Тексты с ФГМ ВТФ

[DeUmbridge]

Я так ничего и не написала про ФГМ, стыд мне и позор Выложу пока свои писуечки, потом все-таки донесу впечатления

Название: Давным-давно
Автор:  Umbridge
Бета:  Aizawa,  Илана Тосс
Размер: драббл, 360 слов
Фэндом: FGM
Пейринг | Персонажи: История/Право
Категория: слэш
Жанр: романс, ПВП
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: не мое, да и ни к чему мне
Примечания: Фанфик был написан на WTF 2013

Безмятежно чистое небо, яркое сияющее солнце. В лесу, где цветут розы и лилии, где виноградные лозы увивают стволы деревьев, История расчесывает пальцами каштановые кудри Права.

Тот смеется, вытягивается, разморенный солнцем, распаленный ласками, трется щекой о его колено. На озерной глади сверкают солнечные блики, словно сотни золотых монет. История жмурится, улыбается. Говорить не хочется – слишком жарко. Нагретые за день грозди винограда благоухают вином.

История лениво сталкивает с колен голову Права.

Тот ахает, трет ушибленную макушку. Но История не слушает жалоб. Он ложится рядом, касается губами темного торчащего соска.

Право – еще совсем юнец: только и знает, что бегать за нимфами да дурачиться с фавнами. Все, что у него было, – поцелуи, невинные ласки с растраченным попусту семенем. История трогает языком кожу на твердом животе, впадину пупка.

Утыкается носом в кудрявые волосы на лобке. Как ароматно они пахнут – влагой, чистым потом, цветами. Так пахнет юность. Конечно, История считает себя многоопытным мужем, ведь он уже столько повидал, а Право еще только начинает свой путь.

История ласкает языком его прекрасную плоть, от основания до головки, дразнит, играет. Распаляется сам, от откровенных изумленных стонов и изнуряющей жары. Выпускает алую головку изо рта, подтягивается, глядя в ласковые медовые глаза.

Тот тяжело дышит, бурно и откровенно обнимает любовника за шею, приникает всем телом, целуя в губы. История подчиняется. Оглаживает золотистое тело, забираясь пальцем туда, где тепло и влажно. Право не зажимается. Его ягодицы – два мягких теплых полукружия в руках Истории. Или это он обвел Историю вокруг пальца своим невинным видом?

Сейчас все это не важно. Поцелуй длится и длится, язык льнет к языку, губы – к зубам. Одурманенные желанием, нежностью, запахами земли и леса, они забываются. Стонут, царапают и кусают друг другу спины и плечи, катаются по берегу, едва не касаясь воды. История широко разводит бедра Права, тот только смеется. Выдирает из его волос лавровый венок.

Право не противится. Когда История входит в него, заполняя, растягивая изнутри, он отдается целиком, невинный и чистый. История берет его долго и сладостно, мучает и мучается сам. И благословенное наслаждение охватывает обоих одновременно, словно их тела давно договорились обо всем между собой.

Потом они купаются до самого заката, пока красное солнце не падает в воду. Им весело и легко. Впереди века. Все только начинается.


Название: Гон
Автор:  Umbridge
Бета:  Becky Thatcher
Размер: драббл, 342 слова
Фэндом: FGM
Пейринг | Персонажи: Википедия/Право, Википедия/История, Логика
Категория: гет
Жанр: ПВП
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: не мое, да и ни к чему мне
Предупреждения: омегаверс, присоски и тентакли, смерть второстепенного персонажа
Примечания: Фанфик был написан на WTF 2013

Раз в тридцать дней, ни больше ни меньше, когда луна набирает полный вес, и сытая, льет свой белый свет между густыми ветвями темного леса, Право оборачивается зверем. На тридцатый день течка достигает пика, возбуждение, стремление найти альфу становится непереносимым. Сейчас, немедленно. Смазка течет по мохнатым лапам, когда он бежит по густой траве прямо к опушке. Он знает, что там, в самом сердце тьмы, его ждет она. Право прыгает через древние толстые корни, скулит, садится на задние лапы, припадает к земле, прижимая хвост к животу. В его голове только зов альфы, ее жажда. Он падает, катается по мягкому хвойному настилу, вылизывает себя. Снова вскакивает на лапы. Осталось немного.

У старого пня высотой в три медвежьих роста – глубокий овраг. Никто точно не знает, что на другой стороне. Может быть, только История. Но старый медведь никому не говорит. Право кидается вниз, слышит, как, ломая сучья, к логову альфы бегут другие, такие же, как он, измученные течкой. Право узнает тяжелое дыхание Логики. Сегодня они не друзья.

Еще чуть-чуть, и они сталкиваются, врезаются друг в друга, вгрызаются, разрывая клыками шкуру. Логика хрипит, из распоротого горла хлещет кровь. Праву не жаль. Ему нужно добраться до сырого дна оврага, до мягкой от тления постели. Там лежит альфа и ждет, зовет его, стонет.

Лапы скользят по мокрой земле. Здесь – вечная сырость, затхлость, и даже луна никогда не заглядывает сюда. Еще один прыжок, и Право прижимается к земле рядом с телом Википедии. Жадной похотливой альфы.

Рядом с ней, вцепившись когтями в ее бедра – История. От его мощи, ядовитого запаха Право трясет. Он еще сильнее припадает к земле, выставляя зад так, чтобы альфа могла добраться до него. Википедия едва заметно шевелится, незрячая, тянет к нему длинные присоски. Право мотает головой, прижимает уши, перебирает лапами, когда длинная присоска проникает в его плоть.

