ГП/ДМ Грустные понедельники (сиквел к Ничьей земле)

[DeUmbridge]

Название: Грустные понедельники (сиквел к Ничьей земле)
Автор: Umbridge
Бета: главы 1, 9-эпилог — daredevildriver, 2-8 — *JD*
Фэндом: ГП
Размер: макси, 87 362 слова
Пейринг: ГП/ДМ
Рейтинг: NC-17
Жанр: action/agnst/romance
Дисклеймер: на персонажей не претендую. Все принадлежит Сами-Знаете-Кому.
Краткое содержание: Что бывает, если кто-то слишком сильно желает вам добра.
Предупреждения: МПРЕГ, ДМ/НМП, Genderswitch, АУ 7 книги, Снейп жив, Нарцисса умерла
Примечание: Выкладывалось в подарок, на семилетие Slash World. Написано для Jojo в честь всех ее прошедших дней рождений.
Состояние: Закончен

Глава 14. Адский огонь

Глава 14. Адский огонь


Начинался ноябрь, глянцевый, словно покрытая лаком шкатулка, масляно-бордовый, с холодными туманами и внезапным солнцем. Для Драко с наступлением нового месяца ничего не изменилось — он не жил, а перебирался из одного дня в другой, с трудом дотягивая до очередной встречи с Поттером. Драко не знал ничего о положении дел в магическом мире, потому что профессор не появлялся вот уже почти месяц, а Поттер не рассказывал ничего конкретного. Только изредка отвечал, что «все нормально, не выдумывай кошмаров, Малфой». Драко ему не верил. Не просто так его посадили, кому-то это выгодно.

Особенно тяжело приходилось Драко в выходные, но совсем отказаться от них он не мог, да и вечером все равно надо идти домой. Даже если он до поздней ночи готовил, все равно приходилось потом принимать ванну и ложиться в кровать. А в это время не думать не получалось. Тогда он вспоминал их с Поттером встречи. Сидел в ванной, наполненной теплой водой, и представлял: Кенсингтонский парк, желтые листья с шелестом осыпаются в солнечной дымке, лебеди ходят по зеленой траве у пруда, закованного в гранитные стенки. Октябрь только начинался, и солнце грело совсем как летом. Поттер перенес его в парк и целовал на скамейке за густо-зеленой живой изгородью. Иступленное желание того дня возвращалось. Но все, что тогда он отдавал Поттеру, теперь уходило в пустоту.

У Драко осталось много воспоминаний. Кенсингтонский парк — только одна жемчужина в коллекции. Драко вспоминал, как Поттер приходил к нему домой. Сбрасывал мантию-невидимку, потом обнимал Драко. А спустя полчаса исчезал. Один раз только Поттер остался чуть дольше, попробовал пудинг, который Драко приготовил для него. Но и только. Ни разу они не остались вместе больше чем на полчаса.

Потом, когда вода остывала, Драко вытирался, надевал рубашку, и ложился в кровать. Долго лежал в темноте и искал признаки того, что Поттер вот-вот опять появится. Иногда Драко удавалось убедить себя, иногда нет. Но в любом случае засыпал он нескоро.

Драко чувствовал отчуждение от собственного тела. Такое с ним случалось и в школе, на последних курсах, когда физические порывы раздражали до приступов ненависти. Так и сейчас. Он хотел преодолеть навязчивый физический голод и ненавидел тело за то, что оно отвлекало его понапрасну. В такие моменты Драко хотел выпить сильнее, чем в первые дни провозглашенного им сухого закона. Он грезил о стакане виски или о бокале коньяка. Но все-таки справлялся с собой, погружаясь в изучение кулинарных рецептов и книг по зельям.

Когда октябрь уже шел на убыль, Драко начал чувствовать, что скучает по профессору. Тот хотя бы приносил газеты, рассказывал новости, и ел то, что Драко готовил.

И вот наступил ноябрь, и второй же день последнего осеннего месяца принес Драко утешение.

С утра в понедельник, не успел он позавтракать, дверь открыли ключом. Драко оставил недоеденный омлет и вышел в прихожую, стараясь не показать, что ужасно рад. Профессор с недовольным видом встряхивал мокрый зонт.

— Погода отвратительная, — процедил Снейп, и Драко невольно улыбнулся:

— Здравствуйте, профессор. Давно вы не приходили.

— Тебя бы следовало выпороть, Драко. Но боюсь, тебе это может понравиться, — скривил губы тот, и Драко решил, что прощен.

— Проходите — налью вам чаю, — пригласил Драко, со страхом и нетерпением ожидая, что Снейп положит на столик газету. Но тот снял плащ, ботинки и направился в гостиную.

— Вы принесли Пророк, сэр? — бесцветным голосом спросил Драко.

— Да, и хотел зачитать выдержки сам, если позволишь, — профессор вытащил из внутреннего кармана мантии газету и развернул. — Номер от первого октября. Дата тебе ни о чем не говорит?

— Тогда Поттер вернулся, — отозвался Драко, у которого отлегло от сердца — профессор все-таки принес газеты.

— Да, именно в тот день вы с ним сочли нужным удалиться в неизвестном направлении, а вернувшись, ты устроил мне безобразную истерику. Ну да ладно. Слушай.

Снейп расправил лист и начал:

«Удивительное происшествие снова заставило поработать Отдел происшествий и катастроф. Несанкционированная вспышка магии на Лондон Ай привлекла внимание магглов, охранявших объект. Охранник по фамилии Прувет утверждал, что поздним вечером видел в одной из кабинок всполохи света и был поражен, так как попасть на колесо в такое время невозможно…» Дальше читать?

Драко порозовел:

— Не надо.

— Вот именно, не надо, — Снейп положил газету на столик. — Надеюсь, это будет тебе уроком, и ты усвоишь, что не стоит всегда идти на поводу у Поттера.

— А еще газеты? — пробормотал Драко, надеясь прервать неловкую паузу.

— Зачем? — уточнил профессор холодно. — Что именно тебя интересует? Расскажу, если это не государственная тайна, конечно.

— Почему Поттер все еще под арестом? — выпалил Драко.

Профессор поднял брови.

— Но вы же видитесь? Или нет…? Почему же не спросишь у него?

— Я спрашивал, но он не говорит.

— Вот как, — Снейп ухмыльнулся. — Как ты знаешь, твой горячо любимый Поттер находится под домашним арестом. У него даже изъяли волшебную палочку, так что понятия не имею, как ему удается аппарировать с тобой.

— Изъяли палочку, но она… За что? — переспросил Драко. Внезапный холод заполнил легкие.

— Поттера обвиняют в нанесении телесных повреждений средней тяжести, тяжких телесных повреждений, в убийстве с особой жестокостью. Заметь, что в ряде случаев у него нет алиби. А почему? Потому что он в это время был у тебя.

Драко сглотнул. Во рту пересохло.

— Кроме того, — продолжал Снейп, — переносясь к тебе, он снова рискует нажить на свою голову неприятностей. Ведь никто не гарантирует, что именно в этот момент не случится что-то еще, не умрет еще кто-нибудь.

— Поттер проводит со мной не больше получаса, да и то редко — ну может раз пять шесть был… Ну десять, — бледнея, проговорил Драко.

— Это утешает, — саркастически хмыкнул профессор. — Что ж, раз на мои предостережения тебе наплевать, может, принесешь чаю, который предлагал полчаса назад?

— Сейчас… Только скажите, как продвигается дело Поттера?

— Никак. Улик недостаточно, или кто-то не желает их искать. У него проводили обыск, ничего не нашли, его допрашивают. Один проходит сейчас. А Поттер ведет себя агрессивно, впрочем, как и всегда.

— Агрессивно? Что вы имеете ввиду под «агрессивно»?

— Имею ввиду, что Поттер активно защищается. И ему в этом помогает миссис Уизли.

Драко удивленно уставился на Снейпа:

— Грейнджер?

— Она самая. Так вот, она устроила целую компанию в защиту героя. Кроме того, наша всезнайка добилась права присутствовать на допросах, якобы для того, чтобы следить за соблюдением законности.

Драко кивал, думая, что почти благодарен Грейнджер за это.

— Она так же умудрилась повлиять на прессу, и в нескольких газетах вышли статьи, обличающие тайную группу противников нового режима. Словом, миссис Уизли стремиться обеспечить перевес общественного мнения. Драко, где мой чай?

