You make a ninja wanna fuck, bitch
Название: "Единожды солгав..."
Автор: Umbridge, Frizzz
Бета: 1-6 главы — Sever; 7 и 8 — Рысь, с 9 по 11-ую —сами себе беты
Фэндом: WK
Размер: макси, 93 806 слов
Пейринг: Ран/Шульдих, Кроуфорд/Шульдих,
Рейтинг: R
Жанр: Action/angst/romance
Дисклеймер: Всё принадлежит Коясу, материальной выгоды не извлекаю.
Краткое содержание: Звонок Шульдиха спустя три года после их последней встречи встревожил Рана, а просьба встретить утром в аэропорту только усилила беспокойство...
Предупреждение: возможно, АУ по отношению к Side B, частичный POV Кроуфорда
Состояние: Закончен
Глава 7. ДалласГлава 7. Даллас
Get into the car
We’ll be the passenger
We’ll ride through the city tonight
See the citys ripped insides
We’ll see the bright and hollow sky
We’ll see the stars that shine so bright
The sky was made for us tonight
Забирайся в машину -
И мы станем странниками,
Проедем через городские окраины,
Посмотрим на вырезанные изнанки города,
Полюбуемся на свет и пустое небо,
На звезды, которые так ярки.
Небо существует для нас этой ночью
(Iggy pop «The Passenger»)
Когда Шульдих открывал дверь, ведущую на задний двор, он уже знал, что паранормов двое, что оба — силовики среднего уровня, что один обходит дом со стороны качелей и вот— вот выйдет из-за угла, а другой идет прямо к парадному входу, и что у него есть еще время сбежать. Стоит дать максимальную скорость, и непрошеные гости заметят только всполох света. Но телепат вдруг остановился. «Ты можешь убить их», — спокойно и властно сказал ему Кроуфорд. Шульдих был готов поклясться, что слышит его голос. И вся боль, скопившаяся и загнанная глубоко внутрь, неожиданно вспыхнула в нем горячей волной бешенства. Шульдих повернулся, закрывая дверь и отгораживая себя от спасительной свободы, и быстро пошел через прачечную в кухню. Он слышал, как один — тот, что обходил дом — вынес дверь заднего хода. Значит второй уже входит в прихожую. Надо было спешить. Шульдих слегка согнул ноги в коленях и через мгновение был в гостиной. Ему еще хватило времени сесть на диван и закинуть ногу на ногу, когда двери распахнулись. На пороге стояли двое — высокий и низкий. Оба в черных очках, черных плащах, как герои второсортного боевика. Шульдих понятия не имел, в чем их сила, но зато он явно чувствовал их презрение и тупую жадную веселость.
— Готов поспорить, — проговорил он, глядя по очереди сначала на одного, потом на другого, — вы кажетесь себе очень крутыми.
Фраза на мгновение повисла в воздухе. Телепат уловил, как настроение изменилось. Гости пришли в замешательство, но ровно на секунду, потом низкий заговорил:
— Телепат высшей категории, оперативная кличка Мастермайнд, имя — Шульдих, все верно?
— Ну, допустим… — качнул головой Шульдих, одновременно пытаясь проникнуть в сознание низкого. Однако ему это не удалось — их разум кто-то отлично упрятал под непробиваемыми щитами.
— Хорошо, — кивнул второй, который видимо был в группе за главного. — Оперативное подразделение академии Розенкройц отправило нас для проведения УБ теста. Вам не надо объяснять, что это значит?
Шульдих хохотнул.
— Это точно — не надо. А с какой стати? Всем известно, что я потерял силу.
— У нас — другие данные…
Шульдих резко обернулся — это говорил первый, низкий. Телепат открыл рот, чтобы ответить, но вдруг почувствовал, что горло сдавила невидимая рука, а все тело прижало к дивану.
— Не надо считать себя умнее всех, Шульдих. Розенкройц хорошо следит за своей собственностью, — продолжал тот, и едва заметно кивнул своему напарнику. — Доставай…. Посмотрим, выдержат ли твои хваленые щиты.
