[DeUmbridge]

Название: Прикосновения
Автор: Доктор Амбридж
Бета: после деанона
Размер: мини, 2764 слова
Пейринг/Персонажи: Рауль Ам/Катце
Категория: слэш
Жанр: PWP
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: постканон
Краткое содержание: Катце снова решается рискнуть, не зная, как изменится его жизнь на этот раз.

Катце согласился. И на то, несомненно, была причина.

Он понял, какая, — только когда ответил «да» на предложение, обещавшее ему пытки, мучительные, долгие — возможно, ценой жизни, кто знает. Вполне вероятно, что он умрёт уродом, мучаясь от боли на операционном столе. И всё же он согласился.

Такова была его жизнь.

Он не удивился, когда произнёс «да» в ответ. Многое раньше Катце делал не по своей воле — но это решение принял сам. Даже если оно стало последней глупостью в его жизни. Глупости Катце всегда удавались, с ними ему даже везло. Если подумать, Ясон мог убить его, и не раз, — но сделал своим помощником, почти доверенным лицом, из-за глупости. Почему бы не позволить себе ещё одну?

Сомнений не было. Катце поднялся из-за стола, затушил окурок в пепельнице и затянул потуже пояс плаща. Аэрокар ждал снаружи, на три этажа выше — там, где сейчас светило солнце, бушевала весна. Что толку теперь размышлять, правильно он поступил или нет?

Катце запер кабинет, направился к старому лифту — дань сентиментальности, не иначе.

На улице было светло и ясно, солнечное кружево лежало на тротуарах, ещё свежее, нетронутое, листва сверкала утренней росой. Дверца аэрокара поднялась, приглашая Катце в чёрное, пахнущее кожей нутро. «Вперёд, поехали к твоей судьбе»!

Он забрался внутрь, откинулся на подушки и закурил. Скоро всё изменится для него, раз и навсегда. Ведь господин Ам всегда был хозяином своего слова. Ему удавалось менять пэтов так, как требовали заказчики. Он не смог изменить только Ясона Минка — но тут любой бы прокололся.

«Вот мы и добрались до сути», — Катце стряхнул пепел и прикрыл глаза, позволяя аэрокару нести себя к башне Эос.

Причина лежала на поверхности, простая до банальности. Всё дело было в Ясоне и Рики, как обычно.


— Добрый день, Катце.

Катце видел только спину Ама. Его волосы, волнистые, тёплого оттенка, были сейчас спрятаны под шапочку. Значит, за дело возьмётся он сам, компьютер будет только ассистировать.

— Раздевайся здесь, — Ам махнул рукой в сторону небольшого белого бокса за перегородкой, — ложись сюда, — указал на широкое операционное кресло. — И я расскажу тебе, с чего мы начнем. И что будет дальше.

— Благодарю, господин Ам.

Тот не ответил.

Катце зашёл за перегородку, разделся догола, не испытывая ни стыда, ни страха. За широкими окнами лаборатории сияло прозрачное яркое небо, внизу сверкали крыши и стекла домов и деловых центров. Катце смотрел в окно, пока вешал плащ на вешалку, стягивал брюки, убирал бельё в специальный пакет. Он вспомнил себя двенадцатилетним, свой страх, беспомощность и отчаяние. Как же давно это было!

Сегодня он не боялся. Старая жизнь закончилась в тот день, когда погиб Ясон Минк. А может, чуть-чуть раньше — когда Катце впервые понял, как Минк изменился. Рики изменил его. Совершил невероятное. Катце хотел знать, что с ними случилось. И хотел испытать сам, пока жив.

— Ты можешь... — говорил ему Ам, когда впервые спустился в его подвал. — Поучаствовать в полезном эксперименте.

Катце ответил «да» быстрее, чем обдумал все «за» и «против». Ам посмотрел ему в глаза — и Катце кивнул, чтобы не осталось сомнений. Он был уверен — они оба думали об одном и том же. Им было любопытно. Вот самая главная из причин.