Драко развернулся и поспешил на кухню. Столько мыслей теснилось в голове одновременно, что ему требовалось время подумать. Он налил профессору крепкого чая, отрезал пирога, а потом в гостиной смотрел, как Снейп ест.

— Профессор, — снова начал он, когда тот вытер салфеткой рот. — А другие подозреваемые есть?

— Не знаю, но одно могу сказать точно — Мартинс — не последняя жертва в списке.


* * *


Сегодня — допрашивают Гарри Поттера. Опять. Это уже слишком. Когда он узнал, что Поттер под арестом, сразу решил, что сделает все, чтобы оправдать его. И вот, наконец, придумал, как сделать сегодняшний допрос последним и наказать виновных. Думал долго, так долго, целых два месяца. Но сегодня все сложилось.

Как рано еще! Свежо, ночью шел дождь и скоро снова пойдет. Восемь тридцать утра. Главное, правильно рассчитать время, тогда все получится.

Он идет по тропинке к воротам. Вокруг дома — высокий забор, за забором — старые бордово-коричневые клены. Но дом — не родовое гнездо, и Кафф — не чистокровный волшебник, а значит, эльфов у Каффа нет. Это отменно! Он потирает ладони, идет дальше. У самых ворот достает палочку: «Алохомора!» — дверь отворяется с длинным, протяжным скрипом. В ответ — только шорох листьев да крики воронья. Они тут повсюду — вороны, черные как сажа. Снова взмах палочкой и дом вместе с садом скрывается за куполом — никто не должен уйти.


Гарри разбудил оглушительный звонок в дверь. Мадам Блэк на портрете тут же разоралась в ответ. С трудом соображая, что делает, Гарри поднялся с кровати, натянул джинсы и сбежал вниз. Его ждал аврор, стороживший дом на Гриммаулд. Он вручил Гарри свернутый в трубочку пергамент.

— Вам письмо, мистер Поттер! — отрапортовал аврор.

— Спасибо, — бросил Гарри, и захлопнул дверь. Тут же в прихожей он развернул пергамент и прочитал:

«Гарри, допрос сегодня в девять. Будь готов. Кингсли».

Свернув письмо, Гарри вернулся в спальню. Часы показывали восемь, значит, скоро за ним придут. Надо собираться. Оставив пергамент на кровати, Гарри принялся поспешно одеваться, потом наскоро умылся. И стоило ему прополоскать рот, как в дверь снова позвонили. Мадам Блэк по-прежнему орала — Гарри не хотел успокаивать ее. Он натянул мантию, схватил в прихожей плащ и вышел. На крыльце его уже ждал конвой, сопроводить в Министерство магии. Втроем они аппарировали.

В Атриуме мгновенно собралась толпа зевак, как обычно бывало, когда Гарри приводили на допрос. Однако теперь многие не боялись высказываться в его защиту так, что слышали все. И у статуи феникса сегодня дежурили не только сторонники его водворения в Азкабан, но и те, кто ратовал за снятие всех обвинений. Гарри бодро кивнул им. Тут же один, маленький худенький блондинчик, замахал Гарри руками. «Денис Криви», — вспомнил Гарри. И почувствовал, что вопреки всему, на душе у него легко. Он ясно понимал, что именно будет говорить дознавателю. Он думал об этом много раз, сидя в одиночестве, в полном бездействии. Он говорил об этом на прошлых допросах, и готов повторять снова и снова. У него сложилась собственная версия событий. И он уверен, что не ошибается.


Он торопливо шагает по мощеной гладким булыжником дорожке к входной двери. Кафф дома, никогда не встает раньше десяти, может себе позволить отдых. Ведь у него достаточно денег, полученных от Министерства за гнусные лживые провокационные статьи о Гарри Поттере. У Каффа нет детей. У таких, как Кафф не бывает детей. Потому таких, как Кафф, не зазорно и проучить.

Звонок в дверь. В прихожей тишина. Еще звонок. Он поднимает палочку — все верно, дом окружен антиаппарационным барьером, как у всех. Отлично. Случайности исключить. Он сжимает палочку в руке. Тут из-за двери доносятся тяжелые шаги, потом хриплый голос:

«Кто там?»

«Это я», — отвечает он. Кафф молчит, потом сдавленно каркает:

«Ах, вы… Ну и что же вам надо в такую рань?»

Но дверь открывает — любопытно, зачем Он пришел. Жена Каффа и старшая сестра еще дрыхнут наверху. Тоже не привыкли вставать рано. А, как известно, кто рано встает, тому и Бог подает.


Гарри завели в комнату для допросов и усадили на стул в центре. Следом вошел Саваж, сам Робартс и Гермиона.

— Привет, Гарри, — улыбнулась она, устраиваясь на другом стуле. Робартс занял место за столом, Саваж встал рядом.

— Ну что ж, начнем, — проговорил Робартс. — Мистер Поттер, мы вынуждены снова допросить вас, так как не получили ни одного вразумительного ответа ни на один из вопросов. А обыск ничего не дал.

— А вы уже допрашивали Каффа, редактора Ежедневного Пророка? Или Гилберта Уимпла, сотрудника Отдела изобретений? Я обвиняю их в преднамеренном сговоре с целью.. как там ты говорила? — он взглянул на Гермиону.

— Опорочить твое имя, — подсказала та. Гермиона сидела на краешке стула, прямая, напряженная, и на лице написана такая упрямая решимость, за которую Гарри любил ее сейчас, как никогда в жизни. Он кивнул:

— Вот именно. Уимпл мог бы рассказать, я уверен, кто послал его с мешком галеонов в Ежедневный Пророк.

— Мистер Поттер! — остановил его Робартс. — Вы снова стараетесь запутать следствие. Давайте-ка по порядку. Где вы были в пять часов после полудня двадцать пятого мая этого года?

— Это мое личное дело, где я был. Но точно не был на общественной почте на Скотроуд, откуда отправили письмо. Вы уже провели мою палочку?

— Ваша палочка в данный момент находится в экспертном отделе, а до этого ее проверял сам министр, — процедил Робартс, Саваж ухмыльнулся.

— Зачем тогда устраивать допрос раньше, чем получены результаты экспертизы? Все потому, что вам надо изображать деятельность? Хотя на самом деле вы не делаете ничего?


Он протискивается в прихожую, потому что Кафф стоит совсем близко.

— Так что вам надо, вы не сказали, — раздраженно интересуется он.

— Секретная информация о Поттере. Вы знаете, что его сейчас допрашивают? — говорит Он. И потирает ладони, зажав палочку между пальцами. Кафф пожимает плечами:

— И что с того? — но глаза загораются — журналистишко. Натура берет свое. — Так что у вас? — Кафф приглашает его в гостиную, оживляет палочкой прыткопишущее перо.

Но тут Он смотрит на часы. Скоро допрос закончится. Надо действовать быстрее. Он резко поворачивается — палочка направлена в грудь Каффа:

— Петрификус тоталус!

Главный редактор Пророка падает на пол с грохотом.

— Что случилось? — наверху, опираясь на перила второго этажа, над ним стоит женщина.

— Вызовите авроров сейчас же. Отправьте им сову, — просит Он. Женщина открывает рот, смотрит на палочку, потом передумав что-то говорить, хочет уйти.

— Нет, не так. Просто позовите ее. Она в доме, или в совятне?

— Дома, на чердаке, — шепчет женщина и зовет. — Астра!

Они стоят в тишине и ждут. Вдруг на лестницу выскакивает вторая женщина, копия Кафф, только в ночной сорочке.

— Экспе… — начинает она, взмахивая палочкой. Но Он быстрее:

— Петрификус тоталус!

Сестра Каффа падает на ступеньки. Тут в комнату влетает большая рыжая сова, взмывает под потолок и опускается на руку жене.

— Отправьте ее в Аврорат. Вот с этим. — Он вытаскивает пергамент. На нем печатными буквами. «Срочно. Беда. Кафф». Он левитирует пергамент женщине. У той слезы ползут по щекам, но она боится их утереть. Женщина хватает пергамент, привязывает к лапе совы и хрипло выдыхает:

— Лондон, Министерство магии, Аврорат.

Сова поднимается в воздух и исчезает, так же бесшумно, как появилась.

— Отпустите. Я все сделала, — просит женщина.

Он вздыхает.