Шульдих попытался возразить, но горло по-прежнему пережимал телекинетик — а именно им и был низкий, — и получился тихий хрип.
— Не пытайся сопротивляться, — с деланным добродушием сказал ему высокий, доставая из сумки небольшую коробку с проводами и датчиками. Шульдих мог только таращиться на него, борясь с внезапно подступившим ужасом. «Какова его сила?» — подумал телепат, призывая на помощь весь свой здравый смысл, который мог найти. — «Надо понять — какова его сила». Но очередная попытка пробиться за щиты пользы не принесла, только в голове отозвалось неприятным лязгом, а высокий поморщился и хмыкнул.
— Ну вот, я же говорил, у нас другие данные…
Протянув машинку напарнику, длинный достал шприц, короткий и толстый. Именно такими шприцами пользовался доктор Шрайн, когда ставил опыты над учениками Розенкройц. Не спеша наклонившись над Шульдихом, длинный быстро вколол ему в шею прозрачный раствор, от которого по телу прокатила волна парализующей боли.
— Ну что ж, стало быть, начнем, — пробормотал низкий, устанавливая коробочку на столик, а датчики, оснащенные длинными металлическими желобами, протянул к Шульдиху. — Будет больно, — проговорил он глумливо и резкими движениями установил датчики, вдавив железные желобы в основание черепа, в височные впадины и в затылок. Шульдих снова захрипел — давно он не испытывал этого на себе, и успел забыть, что чувствуешь, когда специально обработанный металл проходит сквозь кость в мозг.
«Надо взломать щиты, понять, в чем его способность, надо взломать щиты, понять в чем его способность, надо взломать….», — повторял телепат снова и снова, неспособный остановить то, что должно было начаться уже через мгновенье.
— На старт… — издевательски прошептал низкий, — внимание…. Поехали!
Он надавил на небольшую кнопку, и черная коробка тихо завибрировала. В первую секунду Шульдих ничего не почувствовал. Казалось, все так и останется без изменений — смех со двора, шум листвы, гул дороги, яркий солнечный свет и узоры теней на полу. Но вдруг, словно ниоткуда, из тишины полились голоса. Они все нарастали и нарастали, спорили, ничем не связанные, разрозненные, гудели громче с каждой секундой.
«Нет… Держи щиты, держи…» — приказал себе Шульдих, но внезапность разрушений нанесла ему серьезный урон — хоть он и знал о вторжении, но подготовиться к нему не успел, мгновенно потеряв первый слой защитных барьеров.
«Ты меня запер, урод!», «Мама, мама, купи мне машинку!», «Сколько можно пялится? Я же сказала, что между нами ничего нет», «В силу осложнения международной политики»….. Голоса хлынули со всех сторон: голоса Ривердейла, Гарлема, всего Нью-Йорка, кажется, всего мира! Шульдих не мог справиться с ними, они ломали его щиты один за другим, крушили его разум, разрушали его личность. Ничто не могло спасти его, он уже не мог ни за что зацепиться. Он даже не мог думать, его не было…
В этот момент, перекрывая все голоса, в голове прозвучал голос Абиссинца: «Я на параллельной улице. Что у тебя?»
Всего лишь несколько слов, но телепат, вспомнив тут же все, что умел, крепко ухватился за эту нить, вытягивая за нее собственное сознание.
— Эй… Иди сюда, — в отдалении услышал Шульдих. Оперативники увидели на экране машины изменение показателей. Но всего лишь на мгновенье — телепат вовремя сделал вид, что продолжает безуспешно бороться.
«Ран…» — позвал Шульдих. — «Они в доме. Их двое. Телекинетик и еще один — я узнаю, кто…»
«Что мне делать?» — спросил Ран, и в его голосе не было ни тени паники. Спокойствие и уверенность Абиссинца мгновенно вернули телепату надежду.