Катце лёг в кресло. Мягкие прозрачные оковы тут же припечатали его руки и ноги, сверху опустился экран, и мягкий голос Ама приказал:

— Расслабься. Сейчас я введу анестетик, и ты уснёшь. А когда проснёшься, твоё тело изменится. Большего тебе знать не стоит.

Катце прикрыл глаза, подтверждая, что понял.

Тело изменится — но не только оно. Катце глубоко вздохнул — пальцы на руках зудели, сердце забилось быстрее обычного. Последний раз поймал взглядом ясное небо и солнечные блики на стеклянных пробирках. «Прощай, старый мир», — подумал он и отключился.


Во сне Катце чудилось, что он попал в кокон, и мягкие стенки гладят, ласкают его. Сначала было приятно — но потом захотелось освободиться, до судорог, до паники. Катце закричал и открыл глаза. Ему мешала спать простыня — она опутала его, касалась кожи, тёрлась, заставляя чувствовать… что-то. Он попытался скинуть её, но ничего не вышло, руки едва слушались.

— Успокойся, — голос Ама следовал впереди своего хозяина, мягкий и глубокий. Катце наконец взял себя в руки, повернул голову и увидел, как Ам входит в палату. — Я не стал держать тебя в нейтральной среде до самого пробуждения. Мы и так потратили слишком много времени на заживление и адаптацию.

— Сколько я здесь?

— Неделю, по ускоренной программе.

Катце кивнул, рассматривая его. Тёплые волосы, тёплые глаза, мягкие губы, красивое лицо, по-настоящему идеальное. Ясон Минк таким не был никогда. Голова слегка закружилась, накатила тошнота, и вместе с этим — боль внизу живота. Тянущая и даже приятная, скорее зуд, пульсация, жар. Катце невольно сжал себя между ног — под тканью простыни было твёрдо и горячо.

Он едва не рассмеялся.

Ну надо же, давно забытое ощущение.

— Думаю, для проверки ещё рано, — Ам подошёл совсем близко и сел на стул возле кровати. — Немного седативного, тебе надо поспать. Не пожалел о своём решении?

Катце покачал головой.

— Мы оба знаем, зачем я согласился, — проговорил он. Голос чуть заметно хрипел, а сердце колотилось, как безумное.

— Спи, Катце. Когда ты очнёшься, возможно, станет немного легче, — ответил Ам, — и я приду осмотреть тебя.

Он взглянул на руку, которой Катце всё ещё сжимал свой член, — и Катце тут же разжал пальцы. Ам кивнул, нажал на едва заметную белую кнопку на белой панели — и Катце снова уволокло в сладкую и бесконечную глубину без картинок и смысла.


В следующий раз он проснулся от того, что зуд в паху стал просто непереносимым.

— Интересно… Неужели это настолько сильное ощущение, — услышал он сквозь туман и пульсацию. — Многое бы отдал, чтобы понять.

Катце застонал и открыл глаза. Простыни не было, он лежал совершенно голый, и Ам рассматривал его, поглаживая пальцами от колена до паха. На его лицо падали тени, и оно казалось настолько человечным... Никто бы не подумал сейчас, что перед ним — искусственное существо.

— Вы думаете, оно может быть полезно? — выдавил Катце, приподнимаясь на локтях и тоже рассматривая себя.

Ам пожал плечами и убрал руку.

— Не знаю. Но Ясон погиб ради этого. Скорее я хочу показать, что чувственность бесполезна, если ты не пэт.

Показать? Катце кивнул. Показать всем и, конечно, себе. Он понимал.

Ам поднялся, ещё раз взглянув на Катце.

— Возможно, я просто хочу разобраться, как это работает.

— Но почему вы предложили именно мне? — вопрос, который надо было задать с самого начала, — и который Катце не задал, потому что не хотел упустить шанс. Правило номер один: если на самом деле не хочешь упустить шанс, не задавай вопросов.

— Не знаю, — ответил Ам, убирая волосы со лба. — А теперь отдыхай.

Но Катце не мог отдыхать, даже когда тот вышел и дверь за ним плавно закрылась. Запах, прикосновение отпечатались на коже Катце. Внутри него словно дрожало что-то, настырное, надоедливое. Катце застонал и зажмурился, пропуская через себя, словно электричество, бесконечные волны прикосновений — спиной к простыне, бедром к бедру, ладонью к животу. Даже воздух, оказывается, имел вес. Тёплые струи сменялись холодными, холодные — ледяными, и так по кругу.