— Да полно вам, дамочка, — говорит Он. — Петрификус тоталус.

Затем разворачивается и возвращается к двери, но прежде чем захлопнуть ее, снова поднимает палочку.


— Поттер, черт вас дери! — воскликнул Робартс. — Саваж, давайте уже, допрашивайте его.

— У меня есть идея, я уже говорил вам. Кто-то хочет защитить меня, естественно, без моего на то разрешения. Проверьте, может быть, смертельная опасность грозит тем, кто когда-то чем-то мне не угодил. А я, вместо того, чтобы предотвратить преступления, сижу тут, и вы тоже особенно не стремитесь проверить мою версию!

— Я начал проверять… — заметил Саваж, но встретив свирепый взгляд Робартса, сухо добавил. — Расскажите подробно, каким образом вам удалось наложить заклятие на мистера Пибоди, сотрудника отдела магического правопорядка?

— Не могу! — рявкнул Гарри. — Потому что я ничего не накладывал!


— Фендфая! — так просто. Огонь проходит от груди в плечо, потом в локоть, в кисть и вырывается из палочки золотой струей. Он захлопывает дверь и бежит по дорожке к воротам. Он все рассчитал. Допрос подходит к концу. Вот Он уже у ворот. Купол не пропустит пламя дальше, ворота останутся нетронутыми. Он закрывает засов.

Вытирает пот со лба, потом лезет во внутренний карман мантии. Главное — на месте. Клочок пергамента с адресом Мартинса. Самое ценное, что он забрал у Уолли. Он прижимает клочок к столбу и пригвождает заклинанием. Отлично! Затем отступает на два шага. Снова поднимает палочку и пишет на деревянном столбе и на камне забора: «Освободите невиновного!»

Он любуется своей работой. За куполом негасимый огонь пожирает дом и сад. А тут прохладно, начинается дождик, влага блестит на пожелтевшей траве. Он улыбается и аппарирует.


— Думаешь, нам приятно все это, Поттер? — не выдержал Робартс. — Мы все равно заставим тебя говорить, хочешь ты этого или нет! Саваж! Продолжайте!

— Это давление на подозреваемого! — вступилась за него Гермиона. — И не повышайте голос, мистер Робартс!

Гарри хотел тоже высказаться, но в этом момент в комнату влетел Уильямсон.

— Срочный вызов!

Глава 15. Рождество на Эдвард роуд

Глава 15. Рождество на Эдвард роуд

Каменный заборчик и живая изгородь не пострадали. На серых камнях отчетливо читается надпись «Освободите невиновного!», нетронут и кусочек пергамента с адресом. Проверив, не наложены ли на пергамент заклятья, Саваж отрывает его и видит адрес Мартинса.

Взмах палочки, и едва заметный купол, который сдерживал Адский огонь, исчезает. Гарри следом за Саважем входит в ворота. Внутри, от линии где купол защищал от огня изгородь, только пепел. Пепел кружит в раскаленном воздухе, попадает в глаза, ноздри, оседает на одежде и волосах. Невозможно дышать, кажется, что ядовитый осадок разъедает легкие. Никаких следов сада, дома, людей. Тысяча ярдов пепла и золы. Расплывшийся круг солнца бледнеет за серой завесой.

Снова движение палочкой — повсюду проступают знаки. Здесь применили темно-магическое заклинание. Фендфая. Не надо даже экспертизы, чтобы определить…

Гарри вынырнул из омута памяти, куда заглядывал не меньше двадцати раз с того дня, когда Саваж отдал ему эти воспоминания. Зачем он заглядывал, что хотел увидеть? Гарри восстановили в должности и вернули ему дела в середине ноября, а сейчас уже декабрь и скоро Рождество. А он все еще ничего не добился.

Гарри еще несколько секунд бездумно смотрел в окно. Снега не было. Погода стояла тихая. Черные ветки за окном не шевелились, замерли, словно обгоревшие скрюченные пальцы. Белое небо, пожухшая трава, голый сад. Мертвенную тишину разрывал крик потревоженного воронья. Они с треском и гвалтом бросались из промерзших переплетенных ветвей старых буков в бесцветное, пустое небо. Гарри задернул занавески и вернулся к столу, на котором в определенном порядке разложил записи.

Здесь были и протоколы допроса потерпевших. Гарри опросил повторно всех, не забыл даже Уильямсона и Мерилин. Нового не узнал, зато подтвердил собственную версию — все они в разное время насолили ему. Эти листки лежали отдельной стопкой. Левее Гарри развернул пергамент с материалами допросов по делу Мартинса. Пока он сидел взаперти в своем доме, изредка выбираясь в Лондон, чтобы увидеть Малфоя, Саваж не терял времени даром: успел поговорить с матерью убитого, друзьями и соседями. Первый и главный вопрос, заданный им миссис Мартинс — говорила ли та кому-то, когда точно вернется ее сын — долго оставался без ответа. Так рассказывал аврор. Но потом выяснилось, что дама постоянно говорила о сыне и его отпуске, и не только в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, но и по всему Министерству с любым, кто желал слушать.

Друзья Мартинса считали, что тот нажил себе неприятностей, решив заработать, и рассказать об отношениях с Поттером. Но ничего странного, подозрительного припомнить не могли.

Соседи в основном в этот час еще спали, и только двое — некто Хиггинс и некто Паркмен — видели примерно в то же время какого-то старика рядом с домом Мартинса и даже на лестнице. Только описать толком не смогли. Один подметил, что старик сильно сутулился и носил шляпу, другой — что в руках тот держал матерчатую сумку. Словом, ничего конкретного, неоспоримого, что могло бы послужить уликой.

Саваж так и сказал Гарри, когда закончил передавать бумаги. Он сказал, что «сделал все, что мог, и, кажется, следствие зашло в тупик». Гарри только пожал плечами. А Саваж помолчал, глядя в сторону, а потом добавил:

— Я рассматривал и твою версию… — выдал он, наконец. — Знаешь, она не лишена оснований. Все те, кто пострадал и погиб, связаны с тобой тем или иным образом. Ты осуждал их действия, критиковал пристрастия или просто недолюбливал их самих. Но так как не ты их убил, и наш преступник позаботился о том, чтобы мы все это поняли, то твоя версия становится еще более актуальной. Я задумался о том, кто может желать тебе добра, при этом знать и уметь накладывать такие заклинания как Фендфая локально, чтобы пострадали только намеченные жертвы, и вот… — Саваж протянул ему список. Гарри взял, и не глядя, убрал в карман. И только потом, уже дома, вытащил пергамент. На нем значились три фамилии: Кингсли, Уизли, Снейп. Верно, подумал тогда Гарри. Они, и правда, больше прочих заботятся обо мне. Но невозможно даже представить, чтобы кто-то из них захотел совершить все те преступления, которые совершил неуловимый преступник. Разве мистер Уизли, прямой и честный, способен сжечь семью пусть даже редактора Пророка? Способен чудовищно надругаться над телом юноши, даже если этот юноша продал газете интимные сведения? Нет, этого Гарри не мог вообразить. Прежние подозрения казались смехотворными. Потому он раз за разом пересматривал записи и искал зацепку. И Кингсли… Кингсли — Министр Магии. Его вообще нельзя заподозрить ни в чем противозаконном. Тут Гарри совсем некстати вспомнил, как тот принес ему палочку. Сам этот поступок незаконен. Но он тут же прогнал видение прочь. Нет, Кингсли — не преступник. Ну а что касается Снейпа, то тот заботится о Гарри гораздо в меньшей степени, чем кажется Саважу. Профессор не стал бы убивать людей только для того, чтобы заступиться за Поттера. «Хорошо, что я попросил вернуть дела мне, — решил Гарри. — Если я прав и преступник — мой, так называемый, Доброжелатель, Саважу опасно продолжать расследование».

Правда, возможность найти преступника по горячим следам была упущена. Сначала Гарри давал показания бесчисленное количество раз, уже как свидетель, потом оформлял и заполнял документы по делам, вновь оказавшимся в его ведении и по тем, что он получил только теперь, собранным в единое производство Саважем.

В тоже время с шумом, достойным самых громких преступлений, лопнула махинация Партии старого порядка, и Гарри присутствовал на допросах Уимпла, одного из ее рядовых членов. Тот признался, что заплатил по приказу верхушки крупную сумму бывшему главному редактору Пророка, чтобы против Поттера фабриковали скандальные статьи. В конце концов Уимпла осудили, а вместе с ним и большинство партийцев.