Воет, рычит, давится черной грязью. Боль и похоть разрывают его на части, он истекает, выворачивается, трясется, отдавая семя земле, пока Википедия пьет его соки.

Утром на рассвете Право открывает глаза. Над ним – розовое небо, белая тень нового месяца. Вокруг – трава. Он хочет забыть все, что было. Пока гон не повторится снова.


Название: Гордость и предубеждение
Автор:  Umbridge
Бета:  Aizawa
Размер: драббл, 300 слов
Фэндом: FGM
Пейринг | Персонажи: Лингвистика/Филология
Категория: префемслэш
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: не мое, да и ни к чему мне
Примечания: Фанфик был написан на WTF 2013

Верхний свет выключен. Огромная люстра под потолком — словно черный сталактит. Горит только торшер и лампа на столе. Лингвистика крутит тонкую ножку бокала в пальцах, с горькой усмешкой смотрит на конверт. Он лежит на столешнице, такой невинный и беззащитный. Белый прямоугольник.

— Не нужны мне ваши деньги, — отводя глаза, выговаривает девушка по ту сторону стола. Лингвистика переводит взгляд на гостью. Дикая неиспорченная простота. Та простота, из которой хочется выколачивать искры. Которая оборачивается изысканной сложностью. Лингвистика ухмыляется уголками губ, ставит бокал, прикуривает.

— Послушай, девочка, — она оглядывает ее с ног до головы. Даже в дешевом тряпье Ф. прекрасна. «Не знает про себя ничего», — думает Лингвистика, стряхивая пепел в бокал. Медленно поднимается, обходит профессорский дубовый стол. Ее гостья отступает, вскидывается, словно пытается спрятать страх за горделивой позой.

— Так вот… Последний раз тебе предлагаю, возьми, и будем считать, что это подарок, — Ф. прижимает кулачок к груди, темные ресницы дрожат, но губы плотно сомкнуты. Тени играют на ее юном лице, ломают линии носа и бровей. В глаза ложится внезапное отчаяние. А может это просто проделки воображения?

— Не хочешь? — Лингвистика подходит вплотную, касается мягкого округлого подбородка Ф., ведет к ее губам.

— Молчишь…

Даже полумрак не может скрыть румянца на щеках гостьи, шального блеска в глазах.

— Мы с Литературоведением и сами справимся, без ваших подачек! — голос взвивается к темной люстре, гостья не отступает, не пытается отстраниться. Приоткрывает губы, словно ловит узкий холодный палец Лингвистики. Та едва сдерживает дрожь изумления. Возбуждение жаркой волной растекается в груди.

— Дело ваше, — она хочет сказать еще многое, но мысли непривычно путаются. На миг их взгляды встречаются, высекая искры, словно камень и сталь. Столкновение. И Лингвистика разворачивается, медленно идет к столу. Пепел падает на ковер.

— Если это все, я пойду, — бросает ей в спину Ф. Лингвистика только дергает плечом — лети, птичка. И когда дверь за гостьей захлопывается, громко произносит, обращаясь к профессорскому столу:

— Мы еще встретимся.


Название: Консенсус
Автор:  Umbridge
Бета:  Becky Thatcher,  Aizawa
Размер: миди, 4554 слова
Фэндом: FGM
Пейринг | Персонажи: Лингвистика/Филология
Категория: фемслэш
Жанр: ПВП, романс
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: не мое, да и ни к чему мне
Краткое содержание: свобода - это осознанная необходимость
Предупреждения: секс в публичном месте, игрушки, отложенный оргазм
Примечания: Фанфик был написан на WTF 2013

Филология сняла с головы шапочку и посмотрела в зеркало с мрачным ликованием. Мокрые каштановые волосы рассыпались по плечам. «Я тебе еще устрою», — прошептала одними губами, скрутила пряди в хвост и, схватив со столика ножницы, остригла все дальше своего кулака. Мокрая метелка шлепнулась на старый паркет. Филология тряхнула головой. Теперь она готова.

Идея перекраситься пришла ей в голову ночью, трое суток назад, после того как Литературоведение прибежал к ней в слезах.

В тот вечер она как ни странно осталась дома. Купила бутылку вина, села у окна, чтобы любоваться на город и думать о чем-нибудь возвышенном. И тут в дверь позвонили. На минутку, только на минутку она заволновалась, как будто ждала кого-то. Того, кто прийти к ней не мог. Но потом встряхнулась, побежала открывать. Литературоведение стоял на пороге, губы дрожат, глаза красные. Филология распахнула дверь пошире, и он ввалился в коридор, отодвигая ее к вешалке.

— Что случилось? — воскликнула Филология. Ее голос прокатился к потолку и там застрял. Эхо в огромной квартире было ужасное. Тем временем Литературоведение вытер лицо рукавом.

— Убралась бы, — пробормотал он, на секунду забыв об истерике, но тут же спохватился и принялся стенать: — Все кончено! Пришел прощаться.

Филология отступила и спиной уперлась в старый шкаф, в котором висели забытые поеденные молью меха, украденная шинель и белые одежды на все случаи жизни. Давно она не видела старого приятеля таким расстроенным. Даже потерялась на минутку. А потом вдруг разозлилась — тоже мне, разревелся как девица.

— Ну-ка, возьми себя в руки! — она сделала шаг к Литературоведению и схватила того за грудки. — Встряхнись, пойдем — все мне расскажешь! Честно!

