, в горле саднило, а Иккаку дрых рядом на придвинутом вплотную футоне. Юмичика прекрасно знал, что Иккаку заботится о нем и любит, как умеет. Но от этого легче не становилось. Пятый офицер встал, пошатываясь, запахнул юката и вышел из домика на веранду. Вокруг еще было тихо, во влажной тишине пели птицы, между молодыми стеблями бамбука разносился аромат сакуры, сочные листья бананового дерева сверкали на солнце каплями росы. Но вся эта красота Юмичику не радовала. Он пошел по тропинке, через мост, миновал кусты глицинии и остановился только, когда достиг пруда. Взглянув в воду, как в зеркало, увидел все то же красивое лицо, с годами ставшее лишь прекрасней, встретился взглядом со своим собственным отражением, с полными тоски фиалковыми глазами. Юмичике стало еще больнее, и он побрел дальше, чтобы спрятаться ото всех в таком некрасивом настроении.
Иккаку разлепил глаза, оглядываясь. Привычное тепло исчезло, Юмичика ушел. Наверняка отправился в архив... а жаль... Иккаку как раз был не прочь приласкать его, и, честно говоря, он надеялся, что любовник после вчерашнего будет мучиться похмельем рядом. Но раз так, пришлось себя чем-нибудь занять – и жертвами скуки стали офицеры одиннадцатого, которые через пятнадцать минут уже выстроились на плацу - третий офицер решил провести «небольшую тренировочку».
Юмичика долго просидел за кустами акации, глядя на розовые фонарики лотосов над зеленой гладью пруда. Лучше ему не стало, но он заставил себя встать и вернуться в казарму. Юмичике хотелось скрыть страдания, сделать вид, что все хорошо. Поэтому, приняв ванну и переодевшись, он сходил в архив, а потом вернулся в домик и принялся готовить чай. Недавно купленные чудесные фарфоровые чашки, глиняный пузатый чайник и кувшин для воды радовали сердце и глаз. Огонек в горелке, запах чая успокаивали его, загнав подальше печальные мысли, Юмичика налил себе в новую чашку прозрачный янтарно-зеленый напиток.
После тренировки Иккаку быстро ополоснулся в душевой и вернулся к себе, оставив половину офицеров «умирать» на плацу. Остальная половина благополучно доползла до казарм. А третий офицер как раз успел переодеться в юката – на сегодня работы с него было достаточно, он собирался пить саке и лежать на татами. Зараки-тайчо считал это важным делом.
К своему удивлению и радости Иккаку обнаружил на террасе Юмичику с чашкой чая в руках. Плюхнувшись рядом, он с удовольствием оглядел друга.
- Хорошо выглядишь - неужели голова не трещит совсем?
- Нет, - ответил Юмичика холодно. Как он ни старался сдерживаться, его так и подмывало выложить неверному другу все, что на душе.
- Повезло, - хмыкнул Иккаку, подвинулся ближе и обнял его за плечо. – Чем собираешься заняться? – тихо сказал он.
- Не знаю, - поводя плечом, ответил Юмичика. По спине прошел легкий озноб, отзываясь напряжением в паху. Горячая тяжелая ладонь на плече, низкий шепот возбуждали Юмичику и злили еще больше. Он снова дернул плечом, сбрасывая руку. Иккаку удивленно посмотрел на друга.
- Как это, не знаешь? Эй, что-то не так? – поднимая брови, спросил он. Иккаку считал, что знает людей и понимает причины их поступков. Но вот про Юмичику он понимал далеко не все. Потому, наверное, что Юмичика – это ведь Юмичика. Покапризничает и перестанет. Кто знает, какой у него очередной заскок?
- Все так, - сухо отозвался Юмичика и попытался встать. Прищурившись, Иккаку схватил его за запястье.
- Какого черта случилось? – повысил он голос.
- Все хорошо, - отрезал Юмичика. - Отпусти – синяк останется, а это некрасиво.
Он не боялся вывести Иккаку из себя. Сейчас ему даже хотелось этого.
- Ты меня за дурака держишь? - обманчиво-спокойно проговорил Иккаку. - С каких пор ты беспокоишься о синяках, когда я тебя держу?