На следующий день его подняли и отвели мыться.

— Ты боишься воды? — спросил Ам, возникая из ниоткуда. Катце слышал его голос, стоя перед струями и не решаясь сделать шаг вперёд.

— Слишком много новой информации, — отозвался Катце, пытаясь справиться с дрожью. — Вы наверняка понимаете, о чём я.

— А знаешь, я думал, почему выбрал тебя, — голос позади стал ещё глубже, перемешался в воспоминаниях Катце с прикосновениями и казался почти ласкающим.

— И пришёл к выводу, что из всего мусора ты мне наиболее симпатичен.

Катце зажмурился и шагнул под воду. Когда струи обрушились на него, Катце закричал.


Он мог понять, что сделало Ясона Минка человеком. Теперь он мог понять всё. Прошла неделя, или, возможно, чуть больше, когда Ам пришёл к нему, сел на кровать и коснулся его плоти пальцами без перчаток.

— Каковы ощущения? — спросил он, с любопытством наблюдая за лицом Катце. За маской, которая менялась, за искривлениями и спазмами. Пальцы скользнули вниз, к яйцам, потом на промежность и ниже.

— Так?

Катце запрокинул голову и застонал.

— Вы-то сами… не хотите попробовать?

Ам ухмыльнулся, двинул рукой вверх, и Катце кончил на его пальцы. Впервые. Впервые в жизни.

— Нет, не хочу. Все, чего я хочу... — заговорил Ам, и его голос звучал в сотни раз холоднее, чем обычно. Но Катце почудилось в нём слишком много личного. И это Катце мог понять. — ...Доказать — в первую очередь себе, но и другим, — что это только мешает… Впрочем, это не твоё дело.

Ам поднялся с кровати, не глядя на него, и Катце с удивлением поймал себя на том, что хотел бы сейчас видеть его лицо. Но Ам не обернулся и вышел из палаты, не сказав больше ни слова. Катце откинулся на подушку и уставился на мигающие лампочки приборов. Мир изменился. Катце провёл по ткани пальцами — ткань была чуть шершавой и ещё тёплой. Он погладил нагретое место, потом тронул каплю спермы. Прохладную, скользкую. Растёр между пальцами, поднёс к лицу. Ему всё ещё казалось, что он спит, — но теперь сон не пугал, а нравился. Катце коснулся металлического корпуса кровати, потом погладил собственные волосы. Мягкие, они скользили между пальцами, вызывая приятную дрожь под кожей.

Катце никогда не был трусом. Напротив. Вот и теперь, когда первый страх прошёл, ему захотелось узнать о новом мире всё.


Ам пришёл и на следующий день. Катце совершенно нечего было делать, и он размышлял о странном решении Ама изменить именно его. Катце вспоминал их нечастые встречи по делам чёрного экспорта, короткие разговоры, взгляды, ничего не значившие тогда, но приобретавшие вес сейчас. И пришёл к выводу за ночь, которая у него была, что Ам всегда относился к нему с интересом.

Когда дверь отъехала, Катце уловил краем глаза движение, услышал шорох одежды и почувствовал запах.

— Снова вы? — сердце забилось чаще, лицо словно вспыхнуло, и Катце даже потрогал щёки руками — кожа и правда стала горячей.

— Да. Мои исследования не закончились.

Катце обычно не пил спиртное, зато частенько курил запрещённые препараты. Сейчас он чувствовал себя так, словно выкурил пару сигарет из спецзаказа — голова кружилась, в висках стучало, вот только хотелось скорее пошутить, чем убить себя. Впрочем, Катце никогда не задерживался надолго на мыслях о самоубийстве. Он считал, что ему повезло. Возможно, не так уж и ошибался. Катце откинул простыню и немного развёл колени.

— Продолжим испытания?