— Рассказывать нечего. Я труп, — вяло отбивался тот, но за Филологией пошел.

Они устроились на кухне, рядышком, плечом к плечу.

— Она решила доказать, что я не наука, — опрокинув в себя стакан вина, выдохнул Литературоведение. Потянулся к карману джинсов за сигаретой, но поймал строгий взгляд Филологии и руку убрал.

— Она? — Филология прищурилась. — Она — это…

— Лингвистика, — вздохнул Литературоведение. — И на ее стороне Иностранные Университеты. Ты же знаешь — влияние и все такое. Если процесс завершится в ее пользу, то… Сама понимаешь. Потому и пришел. Ты — мой единственный друг и покровитель. Хочу последний раз побыть с тобой, посмотреть в твое милое лицо и распрощаться.

Он утер нос рукавом.

— Ну, хватит, — досадливо осадила его Филология. — Мы не должны бояться! Со всем своим влиянием она, по сути, лишь подчиненная мне единица. Хотя сама этого и не признает. Я к ней съезжу.

Она вспомнила последнюю их встречу — конверт с деньгами, прикосновения. В животе стало тепло, в груди тесно. Филология сжала пальцы в кулаки:

— Отвратительная личность, как же я ее ненавижу!

— Разделяю твои чувства, но ничего не могу поделать. Меня вообще как бы и нет для этих Иностранных Университетов.

Он повел плечами. Университеты — инквизиция наук — многих низвели до уровня вспомогательных дисциплин. Лишила всего — прав, свободы, собственной методологии. Но Филология не собиралась смотреть, как он трясется. Налила ему и себе еще вина.

— Пей, — приказала, сжав его плечо, по-мальчишески костлявое, щуплое. Он выпил, она выпила следом. Налила еще. Литературоведение тут же снова осушил свой стакан, вытер губы и вдруг, совсем неожиданно, подался вперед и поцеловал ее. Филология даже глаза закрыть не успела.

— Ты что? — только и прошептала она, когда он позволил ей вздохнуть. — А как же Культурология?

— Всегда хотел так сделать… Сегодня наша последняя ночь, — он потянулся снова, обнял ее за талию. Филология хотела оттолкнуть его, но почему-то стало жалко. Они целовались долго и глубоко, Литературоведение вздрагивал и неумело гладил ее по коленке. Она позволила ему все в ту ночь. Приподняла юбку, коснулась пальцами его руки, направляя. Расстегнула пуговицы на белой блузке, распустила волосы. Ощущение собственного великодушия возбуждало и будоражило. В ту ночь она отдалась ему прямо на кухонном диванчике, а потом снова — в большой старой кровати. Он был так тороплив, так невинен, что жаль было его останавливать.

Потом Филология долго еще лежала без сна, стараясь отрешиться от тела, распаленного возбуждением, старалась думать о том, как отомстит «этой стерве». Идея подстричься и покрасить волосы пришла в голову между вторым и третьим часом. Филология прекрасно знала, как Лингвистика любит ее волосы, как той нравится видеть ее белой и невинной. Так на тебе, получи. Возможно, немного наивно и по-детски, но стоило представить лицо ненавистной женщины, как в душе расцветали ярчайшие розы. Акция в знак протеста против притеснения беззащитных наук! Жертва, принесенная на алтарь истины! Она уснула счастливой.



Филология провела ладонью по темным волосам. Из зеркала на нее смотрел незнакомый худенький мальчик с большими честными голубыми глазами. Филология улыбнулась и пошла одеваться. На встрече надо быть во всеоружии.



Некоторое время спустя она вошла в кабинет с мертвой черной люстрой и широким столом. С тех пор, как она именно в этой комнате отказалась от денег, позорной платы за покорность, ничего не изменилось. От запаха сигаретного дыма мутило, но она мужественно вдохнула, сильнее сводя лопатки.

— Тебе ведь я нужна, так? — проговорила четко, ни разу не запнувшись.

Лингвистика, которая что-то выводила дорогой перьевой ручкой на большом листе бумаги, замерла и подняла на нее глаза. Как ни надеялась Филология увидеть хоть тень удивления на тонком надменном лице, ничего не дождалась.

— А, все-таки пришла. Ну, садись, — Лингвистика неопределенно махнула рукой на стул у торшера. Филология фыркнула:

— Постою. Так зачем ты затеяла травлю Литературоведения?

Лингвистика скривила губы, в неярком свете ее глаза казались темными провалами, гладко зачесанные, собранные в пучок волосы блестели. Медленно вытряхнула сигарету из пачки, поднесла золотую зажигалку. Мелькнуло и погасло пламя.

— Послушай, Ф…

— У меня есть имя! Терпеть не могу твои аббревиатуры! — она едва не добавила, что в обращении на Ф столько пренебрежения и холода, что зубы сводит, словно кусаешь льдинку.

— Хорошо. Филология, — она ухмыльнулась, затянулась поглубже. Филологии показалось, что в этой ухмылке было что-то, очень похожее на триумф.

— Я всегда считала, что мы суть одно. Точнее, ты — моя упрощенная копия. И я вовсе не против. Но ты упорно стараешься доказать обратное. Что ж. В любви и на войне, милая моя, все средства хороши. Да и не слыву я хранительницей духовности и сеятельницей доброго и вечного, в отличие от тебя. Следовательно, и терять мне нечего, — она снова улыбнулась, и от ее улыбки по спине Филологии прошел озноб.

