Тексты с ФГМ ВТФ-2

[DeUmbridge]

Название: Зоомагазин
Автор:  Umbridge
Бета:  Aizawa
Размер: мини, 1001 слово
Фэндом: FGM
Пейринг | Персонажи: Филология, Философия, История, Соционика, Психология, Лингвистика
Категория: джен
Жанр: юмор, романс
Рейтинг: G
Дисклеймер: не мое, да и ни к чему мне
Примечания: Фанфик был написан на WTF 2013

За окном светило солнце, поливало жаркими лучами, нагревало пластиковую стенку ящика. Филология приоткрыла один глаз, заморгала, повела мохнатыми ушами. Она чуяла весну, чуяла уже неделю, несмотря на заморозки, на ветер, который стучал дверями, на сонливость и шубы на плечах покупателей. Но сегодня весна пришла по-настоящему. Филология принюхалась. Пахло вкусно — талой водой, теплым асфальтом, мокрой кожей ботинок, влажными ладонями и волнением.

— Эй, просыпайтесь! Просыпайтесь! Пора вставать! А то все проспите! Лентяи! — кричал Психология из клетки. Филология приподнялась на передних лапах, потянулась, встряхнулась.

— Не все же так хотят продать себя, как ты, — донеслось из пластикового ящика справа.

Это Философия подал голос. Большой, полосатый, рыжий, он лежал на спине, раскинув лапы и зажмурив круглые глаза. У него тоже началась весна.

— Старый хрен! — крикнул Психология сверху. — Тебя никто не купит, никто не купит! Ты никому не нужен!

— Плевать, — лениво отозвался Философия и отчаянно, пронзительно замяукал.

— Суета, — прошипел из аквариума История.

Он едва ли пытался произвести впечатление на окружающих. И чаще всего просто прикидывался толстой корягой. Филология улыбнулась ему, как умеют улыбаться только маленькие, но очень гордые собачки.

— Мы не пытаемся продать себя, нет! Мы же ищем друга, — весело протяфкала она, прижимаясь мордочкой к пластику.

За стенкой в солнечной пыли — зал магазина, пропитанный запахами корма, опилок, звериным духом обитателей ящиков и клеток. А дальше в черной рамке окна — большой мир. И там люди.

— Я мечтаю найти своего человека, — протянула Филология, мечтательно провожая взглядом человеческого детеныша.

— Чушь! Чушь! Надо получше устроиться! Вы никому не нужны! — ответил ей Психология.

— Не обращай внимания, детка, он — болтун. Вместо того, чтобы подтянуть людей до себя, опускается до их уровня, говорит то, что хотят слышать, — Философия теперь играл с собственным хвостом, лениво гоняя его лапой.

Хлопнула дверь. Филология повела ушами.

— Ты только посмотри — сейчас будет шоу, — Философия выгнул спину, поскреб когтями деревянный пол. Филологии нравилось смотреть на него. Он был такой толстый, пушистый и славный.

В магазин вошли покупатели — судя по запаху, самочка и самец.

— Попка дурак! Дурак! — заорал пуще прежнего Психология.

— Ну вот, он уже готов назвать себя кем угодно, лишь бы купили.

— Шут, — подал голос История. — Шут гороховый. А купят меня. Потому что я модный зверь. Ну, может, еще хохлатую, она тоже в тренде.

Филология и Философия повернулись к ящику, в котором разместили Лингвистику — лысую кошку с хохолком на голове. Она растянулась у стенки и грелась на солнышке.

— Мне ничего не надо делать, — мяукнула вкрадчиво Лингвистика, даже не повернув в их сторону головы.

Покупатели и правда подошли к ней, принялись говорить громко на бессвязном человеческом языке. Филология успела запомнить слова: "деньги" и "порода". Она тихо вздохнула и устроилась в опилках. Эти люди тоже пришли не за ней.

— А я умею бегать в колесе! — завидев покупателей, принялась пищать Соционика.

От жужжания ее крутилки у Филологии разболелась голова.

— Тупой хомяк, — прошипела Лингвистика, перекатываясь на бок и улыбаясь людям. — Мельтешат, никакого покоя. Скорее бы уже переехать отсюда в просторную человеческую квартиру. Я слышала, они бывают очень-очень большими. В них много новой мебели, и ее можно драть.