— Ты ведёшь себя странно, — Ам застыл рядом с кроватью. Катце видел его сейчас так ясно, как не видел никогда раньше. Его узкое лицо, высокие скулы, яркие глаза и волосы, цвета, очертания были одновременно чёткими и размытыми — как если бы Катце был пьян и смотрел через пелену дурмана.

— Я тоже провожу свои исследования, — правильно, так и было. Причина, по которой он согласился, причина риска, страданий и унижения — лежала на поверхности, только наберись смелости взглянуть.

Катце знал, что Ам тоже почувствовал на себе силу их огня — Ясона и Рики.

— Какие?

— Новые органы должны работать. Я хочу знать, как с этим теперь жить.

Ам ухмыльнулся, и ухмылка эта осветила его и без того красивое лицо и сделала живым.

— Добро пожаловать в мир ненужных страстей. Ты уже чувствуешь, что они мешают тебе?

Катце пожал плечами, откинувшись на подушку и не сводя взгляда с Ама.

— Нет, но эксперимент только начался, — отозвался Катце. Ам наконец сел, и помедлив, положил руку ему на живот.

— А я уверен, — ответил он, рисуя на животе Катце круги. Катце закрыл глаза — зрение только мешало, теперь настало время чувствовать кожей. Бёдра чуть подрагивали, он сильнее развёл ноги — но Ам не торопился. Каждое его движение было выверенным, словно он прятался за этой точностью.

— Позвольте мне предположить, господин Ам, — прошептал Катце, облизывая губы. Он не видел, кивнул ли тот, но продолжал: — Вы испытываете себя? Вам интересно, как ваше тело будет реагировать? Ведь мы с вами в равных условиях, если задуматься.

— Ты слишком много болтаешь, — бросил Ам. Большой палец коснулся головки члена, Катце вдохнул и судорожно выдохнул через сжатые зубы.

Приборы над его головой гудели чуть слышно, привычный шум заполнял уши, мешаясь со стонами, которые потом ещё долго звенели в ушах, словно эхо. Ладонь скользила вверх-вниз, и Катце пытался поймать её движения, подстроиться под них. У него быстро получилось. Тогда Ам положил руку ему между ягодиц и чуть надавил.

Вскрикнув, Катце открыл глаза — Ам смотрел на него.

И Катце кончил себе на живот.


— Ты слишком торопишься, — сказал ему Ам спустя несколько минут, уже стоя у двери. Катце пожал плечами.

— Мне незачем медлить, господин Ам. Моя жизнь коротка, в отличие от вашей.

— Ты непочтителен, — ответил Ам, но в его тоне Катце не почувствовал осуждения.

— А вы — хороший друг господина Ясона, — проговорил Катце. Ам вышел, и дверь за ним закрылась. Только на миг в гладкой поверхности отразились два оранжевых солнца — и тут же погасли.

Так закончился ещё один день.

Следом за ним ещё один. И ещё. Катце считал, сколько времени уже провёл здесь. Ам приходил к нему каждый вечер. Они обменивались десятком фраз, не более, потом Ам садился к нему на кровать. В один из последних визитов Катце даже показалось, что тот готов испытать и себя тоже, раздеться, лечь рядом с ним.

Но потом он вдруг перестал приходить, и Катце занимал себя чтением сводок, просмотром программ и прогулкам по палате. Он уже начал вставать, вот только теперь не чувствовал ни обычного спокойствия, ни покорности судьбе. Его тело зудело, внутренняя дрожь не проходила ни на минуту.

А ещё Катце хотел видеть Ама.

— Правильно, что фурнитуров кастрируют, — говорил он Танагуре за окном. Катце никогда не думал о собственном одиночестве так много, как сейчас.

Смерть Ясона и Рики, равно как и их жизнь, открыла для него — да и для многих, Катце был уверен в этом, — новые просторы для размышлений.

Ам пришёл к нему снова в сопровождении дроида.

— Твоя одежда, Катце, — сказал он. Дроид положил перед Катце сложенные аккуратной стопкой вещи.

— Эксперимент не закончен, — продолжил Ам. Катце кивнул, одеваясь. — Я хочу знать, как ты сумеешь выжить в привычной среде. Помешает ли тебе новое тело мыслить ясно и чётко, как ты, не сомневаюсь, делал раньше.