— Вот тут не поспоришь, — отчеканила та, не показывая страха.

— Я не умею ухаживать, — продолжала Лингвистика, поводя в такт словам зажатой в пальцах сигаретой. — Деньги ты не принимаешь. Мораль — ну да, ну да. Этика не зря твоя большая подруга. Кстати, белый плащ тебе теперь еще больше к лицу.

Она искоса взглянула на Филологию. Та невольно вцепилась в отвороты плаща, стягивая их на груди.

— Если ты выполнишь мои желания, я, так уж и быть, придержу Иностранные Университеты и оставлю в покое твоего дружка. Хотя и считаю, что его появление на свет — ужасная ошибка, которую стоит исправить, — она хмыкнула.

Филология скрипнула зубами.

— Желания? Обозначь сроки, — процедила она, едва не сорвавшись на крик.

— День, ночь и еще полдня. Начинаем завтра. Согласна?

— Где доказательства, что процесс остановится? — Филология с трудом держала себя в руках. Запах сигарет душил ее, взгляд и голос Лингвистики выворачивали наизнанку. «Как же я тебя ненавижу», — повторяла она про себя как молитву.

— Вот.

Лингвистика подвинула к краю стола лист бумаги. Длинные пальцы царапнули лакированную поверхность столешницы.

— Это еще что? — со своего места посреди комнаты, четко в пестром круге, вытканном на персидском ковре, Филология не могла видеть текста.

— Подойди и возьми, — неожиданно тихо и мягко предложила Лингвистика.

Ничего не оставалось кроме как подчиниться. На ватных ногах Филология добралась до стола и схватила листок. На нем аккуратным подчерком было изложено прошение Совету Иностранных Университетов. Филология начала читать, с тревогой поглядывая на Лингвистику. Та не спеша поднялась из-за стола. Филология слышала ее шаги по ковру — тихие-тихие. И почувствовала горячее дыхание голой беззащитной шеей. Сейчас ей до обморока стало жаль длинных густых волос.

Лингвистика остановилась сзади, не касаясь ее. Просто стояла и смотрела через плечо, на листок. Филология старалась прочитать быстрее, но не упустить ничего. А получалось с трудом: от близости Лингвистики в голове становилось пусто, тело обмякло, норовило осесть на пол, колени подгибались.

«Ненавижу», — повторила для верности Филология, дочитала последний абзац и спрятала листок в карман плаща.

— А с чего ты взяла, что я теперь соглашусь на твои условия? — резко повернувшись, спросила она.

— Потому что это ты, — улыбнулась ей в лицо Лингвистика. — Потому что ты на самом деле хочешь выполнить мои желания и знаешь точно, чего хочу я. Просто ты такая правильная, гордая. Обычно меня это так умиляет, но не сегодня.

Филология громко фыркнула:

— Ну надо же!

Лингвистика подняла брови. Да, пожалуй, ее аккуратно смоделированные брови Филология тоже ненавидела. И губы, и, конечно, узкую юбку с разрезом. И себя — за то, что испытывала каждый раз, когда Лингвистика подходила слишком близко. Та словно мысли ее читала. Бросила окурок на ковер, затушила носком туфли, рискуя подпалить свой идеально вылизанный кабинет. Шагнула вперед, почти прижимая Филологию к столу.

— А новая прическа тебе к лицу, — проговорила тихо, убрала с ее лица длинную челку, коснулась шеи. Привычный жар окутал с головы до пят. Захотелось немедленно согласиться со всем прямо здесь и сейчас.

— Завтра, — Филология оттолкнула Лингвистику так, что та покачнулась на тонких шпильках. — Завтра будешь делать со мной, что хочешь, но только не сейчас. Сегодня я еще сама по себе!

Она почти побежала к дверям и с трудом перевела дух, оказавшись в широком просторном холле. Ей хотелось немедленно оказаться где угодно, только бы не здесь. И кожу жгло как огнем. «Тебе к лицу, ну надо же, — запоздало обиделась она уже в подъезде. — И ради этого я положила волосы на алтарь науки».

Отчего-то уже на улице горько разочарованная и злая Филология первым делом вспомнила про Историю. Кто еще может успокоить, отвлечь и развлечь, как он. К тому же, История не станет лезть к ней под юбку, не станет искушать ее. Он, насколько Филология помнила, с женщинами не спал уже лет… много.

Она купила в киоске розу, купила плитку черного шоколада в другом и побежала ловить такси, забрызгав грязью подол плаща.



Увидев Филологию, Право, неизменный гость в доме Истории, театрально схватился за сердце.

— Дитя мое, где твои чудесные волосы? На кого ты похожа? Нас же будут путать!

Филология раздраженно отмахнулась. Бросив сумку в центре комнаты, розу и шоколадку положила на стол перед Историей, а Праву сунула бумагу.

— Вот, почитай. Можно ли это потом как-то использовать?

Тот встряхнул листок и начал читать, больше не обращая ровным счетом никакого внимания на Филологию. Это сосредоточение почему-то раздражало, и та принялась ходить по комнате, без дела трогая и переставляя безделушки.

— Филькина грамота, — процедил Право наконец. — И ты веришь, что она потом не отречется от этого? Наивная дурочка.

Право соскользнул со стола, на котором, по своему обыкновению, восседал.

— Сейчас, сейчас, — не обращая внимания на Историю, растиравшего что-то пестиком в блюдце, Право принялся выдвигать один ящик за другим.