Филология почесала за ухом — в большие квартиры она не верила. Скорее всего, это выдумка Психологии. За легкомысленное и эгоистичное «драть» она немного обиделась на хохлатую: и почему та так утилитарно относится к людям?

— Я умею бегать в колесе, — верещала Соционика так отчаянно, как будто визги помогли бы ей привлечь покупателя. Филология закрыла уши лапами.

Ей стало очень грустно. Ее человек никак не находился, и она никак не могла понять, почему. Философия, хорошо знавший человеческий язык, предположил, что дело в непрезентабельном виде. А вообще, говорил он, ей следует наслаждаться настоящим, не искать ничего в будущем и чаще медитировать.

Философия любил слово «медитация». Под ним он подразумевал валяние на спине, точку когтей, мурлыканье и игру с хвостом.

Но Филология так не могла.

— Чао, ребята! — Филология вздернула голову, когда над ней в переноске мелькнула мордочка Лингвистики.

Хохлатая не задержалась даже на день. Вот что значит "тренд".

К обеду солнце скрылось за тучами. Филология разгрызала шарики сухого корма и мечтала о будущем. Как она будет преданно служить своему человеку, будет заглядывать ему в глаза и носить тапочки. Каждая собачка должна их носить, а еще палку. И бегать за мячиком.
Пока она ела, купили хомяка. Да и как не купить, когда он почти до обморока забегался в крутилке, лишь бы показать себя с лучшей стороны.

К вечеру унесли и варана Историю. Солнечная пыль уже не кружила по залу, стало темно и мрачно, и желтый электрический свет неприятно бил в глаза.

— Мы — старожилы, дорогая. Не умеем показать себя с лучшей стороны, — протянул Философия, выгнулся и заорал. Март все-таки.

Филология поглядела на попугая. Сверху из клетки тот пристально наблюдал за входом, прищурив глаза, словно он не волнистый попугайчик, а орел.

— Ты смешон, приятель, — Философия подкрался к самому краю своего ящика и мазнул лапой, едва не задев клетку с попугаем. — Лицо попроще сделай.

Попугай нахохлился, затоптался на палочке.

— Убери лапы, животное!

— Какие мы нежные! — Философия часто дразнил Психологию и, будь они на свободе, скорее всего, уже сожрал бы его, несмотря на весь пиар.

Филология вздохнула, совсем по-человечески, покрутилась на месте и улеглась, спрятав голову в лапы. Все равно до утра скорее всего никто не придет.

Тут дверь хлопнула. Из соседнего магазина, откуда тянуло цветами, от которых хотелось чихать, и землей, заглянул человек, наверное, последний за сегодня. Вошел, робко огляделся. Филология выглянула из-за лапы. Чудак. Конечно, самый забавный вид человека — студент-чудак. От него пахло по-особому — книгами, чернилами, тетрадками и дешевыми сигаретами. Он поправил очки, походил по залу, заглядывая в ящики, спросил продавца о чем-то. Филология разобрала только слово "ребенок". Продавец указал на ее ящик.

Человек засмеялся, вернул очки на переносицу, снял и сразу опять надел шапочку. Филология разобрала слово "подарок". Продавец начал с жаром что-то объяснять, студент кивал. А потом подошел прямо к ее ящику и наклонился, широко улыбаясь. Филология несмело подняла голову, завиляла хвостом. Она тоже могла кое-что показать симпатичному человеку.

Тот протянул к ней руку.

— Подарю тебя одной славной девочке. Вы вместе вырастете и станете большими и красивыми, — проговорил он, приподнимая ее под круглый мохнатый живот. Филология звонко тявкнула. В груди стало так тепло и сладко. Сейчас весь мир заключался для нее в любви к будущему хозяину — бескорыстной, горячей.

В любви к своему человеку.