Катце застегнул каждую пуговицу на плаще и оправил отвороты. Пора было уходить. Пора.

— Спасибо, господин Ам, — Катце поклонился. Старая привычка.

Ам мазнул по нему взглядом и уставился в окно, за которым только зажигались разноцветные огни металлического и пластикового города.

— Скорее всего, у тебя будет новый Айсмен, — ответил Ам. Катце пока не готов был думать об этом. Боль — всё, что оставалось в нём сейчас, боль новая, которой он ещё не испытывал. Боль и пустота от того, что приходится уходить.

Катце взял с металлической тележки свои сигареты и положил в карман.

— Прощайте.

Ам промолчал, по-прежнему глядя мимо него. И Катце ушёл, оставив позади свою камеру. Дроид довёл его до лифта и отправился по другому приказу, а Катце в одиночестве спустился в цокольный этаж. Его ждала машина, чтобы вернуть обратно, в подвал Мидаса.


Лето заканчивалось. Катце не думал, сколько прошло времени после его возвращения. Он продолжал исполнять свои обязанности, и знал, что сбоев в работе не бывает. Курил сигареты и иногда просто смотрел на других мужчин, представляя себе, какова на ощупь их кожа. Ему не обязательно было её трогать, да он и не хотел. Только иногда, лежа в постели и трогая себя, он воображал, что рядом с ним кто-то есть.

Кто-то, кто ласкал бы его.

Изменился его мир — или ещё задолго до тела изменился он сам?

Они все жили словно во сне — это он понимал теперь достаточно ясно. Холодные и пустые внутри, они возились каждый в своей луже, не привязываясь и не проникаясь достаточно крепко.

Изменившись, Катце понял, что дело было не в гормонах, не в физических удовольствиях, не в члене или мошонке. Не в его одиноких развлечениях — оказалось, что он хочет слишком часто.

Просто все они поняли, каково это — связать себя с кем-то достаточно крепко.

Перестали бояться.

Лето подарило на прощание несколько жарких дней и исчезло без следа, оставив после себя подгнившие лужи, листья на мостовых и запах нагретого металла в воздухе.

Аэрокар бесшумно затормозил у дверей аптеки на углу. Катце не видел и не слышал, как из машины вышел высокий человек и вошёл с чёрного хода. Лифт проскрежетал четыре этажа, дверь в кабинет плавно отъехала.

Катце поднял голову от бумаг и тут же поднялся из-за стола.

— Я закончил эксперимент, — сказал ему Ам, когда дверь за ним закрылась, отрезав их от приёмной, лифта и всего мира.

— Рад вас видеть, господин Ам, — поклонился Катце. Он был уверен, что лето задержалось ещё ненадолго.

Ам кивнул и подошёл ближе, совсем близко, так, что их рукава соприкоснулись.

— Вывод — чувства только мешают. Все были убеждены приведёнными данными. Только, боюсь, инцидент с Ясоном ещё не скоро забудут.

Катце ждал, что же будет дальше, — пока Ам стоял перед ним и смотрел глаза в глаза. И даже мог бы разглядеть в его зрачках два собственных отражения.

Тишина. Только стук сердца в висках — больше ничего не осталось. А потом Ам подался вперёд и поцеловал его в шею, чуть ниже уха.

Катце зажмурился.

Он прожил на свете довольно долго, но сейчас чувствовал себя так, словно вернулся во времена до Эос. Словно вернулся туда, где никогда вообще не был. В мир радости и удовольствия.

— Вы ставите эксперимент на себе, — прохрипел Катце, когда Ам отстранился на мгновение. Тот не ответил и продолжил целовать его, и Катце решил, что попал в точку.

Решил, что самое время не думать о последствиях. Скорее всего, они не умрут вместе. И хорошо. Скорее всего, Катце умрёт один, и его глупость убьёт его наконец. Плевать.

Он отлично понимал Ясона Минка. Чувства мешали, они были бессмысленными, болезненными, но они делали жизнь полной смысла. Делали душу, которой, разумеется, не было, бессмертной.

И ради этого стоило рискнуть.