— Хм, — История взглянул на него сверху вниз. — Что он там ищет, хотел бы я знать? Компромат на Лингвистику? Ответим ей той же монетой?

Он медленно поднялся. Без кожанки видно было, что он по-прежнему строен и силен. Филология вздохнула и, потоптавшись еще секунду, опустилась на диван:

— Да, вряд ли нам это поможет. Она извращенка и подозрительная личность, но скрывать свои грешки умеет отлично.

История устроился рядом, принялся массировать плечи и шею Филологии.

— Так и есть. Чего она просит взамен?

— Сутки моего личного времени, сутки рабства, — закончив фразу с присущим ей пафосом, Филология попыталась откинуть волосы за плечи, но вспомнила, что прическа у нее теперь другая.

— М-м, неплохо, — История замолчал, продолжая мягко разминать напряжённые мышцы, а Филология зажмурилась: до чего ж хорошо. — Тогда совмести приятное с полезным.

— Приятное? — скривилась Филология слишком уж поспешно. — А польза в чем?

— Разузнай о ней что-нибудь, покопайся в документах. Правильно я говорю?

Право вынырнул из-за стола с коробочкой:

— Да, безусловно, ты совершенно прав, а я поработаю над бумажкой, — он сдвинул крышку — внутри теснились печати и факсимиле. — У нас получится отменный официальный Отказ от обвинения в виде написания заявления о прекращении разбирательства по делу. Ай да я, ай да молодец!

Филология улыбнулась. И тут же закашлялась — на этот раз от самокрутки Истории запахло паленой тканью.

— Теперь он курит флаги. Таблички Хаммурапи кончились очень некстати, они так не воняли, — развел руками Право, грациозно устраиваясь на столе.

Филология взглянула на его голые колени, не прикрытые полами халата, и поспешно отвела взгляд.



На следующий день Филология явилась к Лингвистике в назначенный час и обнаружила в холле чемодан на колесиках, а саму хозяйку — в дорожном плаще.

— Это еще что такое? — с подозрением оглядывая непривычный беспорядок, спросила Филология.

Лингвистика тоже взглянула на раскиданные тут и там вещи, потом на чемодан.

— Мы едем на конференцию. Ты и я. Машина заберет нас через несколько минут.

— Конференцию? Но я думала…

— Ты думала. Это уже внушает надежду, — Лингвистика тонко улыбнулась. — Перед поездкой хочу сделать тебе подарок. Маленький, но приятный.

Предложение не обещало никакой радости — подарки дарить она не любила. По крайней мере, Филология за все время знакомства получила только конверт с деньгами и «Введение в лингвистику» Шайкевича. А тут подарок. Значит, жди беды.

— Ну? — с подозрением прищурилась она.

Лингвистика склонилась над своей сумочкой. Щелкнули застёжки, и на свет появилось нечто маленькое и продолговатое, похожее на помидор-сливку. Филология подняла брови:

— Интересно.

— Еще как.

Лингвистика подошла совсем близко. Быстрее, чем Филология успела рот открыть, задрала ей юбку и сунула руку в белье. Филология ощутила прикосновение горячей руки, затем — гладкого пластика.

— Ай!

— Ну вот, — Лингвистика поднесла пальцы к лицу. — Чудесный запах.

Непрошеный жар хлынул к щекам. Потупившись, Филология одернула подол, поправила плащ.

— Это твое желание?

— Первое мое желание. Первое, но не последнее.

Звякнул домофон.

— Ага, вот и машина. Идем.

Филология лишь бессильно скрипнула зубами.

— Кстати, — уже в подъезде спохватилась Лингвистика. — У этой штучки есть пульт. Будем развлекаться.

Филология округлила глаза. Ее всегда настораживала страсть Лингвистики к новомодным изобретениям, склонность пагубная и вредная для языка. Как оказалось, не только для языка.

В машине Лингвистика достала из клатча крошечный пульт строгого стального цвета. Кнопки нажимались с легким приятным звоном.

— Но звук можно отключить, — обрадовала Лингвистика, переключая режимы. В то же мгновение игрушка заработала. Филология стиснула бедра, положила на колени сумку.

— Валяй, делай что хочешь, — фыркнула, гордо отвернувшись к окну. Вибрация между бедер стала сильнее.

— Хорошо, уговорила. Интересная все-таки штука.

Два звоночка, и Филология едва не вскрикнула.

— А это у нас что за кнопка?

Снова звонок. Сумка едва не свалилась на пол с ее коленей, когда Филология дернулась.

— Прекрати! — прошипела она, обматывая ручки сумки вокруг запястья. — Будешь изгаляться, когда останемся вдвоем.

— Ну уж нет! — Лингвистика закинула ногу на ногу, подбросила пульт на ладони. — Ни за что. Все удовольствие — поразвлечься с тобой на публике. Ты такая правильная, такая этически чистая, что невольно тянет поставить в некрасивое положение.

Она улыбнулась Филологии самой милой улыбочкой. Та с ненавистью смотрела в ее порозовевшее, гладкое лицо. Слова вроде «стерва» или «дрянь» застряли в горле, когда кнопка на пульте звякнула еще раз. Ничего не оставалось, кроме как немного сползти на сидении и закрыть глаза.