Название: Важный вопрос
Автор:  Umbridge
Бета:  Aizawa
Размер: мини, 1117 слов
Фэндом: FGM
Пейринг | Персонажи: История/Философия
Категория: слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: не мое, да и ни к чему мне
Краткое содержание: История не просто так оказался в тайге поздно ночью
Примечания: Фанфик был написан на WTF 2013

С сосновых веток обваливались на шапку снежные хлопья, идти становилось все сложнее. Сугробов намело. Да, это вам не Куба и даже не Эквадор. Россия, мать вашу. История огляделся: темный лес кругом, куда идти — ни хрена не ясно. Сплюнул, свалил под ноги рюкзак, выудил оттуда старый, сильно похудевший томик сочинения Владимира Ильича. Книга сбрасывала вес всю дорогу от Москвы до Иркутска. История выдрал лист, скрутил, набил перемолотой трухой из Гитлера и затянулся. Холода он не чувствовал, не до того было. Да и тога согревала что надо воспоминаниями о теплой Греции. За то он ее и любил. От затяжки в горле запершило знакомо и приятно, он выпустил облачко дыма и снова сплюнул. И тут впереди, в непроглядной темноте, хрустнула ветка. Потом еще и еще. Кто-то шел по тайге на огонек самокрутки. История снова затянулся, вдохнул поглубже, вглядываясь. Шаги раздавались все ближе. Наконец, из черноты между деревьями показалась фигура. Неказистая, круглая, на длинных толстых ногах-подпорках. Медведь? История чиркнул спичкой. Зажигалки он не признавал по идеологическим соображениям. Перед ним стоял некто в ватнике, толстых штанах и валенках. Голову истукана украшала отменная развесистая ушанка. История поправил буденовку.

— Ты кто такой? — спросил, ухмыляясь в свете догоравшей спички. Некто в шапке почесал под меховой опушкой. Лица под треухом было не разглядеть.

— Заблудился?

Ответы вопросом на вопрос История не любил. Как правило, они заканчивались геноцидом и прочими неприятностями. Он швырнул догоревшую спичку в снег. Туда же полетел и окурок.

— Кто, говорю, ты такой, в ватнике? Отвечай прямо, без оговорок.

Незнакомец зашуршал совсем рядом, и в лицо Истории ударил свет фонарика.

— Узнаешь в свое время, — был ему ответ. — Иди за мной, я тебе самогонки налью, свежак перегонял, понравится.

История не удивился фамильярному обращению и словам про самогон. Удивило его другое — он как будто уже бывал в таких ситуациях раньше. Двигался по спирали, так сказать. «Ах ты черт. Где ж было?» Он нахмурился, вспоминая. «Чили?», «Остров Святой Елены?» Все не то. Да и голос внезапного собеседника показался знакомым. «Память ни к черту», — пожаловался История сам себе, закидывая рюкзак на плечо и шагая в снег следом за провожатым. С памятью у него и правда было плохо. Сделает и забудет, а потом - снова на те же грабли. Может, не надо было курить свод законов Хаммурапи? Он крякнул, поглядел в спину незнакомцу. Под лопаткой тревожно заныло. Обступающая мгла, хруст палых веток, снег, снег, снег и свет фонаря, убегающий вперед и поглощаемый темнотой — неприятная смесь, забористый.

— Далеко ведешь, Сусанин? — спросил История, пытаясь побороть ощущение пугающего дежавю. Он придумал себе целую программу борьбы с нежданными играми памяти, но сейчас это не помогало.

— Пришли, — История не успел и рта раскрыть - мол, нехрен мозг сношать, тайга кругом, жуть непроглядная - как перед ними, словно из ниоткуда, возникла избушка. Как всегда тут была. В окошках горел свет, дорожка к крыльцу блестела льдистой коркой. Ее расчистили и даже утоптали. Не спрашивая ничего, История прошел за человеком в тулупе прямо к огромной грубо вырубленной двери. Из сеней на него пахнуло теплом и печенной в печке картошкой. Он сглотнул, загоняя поглубже приступ тревожного предвкушения. Чертовщина. Его спутник тем временем стащил валенки, но ватник не снял, и треух тоже. Как был, прошел в горницу, бросив:

— Раздевайся.

Истории ничего не оставалось, как скинуть кожанку и повесить буденовку на крюк, криво вбитый в бревно. Раз приглашают — не стоит отказываться. Поест картошечки, ночь переждет, а потом дальше побредет медведя искать.

Он пригладил волосы, откашлялся и прошел в комнату.