Кроме того Гарри допросил архивариуса и выяснил, что «Дело о вывернутом наизнанку мистере Хокинсе» выдавала бывшая его помощница: потерпевшая по делу о поющем заклинании. Она давно в Мунго и поговорить с ней нельзя, об этом Гарри и так знал. А запись о том, кто брал папку, из учетной книги пропала, как будто и не было. Гарри снова оказался в тупике.

И еще, он должен был продолжать поиски Эйвери. Уильямсон, занимавшийся Упивающимся, совершил с Гарри путешествия по стратегическим точкам плана, задуманного и рассчитанного Гарри. Семь мест в Лондоне и на окраинах, в трех из которых ритуалы уже свершились. Психбольница, дом, где произошло убийство, тот, в котором Гарри никого застать не удалось, и дом, в котором он получил ранение. Два последних располагались в районе, который возвели на месте снесенной в прошлом веке тюрьмы Брайдуэл. Оставалось четыре точки на плане: Уайтчепел; Риллингтон-плейс, десять; Рампарт стрит, пятнадцать и станция Сауф Кентиш Таун. Все связаны с кровавыми историями насилия, убийств, катастроф. Оказывается, таких точек в Лондоне не так уж много. Но пока Эйвери нигде не появился, никто не видел никого из его свиты. Только у дома на Риллингтон-плейс, где когда-то убивал своих жертв Джон Кристи, старый сквиб, бродяга Дьюк, заметил мальчика. Тот стоял прямо у старой каминной трубы, выходившей на улицу, и всматривался в окна второго этажа. Возможно, это — просто подросток, адепт одной из множества молодежных субкультур, а может это кто-то из шайки Эйвери, превратившийся в ребенка при помощи оборотного зелья. Гарри точно сказать не мог, но чувствовал, что они на верном пути, надо только ждать.

Он много времени проводил, рыская по Лондону в мантии-невидимке. Бродил по развалинам и темным углам города, часто бывал в Лютном переулке, прислушивался и приглядывался. Однажды Гарри был близок к успеху, случайно подслушав разговор в одной из лавок, где торговали ядами. Гарри, невидимый, стоял у крошечного окна, и слушал через щель между мутными стеклами.

— Нам надо еще… — говорил человек, облаченный в черный плащ. Лицо его скрывал капюшон, но по голосу Гарри решил, что человек совсем еще не старый. Старуха, с которой он говорил, засмеялась, и ее смех походил на кудахтанье.

— Ты знаешь цену… — ответила она и добавила что-то. Гарри не расслышал всей фразы, но четко уловил имя — Эйвери. Он думал вытащить удлинители ушей, позаимствованные у Джорджа, но боялся, что пропустит что-то важное, пока будет копаться в карманах. Тогда он шагнул немного левее, и смог рассмотреть лицо человека в черном: длинноносый, рябоватый юноша.

— Да ты сдурела совсем! — донесся до него молодой голос. — Ты хочешь стать следующей?

— Не пугай, не пугай, — проскрипела старуха, и принялась шептать совсем тихо. Гарри пошел к двери. В голове крутилась одна мысль — надо оглушить его. Но Гарри не успел. Человек, видно, что-то почувствовав, вдруг аппарировал прямо с того места, на котором стоял, не закончив разговор со старухой.

С тех пор Гарри больше ни разу не удалось наткнуться на длинноносого в Лютном переулке. Но Гермиона обещала выяснить, какое зелье должно включать настойку полыни и чрезвычайно редкий порошок из костей единорога. Она и Рон долго расспрашивали его о плане. О тех местах, которые Гарри выбрал как возможные для ритуала Эйвери. Говорили они и о Доброжелателе. Так они прозвали того, кто уничтожил Каффа. Но далеко не продвинулись.

И вот теперь время к Рождеству, на дворе — промозглый декабрьский день. Двадцать третье число. Завтра Сочельник, а Гарри по-прежнему ничего не знает о Доброжелателе. Он отложил бумаги и откинулся на спинку стула. Голова начинала болеть. Может, из-за погоды. На него навалилась усталость, желание сбежать подальше. Гарри представил огонь в камине, большую пушистую ёлку, накрытый стол, обернутые в золотую бумагу подарки. Гарри так хотелось отдохнуть от одиночества, очутиться где-то в тепле, подальше от преступлений и расследований. Он закрыл глаза…

Черный тротуар под ногами вел его к двери мимо мигающего фонаря. Гарри позвонил, и через секунду Малфой открыл ему. Тепло прихожей, запахи еды окутали Гарри, втянули его внутрь. Он снял куртку, поглядывая на Малфоя. Тот что-то говорил, и голос звучал неясно, но зато Гарри мог разглядывать его. Мог уловить его запах, мешавшийся с запахом тмина и корицы…

Гарри вздрогнул и очнулся. Кажется, он задремал за столом и ему снова приснился Малфой. Наверное, оттого, что они очень редко виделись. Последний раз — чуть больше недели назад. Гарри, занятый расследованием, документами, слежкой, не успевал бывать у него чаще. И в последний раз они даже не обмолвились и парой слов. Гарри вздохнул. Рождественский обед у Уизли он с радостью променял бы на день с Малфоем. Внезапно, Гарри решился. Вытащив пергамент из-под груды перьев, он быстро вывел: «На Рождество поеду к Невиллу, не ждите» и позвал Кричера. Невилл всегда отправлял Гарри подарки к Рождеству, но сам никогда не появлялся, а Гарри отвечал ему не всегда в тот же день, так что Невилл не станет волноваться и искать его. Больше ничего путного Гарри придумать не мог, но и не пытался. Он достал галеон из верхнего ящика стола и коснулся его палочкой. А затем, отправив Кричера с письмом, бросился вниз — у него осталось еще одно неотложное дело.


* * *


Металл обжег пальцы. Драко, невнимательно слушавший очередную историю о беременности и замужестве в исполнении Бриджет, вздрогнул от неожиданности.

— Я сейчас, — бросил он, и встал из-за столика. Они с Бриджет обедали в кафе рядом с магазином. Оставив подругу в замешательстве, Драко скрылся в туалете, и, закрывшись в кабинке, достал монету. По ребру отпечатались цифры — двадцать четвертое двенадцатое девяносто девятый. Перечитав еще раз, Драко стиснул галеон в ладони — Поттер появится завтра, и будет с ним в Сочельник. Счастливый, Драко бережно убрал монету в карман и вернулся за стол.

Он ждал с нетерпением, когда закончится рабочий день. Ведь нужно еще купить продукты, а подарок для Поттера уже давно лежал в шкафу в спальне. Как только часы показали шесть, Драко простился с подругой, пожелал ей счастливого Рождества и, намотав шарф повыше, отправился за покупками. Как раз сейчас начались предпраздничные распродажи. Уже стемнело, но улица сияла, освещенная огнями витрин, наряженными елками у магазинов, гирляндами над козырьками кафе. К вечеру приморозило, но снега не было, и на газонах все еще зеленела трава.

Драко хотел отправиться в Сэйнсберис, даже купил билет на автобус. Но завороженный красотой и праздничностью всегда тихой улицы, пошел до следующей остановки пешком. На каждой двери висел еловый венок, украшенный мишурой и бусами. На лужайках перед домами разместились маленькие Санта-Клаусы, олени, запряженные в сани. Любуясь на все это пошловатое великолепие, Драко вспомнил Рождество в Малфой Мэнор. В гостиной — накрыт длинный стол, и мама в прекрасной мантии проверяет, все ли готово к обеду. Потом, когда часы объявляют пять, они садятся обедать — Драко, мама и отец. Иногда еще и профессор. «Ему так одиноко одному», — объясняла мама. Это позже профессор оставался в Хогвардсе на каникулы.

Посреди комнаты — огромная елка до самого потолка. Вся в сверкающих гирляндах, украшенная феями, гномами в красных шапках, огромными серебристыми снежинками и ангелами. Вечером, когда во всем доме гаснет свет, отец зажигает на елке огни. И мама с Драко садятся к камину и любуются ей, а отец читает им рождественские стихи. Потом Драко, сонный и разморенный, отправляется спать, и родители целуют его, и он знает, что наутро под елкой найдет восхитительную гору свертков и коробок. Среди них есть и его подарки родителям...