- С каких это пор ты интересуешься моим настроением? - прищурился Юмичика. Иккаку был равен по силе капитану, но пятый офицер тоже не просто так служил в одиннадцатом отряде. Он хотел драться. И пусть Иккаку либо проиграет, либо убьет его – другие варианты Юмичику не устраивали. Иккаку недобро ухмыльнулся.
- Попридержи-ка язык и лучше рассказывай, что за дерьмо тут творится...
- Да уж я как-нибудь проживу и не рассказывая, - упрямо ответил Юмичика. Он просто горел желанием порвать Иккаку к чертовой матери. Только бы не отдавать его никому.
- Только эта жизнь может стать очень короткой, - лениво оскалился Иккаку. - Не испытывай мое терпение, Юмичика.
- Плевать мне на твое терпение, Иккаку, - холодно ухмыльнулся Юмичика, впиваясь взглядом в бешеные глаза друга. Больше Иккаку не собирался разговаривать - в конце концов, он предупредил. Мгновенье, и его кулак прорезал воздух в миллиметре от Юмичики, тот увернулся и выхватил меч. Он подумал, что лучше умрет, чем увидит друга с кем-то еще, и приготовился драться.
- Даже так? - через секунду Иккаку уже сжимал Ходзукимару. - Стремишься на больничный? Или голову напекло?
- Напекло, - ответил Юмичика резко и бросился вперед.
Сильно калечить друга Иккаку не собирался, так что решил драться занпакто в шикай. Кажется, придется в буквальном смысле выбить дурь из внезапно взбесившегося Юмичики. С тем уже случалось такое и раньше, третий офицер воспринимал взбалмошный нрав друга как неизбежное зло, но считал, что за такие выпады надо учить.
- Медленно двигаешься, - хохотнул он.
Юмичика почувствовал, что сердце болезненно сжимается, от отчаяния и ярости потемнело в глазах, за долю секунды он оказался рядом с Иккаку и ударил. Иккаку увернулся и соскочил с террасы в сад. В крови мешалась здоровая злость и адреналин. Юмичика тоже спрыгнул с террасы. Иккаку как будто дразнил его, и от этого становилось только больнее.
- Не надо мне подыгрывать. Не заметишь, как я убью тебя! - крикнул он.
- Давай, побегай, может в голове прояснится, - откликнулся Иккаку. - И не бросайся словами.
В одно мгновение он сшиб Юмичику с ног, тот упал, но быстро вскочил, не замечая, что бедро кровоточит.
- Может, ты боишься? - сжимая рукоять занпакто, прошипел он.
Иккаку громко расхохотался, чуть не пропустил удар, но вовремя увернулся. Отсмеявшись, он недобро посмотрел на Юмичику.
- Ты нарвался, - сообщил он. Разговаривать дальше было бессмысленно. Юмичика вошел в раж, осталось только вырубить его, чтобы не наделал дел. Иккаку в мгновение оказался рядом, Юмичика еще сумел отразить несколько быстрых ударов, но вдруг выронил меч, с удивлением чувствуя, как накатывают слабость и боль, подкашиваются ноги. Увидев перед собой окровавленное лицо Иккаку, Юмичика отключился.
Как только третий офицер увидел друга на земле без сознания, злость прошла без следа. Кажется, он немного перестарался – ну, да будет наука. Подхватив Юмичику, Иккаку отнес его в большую прохладную комнату, уложил на футон. «Ох, и разозлишься ты, - думал Иккаку, смазывая заживляющей мазью ссадины на животе и бедре. – Какая царапина на щеке». Но замазывать ее не стал, пусть походит с украшением – в другой раз подумает, прежде чем нарываться. На себя лекарства осталось мало, Иккаку кое-как обработал четыре продольные царапины на груди и вытащил из заначки саке. Хорошо подрались, подумал он, глядя на прыгавшего по террасе дрозда.
Сквозь туман Юмичика слышал смутные звуки, долетавшие до него будто издалека: переливы соловья, журчание ручья, отдаленные голоса и пение. Он приоткрыл глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на чем-нибудь, медленно оглядел комнату. Иккаку полулежал на футоне, опираясь на локоть. Юмичика сразу заметил его, приподнялся, быстро поправив волосы. Иккаку тут же повернул голову.