Ну и бардак же, — вот что первым пришло ему в голову. Черт-те что. Сам он всегда наводил порядок, где бы ни жил. Только жилье менял часто. А тут — пылища, книги, какие-то бумажки везде. Он бросил взгляд на бочку и присвистнул. Диогена ведь, точно она. Ощущение узнавания снова царапнуло внутри. История перевел взгляд дальше, по книжным завалам, к закрытой лоскутным одеялом узкой постели.

— Чего высматриваешь? Уж не медведя ли? — раздался голос за спиной. История похлопал себя по карманам, но вспомнил, что томик Ленина остался в рюкзаке. Надо успокоиться. Кто еще мог знать про медведя?

— А тебе чего?

— Смотря в каком смысле, — захихикал некто в ватнике. — С одной стороны, видел я твоего медведя, а с другой, ты уж не первый раз тут его ищешь. Вот и я думаю все, после какого витка успокоишься.

История развернулся, уставившись на обтянутую серой тканью ватную спину.

— В который раз? — повторил он в изумлении. Нет, голос этого хрена ему точно знаком.

— А ты выпей сначала, а потом я тебе все расскажу, — утешил хозяин. Плеснул в стакан самогона с веточкой тимьяна, подвинул по столу влево, чтобы История взял.

— Больно ты подозрительный тип, — протянул тот, но самогон выпил. Есть захотелось сильнее, но еще сильнее хотелось понять, как справиться с тревогой.

— Какого ты рассказываешь, что я тут уже бывал?

Хозяин рассмеялся в голос, звучавший и молодо и одновременно будто бы с едва заметной старческой хрипотцой.

— Ой и дурак же ты, ой и дурак! — он хлопнул по столу рукой в рукавице. — Смотри.

История повернулся туда, куда показывал мужик. И тут его взору открылось такое… Шкура, та самая, валялась на полу между горницей и кухней.

— Ай ты! Да что же это! — заорал История и зашарил по складкам тоги в поисках нагана.

Хозяин же принялся ржать пуще прежнего.

— Ых, так и знал… что ты по тайге бродишь… медведя ищешь. Первый я, первый нашел… Ну и убил, чтобы ты не мучился, а разделить не получилось, никак не могу договориться…. с самим с собой, с какого конца начать.

Нагана не нашлось, и потому История перестал перетряхивать тогу и повернулся. Хозяин снял треух и теперь вылезал из ватника.

— Ты! И посох прихватил!

Перед ним, во всей красе второго своего тела, того, которое юное и румяное, стоял Философия. Давно же они не виделись. Еще с тех пор, как История обжимался с ним на развалинах Советской империи.

— А где старик? — спохватился История, вспоминая недобрым словом волшебную палку Философии, в которой он время от времени запечатывал себя старого и уродливого, чтобы снова и снова возвращаться в самом соку и с теми же глупыми вопросами, что и раньше. Как младенец, право слово.

— Посох я в тайге потерял, завтра найду. А сегодня пока с тобой побуду. Поваляемся на шкуре, может решим как ее делать.

— Да ты что! — История широко шагнул к Философии и крепко схватил за грудки, тряхнул от души. — Медведя убивать не надо было! Мы ж неубитого делить хотели!

— Не надо было? — захлопал чудесными синими глазами старый приятель. — А как делить-то? Мы ж вроде в прошлый раз решили, что убить надо сначала.

— Ничего мы не решили, и вообще — никакого прошлого раза не помню.

Философия обреченно застонал.

— Говорил же — Хаммурапи зверская отрава, — пробормотал он, пытаясь вывернуться, а потом вдруг чмокнул Историю в губы. Тот разжал хватку и выругался.

— Брось тут мне свои шутки! — проворчал сердито. Взглянул на шкуру. Потом на Философию. Тот стоял, одетый в давно знакомую старую тогу и в ватные штаны. «Ничего», — решил История. — «Пока старик в посохе в лесу под елкой заперт, я этого черта поимею. Давно напрашивается со своими сентенциями. А потом пойду в лес и найду медведя покрепче». Решив так, он сразу успокоился, тревожное чувство прошло, как и не было. История ухмыльнулся, схватил Философию в охапку и потащил на шкуру. Решать про деление.