— Рождественские распродажи!

Драко вздрогнул и обернулся. Наряженный Сантой служащий магазина предлагал ему рекламную листовку. Драко взял.

— Заходите! — звал его ненастоящий Санта. — Хо-хо-хо!

Драко хотел отказаться, но видно дух Рождества, всеобщее предпраздничное безумие повлияло, и он вошел в магазин и даже купил венок на входную дверь, венки из омелы и толстые свечи. Оттесняемый толпой к полкам с игрушками, Драко увидел золоченые шишки и вспомнил, как точно такие покупала ему мама. Но в отличие от этих те можно было съесть.

Он выбрался на улицу из толкотни, стараясь побороть внезапный приступ тоски и одиночества. Его новый дом никогда не станет таким нарядным и волшебным, как Малфой Мэнор. Потому что на Эдвард роуд нет и не может быть никакого волшебства. Не глядя по сторонам, Драко направился к остановке автобуса.


Утром следующего дня Драко проснулся с ощущением, что сегодня должно случиться нечто прекрасное. Полежав несколько секунд с закрытыми глазами, он вспомнил, что ждет Поттера и улыбнулся. Индейку он запек еще вчера. А сегодня специально встал пораньше, чтобы приготовить рождественский пудинг и минспай.

Драко потянулся. Направляясь в ванную, он поправил венок из омелы — вчера вечером украсил квартиру. И хотя она все еще не походила на Малфой Мэнор, но стала гораздо уютнее.

Спустя полчаса Драко уже стоял на кухне, разложив продукты для плам-пуддинга. Пока он взбивал в миске яйца с молоком, ему вспомнилось, как он однажды сломал зуб о подковку, которую эльфы запекли в пирог по указанию мамы. Подковка означала, что Драко ждет удача.

Он вздохнул, быстрее работая венчиком, и вдруг его осенило — надо тоже сделать так — запечь в пироге разные вещицы. Пуговицы, монеты, колечко, подковку и наперсток. Колечко, конечно, глупо. Но ради шутки. Драко решился. Закончив готовить тесто, он направился в спальню. Монеток у него оказалось достаточно. Он выбрал несколько по одному пенни, нашлись и пуговицы. Драко отрезал их от старой рубашки. С наперстком и подковкой получилось сложнее. Драко перерыл квартиру, и отыскал их в чулане: подковку оторвал от оленя — старой елочной игрушки, а наперсток вытащил из коробочки с нитками. Хотя ему на голову чуть не обрушился старый котел вместе с весами, колбами и пестиками, он остался доволен собой. Теперь дело стало за кольцом. У Драко было одно: отец оставил, велел беречь, и Драко жаль стало пачкать его тестом, но он все же достал кольцо, довольно толстое и потемневшее от времени, и вместе с остальными вещицами вмешал в пудинг. Затем накрыл посуду крышкой, поставил в миску с водой и оставил вариться, принимаясь готовить минспай.

Вот только-только начиналось утро, солнечное, желтое, хрустящее, как яблоко, и тут же вдруг наступил день, и уже вечер не за горами. Накрывая на стол, Драко засомневался, надо ли доставать вино. «Но все-таки сегодня праздник, — прошептал в голове тихий голос. — Это же не преступление — выпить немного в праздник». Драко согласился, и выставил на стол бутылку красного вина и бутылку дорогого шампанского, на которое потратил добрую половину Рождественской премии.

Когда в дверь позвонили, Драко вынимал минспай из духовки. Услышав звонок, он чуть не уронил противень, и торопливо сдирая фартук, бросился открывать. Только в прихожей остановился, взглянул на себя в зеркало и неспеша повернул ручку:

— Поттер.

Тот вошел, поставил у вешалки коробку, обернутую серебристой бумагой. От него пахнуло морозом, лицо раскраснелось, в волосах блестел снег.

— Снег пошел? — спросил Драко. Поттер кивнул, стащил с рук перчатки и бросил на столик. Потом принялся разматывать шарф.

— Я думал, так и не пойдет, — продолжал Драко, лишь бы говорить. Руки дрожали, во рту пересохло. — Дай помогу, — наконец не выдержал он, и потянулся к шарфу.

— Ну его, — вдруг пробормотал Поттер, обнял и поцеловал Драко. Они оба не хотели нежностей. В спальне Драко помог Поттеру снять брюки. Скользкими от смазки пальцами провел по члену. И снова сухие, обветренные губы на губах, на щеках, на шее. Возбуждение, такое сильное, что не чувствуешь боли. Просто огнем горит сначала все внутри оттого, что Поттер недостаточно резко двигается. Но потом, секунда, две, и Драко забывается, перестает ощущать, где кончается его тело, и начинается тело Поттера. И все происходит так быстро.


Взглянув на часы, Драко сел на постели:

— Поттер, одевайся, а то весь мой рождественский обед пропадет. Будешь помогать мне накрывать на стол.

— Ладно, — лениво пробормотал тот, потягиваясь. Драко покачал головой:

— Вставай, Поттер!

— Малфой, а почему у тебя нет елки? — вдруг спросил тот, надевая очки.

— Елки? — Драко немного опешил, не зная, что ответить. Ну откуда у него тут может быть елка? — Да как-то надобности не было наряжать, — пожал он плечами. Поттер поднял брови, но промолчал. А Драко накинул халат и отправился в ванну.

Когда он уже вытирался, ему показалось, что в гостиной что-то хлопнуло. Драко торопливо нацепил халат и бросился в комнату. Он решил, что бутылка могла лопнуть. Но все в гостиной осталось как раньше: круглый стол, свечи, посуда. Вот только Поттер, одетый, уже сидел в кресле.

— Ванну ты игнорируешь, Поттер? — недовольно бросил Драко, не удержавшись.

— Потом помоюсь, — отмахнулся тот. — Ну что, накрываем мы на стол или нет? Я есть хочу.

Драко усмехнулся.

— Ты специально не ел три дня, прежде чем появится у меня? — проговорил он. — Идем на кухню, поможешь.

Поттер кивнул, и вместе они очень быстро перенесли все из кухни в комнату. За окном уже смеркалось, и комната погрузилась в полумрак. Драко зажег свечи.

— Я купил вино, — начал он, гадая, как к этому отнесется Поттер. Тот уже собрался ответить, как вдруг с громким хлопком у эркера появилась елка. Драко закрыл и открыл глаза — елка не исчезла. Она действительно лежала на полу у окна. Еловый аромат мгновенно заполнил гостиную. Драко воскликнул:

— Что за…! — но закончить не успел. Из-под широкой ветки показалась длинноухая голова, а потом и весь домовой эльф.

— Спасибо, Кричер. Установить можешь? — спросил тем временем Поттер.

— Это что такое? — прошептал Драко, не в силах совладать с голосом.

— Елка. Ты разве не видишь? Или ты про эльфа? Так это Кричер, мой эльф. Он и игрушки принес, правда, Кричер?

Эльф, поднимавший елку, качнул вислыми ушами:

— Да, хозяин, Кричер принес игрушки. Я взял старые игрушки хозяйки.

Стоило эльфу произнести эти слова, как Драко, и правда, заметил большой деревянный ящик, до этого скрытый елью.

— Будем елку наряжать, — улыбнулся Поттер. — Потом, когда пообедаем. И подарки тоже надо же куда-то класть.

— А убирать ее кто будет? — проворчал Драко, но Поттер отмахнулся.

Драко оставалось только наблюдать за тем, как эльф устанавливает елку, едва не касавшуюся макушкой потолка, как кланяется и с хлопком исчезает.

— Ну ладно… — в конце концов, процедил он. — Продолжаем есть, пока все окончательно не остыло.

Поттер кивнул:

— Только не делай такое лицо, Малфой. Тебе елка не нравится?

— Нравится. Только она немного великовата для моей квартиры, — проворчал он, но все же не сдержался и улыбнулся.

Поттер налил им вина, и они принялись за индейку. Потом наступила очередь плам-пудинга. Драко заволновался. Несмотря на все уверения, он вдруг решил, что гадание сегодня может оказаться правдивым. И почему он так подумал, сам не мог понять, но боялся до боли в животе вытащить пуговицу, которая означала одинокую жизнь. Он отрезал кусок Поттеру, потом себе.

— Нравится? — спросил, нервничая еще больше. Поттер кивнул, принимаясь за угощение, и вдруг охнул.