До самого самолета Лингвистика развлекалась с кнопками, включала, ускоряла, настраивала пульсацию. Как ребенок с новой игрушкой. Филология, уже мало осознававшая, что происходит вокруг, на автомате прошла паспортный контроль и испытала колоссальное облегчение, когда уселась наконец в свое кресло в салоне. Люди рассаживались по местам, стюардессы помогали погрузить багаж в багажные отсеки, застегнуть ремни. Филология откинулась на спинку и закрыла глаза. Глубоко в ее теле разрасталась почти болезненная пульсация, жар разливался от бедер вниз, по ногам, до самых пальцев. Ей было и стыдно за себя, и хотелось попросить о ласке, и в тоже время она мечтала остаться одна. Но такого счастья в ближайшее время не представится, так что оставалось положиться на судьбу и на то, что Лингвистика все же доведет дело до логического конца.

Лингвистика уселась в кресло рядом:

— Лететь два часа. Хорошо, что не долго.

Филология промолчала.

Когда самолет взлетел, Лингвистика попросила плед и накинула на колени им обеим.

— Продолжаешь извращаться? — тихо спросила ее Филология, отчаявшись уже расслабиться хоть на минуту.

— У меня всего сутки. Не стоить терять ни минуты, — с усмешкой отозвалась соседка. Горячие тонкие пальцы легли на колено, Лингвистика провела рукой по бедру, под юбку, по кромке чулок. Филология облизала губы.

— Почему тебе не нравится мысль, что мы — одно целое? Не понимаю, — гнула свое Лингвистика. — Я — это ты. Тут нечего доказывать.

— Ерунда, — отозвалась Филология. Голос осип, губы пересохли, говорить стало трудно. Да и мыслей совсем не осталось. Только обрывочный бред вроде: «Да» и «Я согласна на все», «Я вовсе не против».

— На самом деле ты подчиняешься мне! — выдавила она сквозь сжатые зубы.

Лингвистика тихо рассмеялась.

— Зря сопротивляешься. Я знаю все о тебе, знаю твои мысли, желания. Что, скажешь, тебе не нравится?

Ее пальцы коснулись влажного белья. Мгновенное долгожданное облегчение от ласки сменилось мучительным всполохом возбуждения. Филология выдохнула, чуть выгибаясь, стиснула бедра, стараясь удержать руку Лингвистики, но та тут же отстранилась.

— Ну что ты, не здесь же, — прошептала ей в ухо. — Если хочешь — пройдемся в туалет.

Филология мотнула головой, вдохнула, выдохнула, надеясь хоть немного расслабиться, но ничего не выходило. В конце концов, она не выдержала и поднялась. Пусть. Возможно, именно здесь и именно сейчас она пойдет на поводу у «этой стервы». Но только здесь и сейчас.



Быстро добравшись до туалета, Филология вошла в кабинку и повернула защелку. Ну вот, наконец она осталась одна. Было и страшно, и захватывающе-любопытно. Сердце колотилось, как сумасшедшее. Минута, две. Ну что же Лингвистика не идет?

Филология повернулась к зеркалу. Щеки красные, волосы растрепались — не прическа, а черт знает что. Он плеснула в лицо водой, пригладила неровно остриженные пряди. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

Филология вдохнула поглубже и открыла.

Заполнив собой все пространство кабинки, Лингвистика сразу оттеснила ее к раковине. Замок щелкнул.

— Молодец, хорошая девочка, — ухмыльнулась язвительно, и, не говоря больше ни слова, опустилась перед Филологией на колени. Та только ахнула, когда Лингвистика нырнула под ее широкую юбку и дернула вниз полоску трусиков. Филология шире развела ноги, чуть согнула колени, повинуясь ее движениям. И зажмурилась, когда теплые губы коснулись плоти между бедер. Филология вцепилась в раковину, против воли опускаясь еще ниже, чтобы прижаться сильнее, но Лингвистика не позволяла ей двигаться так, как хочется, крепко держа чуть выше резинки чулок. Трогала ее языком, лизала и посасывала, заставляя стонать и поджиматься. Но когда чувствовала, что Филология уж слишком расходится, отстранялась, едва касаясь губами налитых складок. Ее горячее дыхание ласкало не хуже языка. Хотелось заорать, схватить Лингвистику за волосы и прижать со всех сил. Но та выжидала, только жарко дышала и дула, и лишь спустя время снова принималась сосать, и снова доводила Филологию почти до предела, и опять делала паузу.

Нажимала пальцами на затвердевший клитор, терла. Когда Филология едва не упала ей на руки, поднялась, не убирая пальцев. Между ног горело огнем, стало очень мокро. Филология снова сжала ее руку бедрами, но Лингвистика, как недавно в салоне, убрала ладонь и принялась целовать Филологию в губы, в глаза, покрывать поцелуями шею и плечи, не обращая никакого внимания на стоны и просьбы. Не стонать уже не было никакой возможности. Филология пыталась прижаться к бедру Лингвистики, потереться, сильнее сжать колени, но ничего не выходило. А Лингвистика распахнула ее плащ, стянула пуловер и бюстгальтер. Стиснув груди, обняла губами сосок. Филология сжимала и расслабляла бедра. Вибрация чертовой игрушки внутри стала сейчас такой сильной, что невозможно было терпеть. Едва соображая, что делает, Филология потянулась поласкать себя. Она уже несколько раз была на грани. Но Лингвистика поймала ее за руку:

— Ну нет, уж больно ты торопишься.

И стиснув запястье, прижала к раковине.

— А тебе-то самой… не нужно, нет? — в отчаянии простонала Филология, пытаясь увернуться от ее поцелуев.