- Ну что, мозги на место встали? - поинтересовался он, изучая живописные синяки пятого офицера.
- Н-ну, - тяжело вздохнул Юмичика, помялся, затем решился и заговорил: – Есть кое-что… Ты смотришь на других, признайся? Я тебе наскучил?
Иккаку секунду смотрел на друга, а потом заливисто расхохотался.
- Ой, не могу! – причитал он. – «Я тебе наскучил»!
Юмичика порозовел и опустил глаза, готовый провалиться сквозь землю или снова затеять драку. Но тут Иккаку вдруг резко перестал ржать.
- Это все?- спросил он.
- Я так и знал, что ты будешь смеяться, - обиженно откликнулся смущенный Юмичика. – У тебя точно кто-то есть…
- Ага, целый Готей… - жестко ответил Иккаку. – Что за чушь ты городишь? Ты считаешь, что я могу нарушить клятву? – он посмотрел на друга с презрением.
- Нет, ну что ты… Но ты такой красивый…
Иккаку молча смотрел на Юмичику, и тот плотнее запахнул косоде.
- Прости, ты прав… Я вел себя глупо, - ответил он и поклонился, коснувшись лбом циновки. – Прости!
- Забудем… - отмахнулся Иккаку. Он долил себе саке и снова вытянулся на футоне. За раздвинутыми седзи по террасе снова прыгал черный дрозд, а дальше, над ручьем едва слышно шумел бамбук, и по воде плыли цветы гортензии.
- Помиримся? - виновато шепнул Юмичика, подсаживаясь к другу.
- Как себя чувствуешь? – не поворачиваясь, хмыкнул Иккаку. – Выпьешь?
- Выпью, - Юмичика посмотрел ему в глаза. - Ты же не злишься, нет?
Иккаку протянул ему пиалу.
- Нет. Но пришлось израсходовать на тебя всю мазь. Тебе стоит потренироваться.
- Да уж... Что-то я совсем засиделся в архиве, - радуясь, что гроза миновала, вздохнул Юмичика и отпил из пиалы.
- Точно. Может, мне потренировать тебя?
- Ладно, - Юмичика просиял, поглаживая Иккаку по коленке.
Через час Юмичика уже шел по улице, совершенно умиротворенный и спокойный. Он высматривал офицеров, прохлаждавшихся без дела, чтобы найти им работу в архиве. День стоял жаркий, и никого нигде не было, только пронзительное голубое небо, желтые крыши и белые стены Готей. Юмичика держался в тени - ссадины на лице быстро залечить не удалось, они немного омрачали его радужное настроение. Завернув к тренировочному залу, он к своему раздражению наткнулся на Абараи, который куда-то бежал и был чем-то озабочен.
- Эй, Юмичика! – окликнул его Ренджи, мазнув взглядом по лицу бывшего начальника. - Ты чего, с лестницы свалился?
Юмичика посмотрел на Абараи и вздохнул.
- С Иккаку дрался... – раздраженно ответил он.
- С Иккаку-сан? - Ренджи не думал, что что-то сможет шокировать его больше внезапно проснувшейся страсти Кучики-тайчо.
- Ээээ... - он мотнул головой, но тут же снова заулыбался. - Тренировались, что ль?
- Да, - отрезал Юмичика, глядя прямо в глаза назойливому лейтенанту.
- Ааа… - обрадовался Абараи, однако через мгновенье на его крупное красивое лицо снова вернулось выражение крайней озабоченности.
- Я хотел спросить.. – переминаясь с ноги на ногу, начал он, – чем бы мне угостить капитана?
Юмичика закатил глаза, однако любопытство пересилило досаду.
– Угостить? – переспросил он небрежно.
- Ну да… чай, там, заварить, и все такое…
Юмичика разочаровано поднял брови.
- В этом у нас Кира-фукутайчо специалист, - ответил он.
Абараи снова помялся, а потом воинственно выпрямился.
- Ладно, мне надо идти...
- Вали, - махнул рукой Юмичика. Он проводил взглядом красноволосого и, развернувшись, пошел обратно домой. Ему стало уже почти хорошо, и он решил, что лучше заняться сексом, а не бродить по Готей. Это пустая трата времени. Практичный Юмичика время впустую тратить не любил.