— Что такое? — Драко напряженно посмотрел на него. Поттер поднес руку ко рту и вытащил кольцо.

— И что это значит? — поднял тот брови. — Деньги, удача?

Драко ощутил, что лицо горит, и через силу ухмыльнувшись, ответил:

— Это к свадьбе, Поттер.

— Это вряд ли, — Поттер тоже ухмыльнулся, покачал головой, и Драко показалось, что ухмылка эта невеселая.

— Почему? — спросил он, помолчав несколько секунд. В груди растекался ледяными волнами страх. Да, это неизбежно. Поттер когда-нибудь женится. На какой-нибудь девушке. И Драко останется в прошлом.

— Потому что, — переводя взгляд на елку, отговорился Поттер.

Драко не переспросил. Может быть, тот не хочет расставаться с ним, потому так и говорит. В это надо верить. А глупые гадания, это все ерунда. Драко ковырнул свой кусок пудинга и достал подкову.

— Удача, — криво усмехнувшись, пояснил он, положив игрушечную подковку рядом с тарелкой. — Мне повезет.

Поттер улыбнулся, и у Драко сердце сжалось от этой улыбки. Он легче справлялся с насмешками Поттера, чем с такими вот странными улыбками, в которых ему мерещилась нежность.

— Ладно, ешь. Надо еще елку нарядить, — резко бросил Драко. Несколько минут и он, и Поттер молчали, наполняя тишину невысказанными мыслями.

Обед закончился, и Драко, который выпил немного вина, порозовел и выкинул из головы дурацкое гадание. Они с Поттером принялись разбирать ящик с игрушками, и очень скоро обнаружили, что это в основном серебряные змейки, драконы с рубиновыми глазами, но попался даже толстый василиск из золотой ткани. Драко долго крутил его в руках, пока Поттер не отнял игрушку и не увлек Драко на ковер, для того, чтобы целовать среди елочных украшений и разноцветной оберточной бумаги. Но его не волновали ни жесткий ковер, сдиравший колени, ни бумага, на которой скользили ладони.

Потом оба они, с влажными после ванны волосами, вернулись наряжать елку.

— А это у нас что? — Поттер вытащил из коробки и показал Драко странное создание на веревочке.

— Это клаберт, — пояснил он, стараясь не расхохотаться. До того нелепо это существо смотрелось в кружевной юбочке, расшитой серебряными нитями. — У него на лбу нарост, который загорается красным, когда рядом магглы.

Поттер фыркнул, вытаскивая еще одного клаберта, и еще:

— Ну и извращенный вкус был у твоей бабушки.

Драко все-таки рассмеялся.

— Двоюродной бабушки, Поттер, — поправил он, успокаиваясь. — Надо было приказать Кричеру принести игрушки из Малфой Мэнор. Интересно, как там мой дом…

— Я могу посмотреть, — предложил Поттер.

— Правда? — Драко быстро взглянул на него. — Поттер, я буду тебе благодарен. Только осмотри там все!

— Хорошо, — кивнул тот. Драко чуть было не обнял его, но вовремя удержался. — Обязательно поднимись в родительскую спальню, на втором этаже, рядом с малой гостиной — комната с белыми двойными дверями. Там, в нижнем ящике стола лежали колдографии, лучшие из всех, что мы делали. Только осторожно, отец всегда накладывал на этот ящик тьму заклинаний.

Они еще долго наряжали огромную ель. Драко вошел во вкус. Ему нравилось отдавать Поттеру указания, и нравилось, как тот страхует его, когда Драко сам поднимался на шаткий стул, чтобы повесить мигавшего наростом клаберта. Елка колола пальцы — Драко никогда раньше не наряжал ее сам, вручную, без магии, но это оказалось так весело. Уже и свечи догорели, и бутылка шампанского закончилась. Драко, который не пил уже почти полгода, обхватил Поттера подмышками, сцепил руки у того на груди и принялся целовать волосы и кожу у кромки волос. Поттер не возражал, и не вспоминал, что пора уходить. Драко разжал пальцы, и сунул руку за ремень его джинсов. «Дурацкая маггловская одежда», — мелькнуло в голове, но тут же последние мысли иссякли и воцарилась блаженная пустота.


Прикрыв дверь ванной, Драко вернулся в спальню. Поттер лежал в той же позе, в которой он оставил его — обняв подушку и широко раскинув ноги.

— Повесил тебе сухое полотенце, иди уже, — позвал его Драко, сбрасывая халат. Но Поттер в ответ издал странный хриплый звук. Удивленный, Драко подошел к кровати и встал на колени на одеяло, наклоняясь к нему. Поттер все также не реагировал, и только снова всхрапнул. Тут Драко понял — Поттер уснул. Боясь разбудить его, Драко забрался под одеяло и затих. Поттер храпел, но это не раздражало. Драко лежал, не двигаясь, и слушал его дыхание.


Поттер не исчез и под утро, хотя Драко казалось, что ночью он слышал, как тот встает. Но когда Драко открыл глаза, то понял, что Поттер рядом с ним, обнимает его сзади, прижимается. Сладостная истома охватила Драко. Он лежал, притворяясь спящим, чувствуя руки Поттера, бедра и губы, сам едва сдерживая стон. Это было самое сладкое, самое чудесное утро за прошедшие два года. Первое утро, когда он не проснулся один, после долгого и откровенного сна, перевозбужденный и раздраженный собственным пустым желанием. Наконец, когда терпеть больше не осталось сил, Драко застонал и тут же услышал шепот, обжигавший ухо:

— Не спишь?

Драко только неопределенно хмыкнул в ответ, неспособный придумать что-нибудь забавное. Он позволил Поттеру продолжать, и болезненное возбуждение с утра казалось не таким как вечером — отупляющее, жестокое, но неуловимое, как во сне. Оно нарастало, но Драко не управлял желанием, не владел собственным телом, и мог только ждать, пока Поттер медленно двигался в нем.

Когда все закончилось, они еще какое-то время лежали, обнявшись, наплевав на пот и сперму, на чистоту простыней и ванну.

— Раз я вчера не вернулся домой, — проговорил Поттер, прерывая молчание, — и подарки мы вчера забыли подарить, значит сейчас у нас будет настоящее утро подарков.

— Да, — протянул Драко лениво. Вставать не хотелось, но он все-таки поднялся. Любопытно было увидеть, что же Поттер приготовил ему в подарок. Не обращая внимания на то, как неприятно и липко идти, он вышел в гостиную. Под елкой лежали его свертки, и большая коробка, обернутая серебристой бумагой. Когда Поттер успел принести ее из прихожей? Драко присел рядом и принялся разрывать обертку. За шуршанием фольги он смутно расслышал, что Поттер подошел и стоит рядом. Наконец обертка поддалась, и первым на колени Драко выпал длинный футляр. Драко удивленно поднял брови.

— Это что? Колье? — ухмыльнулся он, поднимая крышку. Но на бархатной подушке внутри лежало вовсе не колье, а золотые часы.

— Поттер, у меня есть часы, — Драко в изумлении уставился на него.

— Я знаю, — невозмутимо откликнулся тот сверху. — Но я решил, что ты их поменяешь на эти. Во-первых, они волшебные, показывают не только время, но и погоду, а во-вторых, тебе подарил их я, а не этот твой друг Антонио.

Драко ухмыльнулся.

— Ты все еще ревнуешь? — поинтересовался он, но Поттер в ответ только нахмурился. И Драко вернулся к подарку. Он оборвал остатки бумаги и нашел вторую, большую коробку. Открыв крышку, Драко извлек из пахнущего кожей нутра пару ботинок с круглыми носами.

— Кожа дракона, не промокает и не снашивается, — предупредил вопросы Поттер. Драко одобрительно хмыкнул. — Ну, спасибо. Это лучше, чем кассеты. Ты исправляешься.

Его подарки были гораздо скромнее, и Драко даже порозовел, когда Поттер вскрывал обертку.

— Свитер… Ты прямо как миссис Уизли. Сам вязал?

— Нет, — буркнул Драко. — И не сравнивай — этот свитер стоил целое состояние.

— Не сомневаюсь. А это что? Шейный платок. Спасибо, Малфой, правда.

Драко кивнул.

— Ладно, я пойду, приготовлю завтрак, — предложил он, пока Поттер пытался намотать платок на шею. — И научу тебя его завязывать.