— А я сама разберусь, что мне нужно, — ухмыльнулась ей в лицо Лингвистика. Натянула обратно бюстгальтер и пуловер с вырезом, запахнула плащ. Быстрым движением вернула на место мокрые трусики. Юбка с шелестом накрыла бедра Филологии.

— Продолжение следует, как говорится.

— Это калька! — рявкнула Филология в ответ, злясь на себя и на Лингвистику. Было жестоко, мучительно и неправильно бросать дело сейчас, когда уже пройдена точка невозврата. Но делать нечего. Лингвистика открыла дверь туалета и пропустила ее вперед.

— Давай, выходи. Сейчас прилетим, потом прием, потом, так уж и быть, доберемся до отеля.



Сидя в кресле, Филология накрылась пледом и закрыла глаза. Но думать о чем-то не получалось, она постоянно ерзала, стараясь хоть немного уменьшить напряжение. Ничего не выходило. Отвлеклась немного она только тогда, когда самолет сел и их попросили на выход.

Дорога до отеля заняла около двух часов. В машине Лингвистика гладила ее по колену, уверяя, что водитель не смотрит. Филология краснела, глядела в окно и страстно желала, чтобы Лингвистика переместила руку немного повыше. Ей стыдно было признаться, что она снова сдалась и снова готова подчиняться, стоит той приказать.


В отеле их проводили в огромный номер и оставили одних.

— Через час прием, давай переодевайся. Не пойдешь же ты вот так, — тут же заявила Лингвистика, как только дверь за коридорным закрылась.

— Я ничего не взяла по твоей милости, — огрызнулась Филология.

Ей очень хотелось раздеться, встать под душ, вытащить проклятую игрушку и наконец расслабиться. Но, кажется, у Лингвистики были другие планы. Та подошла вплотную, развязала пояс плаща:

— Зато я взяла. Видишь, мы одно целое — я всегда знаю, что тебе нужно.

Филология раздраженно повела плечами. В чем-то Лингвистика права, сложно было не согласиться. Но вслух признаваться не следовало.

Плащ скользнул на пол, Лингвистика ловко открыла застежки на юбке, затем стянула с Филологии пуловер. Та покорно подняла руки — деваться все равно было некуда. Теперь она стояла перед Лингвистикой в одном белье. Беззащитная, открытая. Лингвистика сделала пару шагов назад, остановилась, потирая пальцами губы.

— Нормально. Должно пойти.

Филология нахмурилась. Соски затвердели под тонкой тканью то ли от холода, то ли от возбуждения, хотелось закрыть их руками, чтобы согреть. Она переступила с ноги на ногу. Лингвистика же снова подобралась почти вплотную, прошлась ладонями по ее ягодицам, натягивая тонкие трусики, погладила живот, сжала груди, всего лишь на мгновенье, и снова отступила.

— Только не говори, что я пойду так, — прошептала Филология.

С Лингвистики станется выкинуть что-то подобное.

Та безмятежно улыбнулась.

— Идея прекрасная, просто прекрасная. Но не в этот раз.

Развернувшись, Лингвистика отошла к чемодану и извлекла оттуда черное платье.

— Я не знала, что ты покрасишься, так что уж извини, — она пожала плечами, вернулась к Филологии и отдала наряд ей. — Хотя тебе все равно пойдет, я уверена. Одевайся. У нас времени всего ничего.

— А ванна? — с надеждой уточнила Филология.

— Вечером. И мне нравится твой естественный запах, — Лингвистика рассмеялась, ужасно довольная шуткой, и закурила, наблюдая, как Филология влезает в наряд.



В конференц-зал они вошли вместе. Филология не могла не признать, что платье сидело как влитое — Лингвистика не ошиблась с размером. «И правда, знает меня как облупленную, бездуховная личность», — подумала она с досадой.

Закованная в тесный наряд, Филология еще сильнее чувствовала возбуждение, от которого невозможно было отвлечься. Она села рядом с Лингвистикой на одно из жестких кресел, поерзала. Никогда раньше она не думала, что желание может стать почти неприятным.

Она с удовольствием бы послушала доклады представителей Университетов, но тянущий жар внизу живота не давал ни на чем сосредоточиться.

В середине выступления Лингвистика вдруг ущипнула ее за бедро.

— Слушаешь? — шепнула в ухо. Филология отшатнулась.

— Перестань. Мне не до этого.

— Хорошо, — она открыла длинный лаковый клатч и достала крошечный пульт.

— Тогда сделаем вот как.

Кнопка едва слышно звякнула. Филология выпрямилась в кресле, стискивая бедра изо всех сил. Вибрация внутри стала сильнее, и доведенная до предела Филология никак не могла взять себя в руки. Она едва заметно потерлась о сидение, но это не принесло облегчения. Ей нужно было немедленно, сию секунду выйти, спрятаться где-нибудь и довести дело до конца. Но она осталась сидеть.

— Выключи!

Лингвистика закинула ногу на ногу, взглянула на нее искоса. Филология с мстительным удовольствием заметила, что у той лицо раскраснелось.

— Не выключу, пока не признаешься, что тебе нравится не меньше, чем мне. Мы же с тобой — суть одно. Ну что, признаешь?

— Выключи…

— Зачем? Я уже поняла, на какие кнопочки ты реагируешь сильнее. Вот, например, на эту.

Она снова нажала на пульт, и к вибрации добавились едва заметные толчки. Игрушка пульсировала внутри, Филология выгнулась ещё больше, поджала ягодицы и с силой свела колени.