Поттер только хохотнул в ответ. А потом весь день не делал ровным счетом ничего: лежал на диване, смотрел телевизор, пока Драко кормил его. Время от времени они оказывались вдвоем, переплетенные как ветки бука, на кровати, или боролись на ковре в гостиной, или вдруг Поттер обнимал его у кухонного стола, а затем снова оказывался на диване. Поттер сказал, что отдыхает. И Драко честно признался себе, сидя рядом с ним и глядя на его профиль, что не имеет ничего против такого отдыха. Что он отчаянно желает, чтобы Поттер всю жизнь вот так сидел рядом с ним. Впервые эта мысль оформленной появилась в его голове — он хотел, чтобы они не просто иногда удовлетворяли потребности друг друга.

На следующий день Поттер проводил Драко до работы. Шел рядом, в мантии-невидимке, а у самого магазина быстро сжал руку Драко и пропал.

Глава 16. Лютный переулок

Глава 16. Лютный переулок

Белый лес глухой стеной подступал к высокой живой изгороди поместья, снег лежал повсюду, никакого намека на дорожку — только сверкающий на солнце покров. Гарри, с трудом переставляя ноги, прошел к кованым воротам Малфой Мэнор. Наверное, думал он, весь снег выпал здесь, и потому в Лондоне по-прежнему деревья оставались черными и голыми, а на газонах прела прошлогодняя трава.

Остановившись прямо у входа, он поднял палочку и прошептал заклинание. В то же мгновение золотистые искры пробежали от запоров вверх, в морозный воздух, взмыли в холодное синее небо и погасли, а ворота гостеприимно распахнулись. Путь свободен, сигнальные чары сняты. Убрав палочку, Гарри перешел границу поместья и побрел по сугробам, которые когда-то были подъездной аллеей. Живая изгородь вдоль аллеи тоже погрузилась под снег. «Что же стало с павлинами?» — сам себе задал вопрос Гарри, оглядывая заледеневший белый сад. Вокруг стояла такая тишина, что даже снежный ком с ветки падал с оглушительным грохотом. Тем временем аллея заканчивалась, и Гарри вышел к широкому высокому крыльцу. Он снова вытащил палочку и взмахнул. Сигнальные чары накладывал Уильямсон, и Гарри не знал, ограничился ли тот куполом над поместьем, или наложил их еще и на двери. Однако тут чар не было. Взбежав по лестнице, Гарри коснулся палочкой дверной ручки — парадная дверь распахнулась, открывая широкую мраморную лестницу. Она вела в холл.

Гарри никогда не был здесь, но почему-то представлял его именно так. Сейчас в холодном свете, сочившемся через ромбовидные окна белый мрамор казался серым, зеркала отражали тени по углам, огромная люстра висела мертвая и темная, словно застывшая птица. Но Гарри легко мог вообразить, что когда свечи в люстре горели, все тут сверкало и сияло.

Гарри пошел по вытертому ковру, поднимая пыль при каждом шаге, толкнул тяжелые двери и оказался в просторном вытянутом зале. Здесь тоже висела люстра, еще больше и красивее первой, стоял длинный стол, белой громадой высился в стене напротив запечатанный камин, над ним — окантованное золотом зеркало. Все тут сейчас выглядело мертвым, ни звука, ни шороха, только пыль кружила в лучах зимнего солнца, но Гарри почти видел, как в кресле сидели Люциус Малфой с маленьким Драко на коленях, а Нарцисса следила за тем, как эльфы накрывают на стол. Он представил себе, как праздновали Рождество в этом доме. Бродя по залу, касаясь покрытых известкой и пылью полок, он видел, как тут, у камина висели носки, в которые каждый член семьи складывал подарки, он мог представить, как в центре наряжали огромную ёлку, почти такую, какие были у них в Хогвардсе, и как Драко подавал матери шарики, фей и огоньки.

Оставив гостиную, Гарри вернулся в холл и направился к широкой мраморной лестнице, рассматривая висевшие на стенах картины. С них, все сплошь светловолосые и белокожие, за Гарри наблюдали волшебники. Мужчина в остроконечной шляпе недовольно скривился и что-то быстро зашептал красивой синеглазой женщине. Ребенок в бархатном платьице заливисто смеялся, девушка с высокой прической подобрала подол длинной праздничной мантии и с подозрением глядела на незваного гостя. Гарри хмыкнул в ответ на ее долгий взгляд.

Поднявшись, Гарри оказался в коридоре второго этажа. Сделав несколько шагов, он увидел первую дверь, и не рассуждая, вошел. Эта комната, небольшая, но светлая напомнила ему что-то, что он видел совсем недавно. Широкая кровать под пологом, камин, стол у окна. На стенах — колдографии игроков команды «Соколы Сирина». Гарри подошел к столу и посмотрел в окно. Внизу, вокруг маленького фонтана, припорошенные снегом торчали ветки розовых кустов. Внезапно Гарри осенило — эта комната напомнила ему комнату Джинни, в которой он побывал всего несколько дней назад, в Новый год. Запах цветов из сада, стол у окна. Только в ее комнате все выглядело чуть более случайным, чуть менее аккуратным. Он вспомнил и саму Джинни, словно она — прямо перед ним… Камин наполняет комнату ровным теплом, окна плотно закрыты, Джинни сидит на кровати и заворачивает новогодние подарки в разноцветную бумагу. Взмах палочки, коробка поднимается в воздух, взмах — блестящая обертка складывается, как нужно. Джинни молчит, Гарри тоже, он устал, его клонит в сон, но сквозь дремотный туман он смотрит на нее. В какой-то момент ему даже кажется, что он снова чувствует тепло в груди, как тогда, на шестом курсе. И Джинни как будто замечает — выпрямляется на кровати, ловит его взгляд. На одно мгновенье, всего лишь, Гарри ощущает тяжесть в животе, жар, но потом все проходит. С внезапной ясностью он видит, что не испытывает к Джинни ровным счетом ничего. Он понимает, что с Малфоем все по-другому. Ему хочется, чтобы напротив сидел Малфой, тогда жар не угас бы, а только разгорелся сильнее прежнего, как случалось всегда рядом с ним. Гарри отчаянно хочет увидеть его лицо вместо порозовевшего лица Джинни, коснуться его мягких, густых волос, ощутить его запах. Он осознает только сейчас, что весь Новый год хотел этого. Весь Новый год он словно находился далеко от Норы, словно был отделен от друзей и близких прозрачной стеной одиночества. Часть его оставалась в Норе, часть переносилась на Эдвард роуд. Гарри вздыхает, чтобы ослабить натяжение невидимой нити, тянувшей его в Лондон, но легче не становится. А Джинни не понимает, что с ним творится. Она приготовила ему личный подарок. Два билета на матч Палящие Пушки против Гордости Портри. Гарри не мог отказаться…

Гарри очнулся и вспомнил, что он в комнате Малфоя. И хотя эта комната похожа на комнату Джинни, все же она другая. Тут все очень аккуратно, продуманно, больше пространства. Он подошел к кровати, провел ладонью по серебристо-зеленому покрывалу, присел. Странно было представить, что на этой самой кровати спал Малфой. Гарри прилег, желая почувствовать, как Малфой лежал здесь, но когда его голова коснулась подушки, под наволочкой что-то зашуршало. Он торопливо поднялся. Взмахнув палочкой, отдернул ткань — прямо ему в лицо выпорхнул с треском крупный пикси. Гарри направил на него палочку — и через мгновенье синий черт исчез. Вернувшись к столу, Гарри принялся открывать ящики один за другим. Внутри почти ничего не обнаружилось, только несколько сломанных перьев, свиток пергамента да конфета, прилипшая ко дну. Самый нижний ящик оказался заперт. Гарри коснулся дерева палочкой — замок заскрипел, и ящик выехал, шурша пергаментом. Он доверху был набит вырезками из газет. Присев на корточки, Гарри принялся вытаскивать их одну за другой. «Гарри Поттер — четвертый герой», «Гарри Поттер — опасен?» — читал он, переворачивая листки. На каждом — статья о нем. Некоторые фразы подчеркнуты. Кое-где текст статьи обрезан, осталась только колдография. Гарри стало жарко. Он неловко затолкал вырезки в ящик, запечатал его и торопливо отошел. Он чувствовал себя так, словно не просто залез в чужой стол, а заглянул в чужую душу.