— Ты больная стерва, — прошептала она, сгибаясь и пряча лицо в ладонях. Лингвистика погладила ее по спине.

— Ничего, скоро закончатся выступления, и начнется банкет.



Вопреки надеждам, выступления, казалось, длились бесконечно долго. Лингвистика нажимала ещё на какие-то кнопки, но для Филологии все уже слилось в бесконечную агонию, и она ничего не слушала и не замечала вокруг.

Когда наконец разрешили встать, стало немного легче. Филология торопливо поднялась и, не дожидаясь Лингвистику, пошла к выходу. Юбка сзади намокла, но, слава богу, на черном это было незаметно. Филология выскочила в банкетный зал, который устроили прямо в холле, и схватила со стола бокал с шампанским.

— Вот это правильно, — Лингвистика как обычно появилась совершенно бесшумно, как раз в тот момент, когда Филология вытирала губы ладонью. — Какая ты некультурная.

— Я не стану отвечать в стиле «сам дурак», — фыркнула та, поправляя платье. — Ну, что теперь?

Лингвистика только плечами пожала, ответить ей не дали. К ним подошел солидный господин в костюме и привязался с вопросами. Филология потянулась ко второму бокалу. Ей не хотелось слушать разговоры — лишь побыстрее уйти. Она не заметила, как Лингвистика сунула руку в свой клатч, и чуть не выронила бокал, когда та снова нажала на кнопку.

— Ай!

— Вам плохо? — заволновался солидный господин.

— Нет, — выдавила Филология, кое-как разгибаясь. — Мне хорошо.

Она выпила все, что было в бокале, стараясь дышать ровнее. Господин все еще смотрел на нее с недоверием.

— Вы кричали… — заметил он неуверенно.

— Да так, булавкой укололась, — ляпнула Филология, переминаясь с ноги на ногу. Лингвистика и не думала сбавить обороты.

— Булавкой? А откуда она у вас?

Вот же привязался. Филология повела плечами.

— Слишком личный вопрос, простите.

Зануда еще что-то спрашивал, но она не реагировала. Делала вид, что глубоко задумалась, а когда тот отошел, прошипела в ухо Лингвистике:

— Все, поехали. Я согласна сегодня стать с тобой одним целым, убедила.

Та неожиданно согласилась. Или решила побыть хорошей, или сама уже не могла ждать дольше.



В номере отеля Филология первым делом расшвыряла тесные туфли и упала на кровать, лицом в подушку, выставив зад и раскинув ноги.

— О боже, платье!

Лингвистика, опускаясь рядом, задрала подол ее наряда к груди, стянула абсолютно мокрое белье и вытащила наконец игрушку.

— Так лучше? — даже не видя лица Лингвистики, Филология знала — та улыбается.

— Нет, конечно! — простонала та, сильнее разводя бедра.

Утыкаясь лицом в покрывало, дернулась, чтобы поласкать себя, но Лингвистика отвела руку. Не говоря ничего, погладила между набухших складок, едва касаясь клитора, быстро двинула пальцами глубже. Филология застонала, подалась назад. Но Лингвистика тут же снова отстранилась.

— Что, опять?

Филология перевернулась на спину, дернула платье еще выше, стискивая, пощипывая соски, широко развела колени.

— Нет, просто я хочу сама. — Лингвистика стащила и бросила на пол свою узкую юбку, за ней — блузку, расстегнула застежки бюстгальтера.

Филология не отрываясь смотрела на ее грудь, на твердые крупные соски.

— Нравится? — улыбнулась та, касаясь их пальцами. Потом сунула руку под резинку стрингов, лаская себя. — Просто дождаться не могла, когда же ты перестанешь играть в недотрогу. Ты же любишь делать так, как я говорю.

Филология выдохнула. Она выскажет все потом, обязательно выскажет. Но не сейчас. Сейчас она полностью согласилась с каждым словом.

Двинув бедрами, Филология свела и развела колени. Погладила живот, завитки на лобке. Долго сдерживаемое возбуждение теперь отдавалось внизу напряжением, тянуло и не давало лежать без движения. Лингвистика смотрела на нее, не отрываясь, и не сдержавшись, легла сверху, стискивая ее бедро своими. Филология застонала, с облегчением прижимаясь. Ей нужно было совсем немного, совсем чуть-чуть, чтобы окончательно позабыть о гордости.

Они лежали, обнявшись в развороченной кровати, на их лицах вспыхивали и гасли отблески уличных огней. Лингвистика не курила — прикидывалась хорошей. Так было всегда, когда она хотела немного смягчить Филологию после всего, что с ней проделывала.

— Ну хорошо, я может быть и побуду немного с тобой одним целым. Но только когда мы вдвоем, — проговорила Филология почему-то шепотом. Лингвистика дернула плечом. «Не согласна», — подумала Филология. — «Но сегодня сообщать об этом не собирается».

— Я знаю, что ты опять что-то замышляешь, — продолжала она шептать Лингвистике в теплое ухо.

Та снова промолчала.

— Отвечай, — Филология мягко толкнула ее ладонью. Лингвистика кашлянула, поглядела на нее с непонятной полуулыбкой.

— Хорошо, — откликнулась наконец. — Разделим сферы влияния. Я даже могу иногда тебе подчиняться, в качестве исключения, хоть это и не в моей натуре.

Филология удивленно вздернула брови и, не сдержавшись, расхохоталась. Ей стало ясно, что уже завтра все вернется на круги своя.