Гарри вернулся к каминной полке. Там стояли несколько колдографий. На первой — Драко-второкурсник с метлой. На второй — крошечный Драко на руках у матери, а сзади — Люциус Малфой. Нарцисса и Люциус выглядят очень торжественно, сын же готов разреветься. Третья колдография представляла собой портрет школьницы, в которой Гарри сразу узнал Нарциссу. Гарри собрал все три картинки и, уменьшив, сунул во внутренний карман. Затем, еще раз на прощание оглядев комнату Малфоя, Гарри вышел и аккуратно закрыл за собой дверь.

Следующей по коридору была малая гостиная. Гарри лишь мельком осмотрел ее и направился дальше — в спальню родителей. Белые двойные двери не заперли и в дверной проем Гарри увидел широкую кровать, туалетный столик и зеркало. Помня об обещании, данном Малфою, он вошел и сразу направился к столу. Малфой говорил, что в нем, в нижнем ящике лежат колдографии. Гарри направил палочку на маленькую золоченую ручку, снимая наложенные заклинания. Что-то щелкнуло, ящик выехал. Гарри наклонился и вынул оттуда колдографии, перевязанные атласной лентой. Не разглядывая их, он положил пачку в карман мантии, к тем, что забрал из комнаты Драко. Затем осмотрелся. В комнате не было никаких следов присутствия Темного лорда. Как будто хозяева только что вышли. В противоположной стене Гарри заметил узкую дверь. Он обогнул кровать, толкнул холодное дерево — за дверью ему открылся будуар леди Малфой.

Здесь на стенах и комоде не осталось пустого места — отовсюду на Гарри смотрели колдографии Драко: младенца, маленького мальчика, школьника, юноши. И колдографии Люциуса — молодого человека в форме старосты школы, Люциуса с сыном на руках. Гарри сам не понимал, почему не может не рассматривать их. Ему вдруг стало очень больно. Вспомнилась мама, ее письмо — единственное письмо, что Гарри читал. Вспомнилось ее лицо. «По крайней мере, она любила их», — подумал он, улыбаясь в ответ на улыбку Нарциссы с портрета. Кажется, вся жизнь Нарциссы Малфой крутилась вокруг мужа и сына. И Гарри знал, что оба они отвечали ей взаимностью. Гарри подошел к стулу с высокой спинкой и провел ладонью по ткани мантии. Шелк холодил пальцы, и Гарри вдруг осенило. Он достал палочку, уменьшил мантию Нарциссы и спрятал в карман к колдографиям. Он решил, что Малфою будет приятно получить на память о матери ее вещь, которая еще возможно сохранила запах ее духов, и даже ее светлый длинный волос может где-то хранится между складками шелкового одеяния.

Убрав палочку, Гарри покинул комнату и спустился в холл.

В немагическом Лондоне ничто не напоминало заснеженный Уилтшир. Мокрый черный тротуар отражал бесцветное небо, парк стоял голый и пустой, трава почернела и истлела. Здесь и не пахло зимой, Рождество прошло, и только кое-где остались на дверях рождественские венки. Гарри прошел по узкой дорожке к двери и позвонил. Слушая отдаленные шаги в коридоре, он озирался по сторонам и вдруг заметил старика, который пристально наблюдал за ним из-за живой изгороди. Гарри кивнул ему, чтобы не вызывать подозрений, тот прищурился и отвернулся.


* * *


Откидывая волосы с лица, Драко решительно шагнул к зеркалу. Оттуда на него смотрела женщина. Нет, это конечно всего лишь он сам. Но как похоже. На мгновенье ему даже показалось, что его мать вернулась и сейчас заговорит с ним, совсем такая, как на колдографиях, которые Поттер принес ему в январе. А сейчас — конец зимы, и только сейчас Драко решился.

Он глубоко вздохнул и отступил назад. Светлые длинные волосы до самой поясницы — отличный парик, купленный загодя, женская мантия, скрывавшая мужские ботинки — этого достаточно. И его собственное лицо в обрамлении волос казалось совсем девичьим. Нахмурившись, Драко накинул капюшон. Медлить больше нельзя, иначе сомнения, которые одолевали его вчера ночью, возьмут верх, и он не сумеет сделать, что задумал. Главное не рассуждать. Решительно он прошел к прачечной и вышел на задний двор, прямо под лестницу. Странно после двух лет без магии держать в руках палочку, но Драко набрал в легкие побольше воздуха, сосредоточился и прошептал, как шестикурсник, который только-только осваивает азы: «Аппарейт». Мгновенье, мучительное проталкивание через пространственную кишку, и Драко уже, пошатываясь, стоит на узкой темной улице, где все ему так хорошо знакомо. Он коснулся рукой макушки, проверяя, не упал ли капюшон. Нет, все в порядке. Драко снова вдохнул, потом медленно выдохнул. Перед внутренним взором опять возникла страница Пророка: «Гарри Поттер и его школьная любовь снова вместе?» Сколько раз Драко перечитал ту статью, вглядываясь в колдографии — Джинни Уизли и Поттер на трибунах стадиона. Драко ни о чем не спросил Поттера, а тот ничего не объяснил и продолжал приходить, но статья оказалась последней каплей. Тогда, месяц назад Драко впервые понял, почему так много раз перечитывал книгу по зельям, почему отчистил и поставил под кровать котел и прочие принадлежности для зельеварения. Он должен сделать это.

Колдография, всплывшая в голове во всех подробностях, заставила Драко сдвинуться с места. Он заспешил вниз по улице, вздрагивая от каждого шороха, от каждого звука. Мимо него, словно тени, пробирались завсегдатаи этого места — Лютного переулка. Драко прошел еще немного, стараясь казаться незаметным. Он даже не задумывался о том, что спустя столько времени оказался в магическом мире. Он сосредоточился на плане. Сделав еще несколько шагов, Драко толкнул кривую, едва заметную дверь, и, наклонившись, вошел. В темной коморке пахло травами: он мог различить запах душицы, мяты, багульника, сладкий пьянящий запах сушеных ирисов. В полумраке он разглядел за прилавком старую ведьму. Та молча смотрела на него. Драко шагнул к ней и положил на прилавок список ингредиентов.

— И что? — прошелестела хозяйка, читая строчки. Драко спрятал руки в карманы мантии, потому что пальцы дрожали.

— Есть у вас это все? — стараясь говорить мягче и тоньше, спросил Драко.

— И что? — повторила ведьма. Драко взглянул на нее в замешательстве из под плотного капюшона.

— Я хотела бы обменять… вот на это, — прошептал он, в последний момент вспомнив, что должен говорить о себе в женском роде. Выудив из складок мантии древнюю книгу, положил на испещренный царапинами прилавок. Старуха медленно взяла книгу, полистала, понюхала, потрогала. Драко показалось, что прошел час, прежде чем она вспомнила о нем.

— Зелье Инанис Концептионис? — ухмыльнулась старуха, пристально вглядываясь в его лицо. Драко от ее взгляда стало не по себе.

— Не ваше дело, — отозвался он хрипло.

Она тихо засмеялась, не сводя с него взгляда круглых, как у совы, глаз.

— А зачем женщине варить Инанис? — спросила ведьма, наваливаясь на прилавок. Драко отступил. Страх сдавил грудь.

— Вам не нужна книга? — бесцветным голосом уточнил он.

Ведьма ухмыльнулась еще шире, пожевала губы, но в конце концов кивнула:

— Сейчас, — и, шаркая, удалилась в глубину темной комнаты. Драко ждал ее возвращения, стиснув в карманах руки в кулаки. Ладони вспотели, во рту пересохло. Ему казалось, что в голове у него набиты жужжащие мухи, и ни одна мысль не может протиснуться сквозь этот неумолкающий рой. Он оглядывался, утирал пот, выступивший на лбу. Наконец, старуха вынырнула из темноты и появилась у прилавка. В ее иссушенных временем руках Драко увидел мешочки разного размера. Ведьма положила все на стол и подвинула к нему.

— Проверяй, — бросила она хрипло. Драко принялся разворачивать мешочки. Он торопливо заглянул в каждый, потрогал и понюхал содержимое. Затем завязал тесемки и запихал мешочки в карманы мантии и покинул магазин. Оказавшись в узком переулке, Драко быстро огляделся и аппарировал.

окончание в комментах