«Ничего. Приезжай и жди…» — проговорил Шульдих, — «И читай свои стишки…»
Несколько секунд Абиссинец молчал, а потом принялся читать Басё. Шульдих раньше не слышал это стихотворение, но оно вернуло его в те дни, когда они с Раном встречались в маленькой квартирке в Токио. Вернули ему то отчаянное чувство, с которым он разрывался между Кроуфордом и Абиссинцем.
«Вишни расцвели. Не открыть сегодня мне тетрадь с песнями». Слова звучали в голове, и Шульдих шел на голос, к реальности. «Веселье кругом. Вишни со склона горы, вас не позвали?» — с каждым звуком к Шульдиху возвращалась сила. И он понял, что надо делать. У него оставалось несколько минут для того, чтобы обмануть машину. Он продолжит делать вид, что сражается с ней, а сам пока вскроет щиты оперативников. Он уже ощущал свое тело, чувствовал, как что-то влажное течет по шее. Ноги его все еще дергались в легких судорогах, но Шульдих уже мог остановить тремор. Однако не сделал этого. Он слышал, как низкий и высокий переговаривались между собой:
— Хорошо его проняло…
— Может, он и правда ничего не может…
Шульдих перестал слушать, сосредоточившись на их щитах. Тот, который пониже, был защищен сильнее, второго Шульдиху удалось вскрыть с третьей попытки. Прочитав его мысли, телепат обратился к воспоминаниям, стараясь не терять голос Абиссинца. Память открылась перед ним, показывая все, что он хотел знать — высокий выходит из машины, поднимает руку, и человек, убегавший от него, падает, охваченный синим пламенем. «Пирокинетик», — понял Шульдих.
«Абиссинец, ты рядом?»
«Да, у заднего хода».
«Жди меня у съезда на Ривердейл», — с неожиданной властностью приказал Шульдих. Нельзя было терять ни секунды, и план, простой, как все гениальное, сам собой сложился в его голове.
«Понял», — отозвался Абиссинец.
Оставалось всего несколько минут, телепат чувствовал, что еще чуть-чуть, и он не сможет больше сдерживать себя, и что надо немедленно сосредоточиться на щитах низкого. Сломав их, Шульдих отправит обоих на кухню, а там за столом стоят баллоны с пропаном. Телепат, не медля, попытался пробить защиту низкого, и голову взорвал пронзительный лязг. Шульдих заорал, а низкий громко и удивленно выругался:
— Странно… Машина в порядке…
Лязг прекратился, и телепат, приоткрыв глаза, заметил, что низкий и высокий смотрят на экран прибора. Шульдих сжал зубы и попытался ударить еще раз, собрав все свои силы. «Ты можешь. Убей их», — слова Кроуфорда подтолкнули его. Еще рывок, и с пронзительным треском Шульдих пробил барьеры телекинетика. В этот момент высокий ахнул:
— Смотри!
У Шульдиха уже не было времени на раздумья. «Я — на кухне. Бегите туда. Оба. Я в углу за столом. Пирокинетик, дай несколько залпов», — приказал он оперативникам.
— Он на кухне! — крикнул низкий, — сволочь! Успел удрать!
— Быстро! — ответил ему высокий, и оба они, забыв про машину, побежали в прихожую. Все это Шульдих видел, решившись открыть глаза, и, не теряя времени, выдрал датчики из запачканных кровью волос. Превозмогая боль и собрав силы, он чуть согнул колени, и, используя сверхскорость, бросился через окно на газон. Стекло разлетелось, но боли Шульдих уже не почувствовал и взрыва не услышал. Он упал в нескольких метрах от дома и отключился.
Ран, дожидавшийся телепата у дороги, бросился к нему. Шульдих лежал на траве, неестественно вывернув руки. Ран опустился на колени и, перевернув его, прижался ухом к груди: сердце телепата билось еле слышно, дыхание с тихим хрипом вырывалось из приоткрытого рта. Выпрямившись, Ран бегло осмотрел Шульдиха — его покрасневшие волосы спутались, грудь и шею заливала кровь, до сих пор сочившаяся из ушей. Ран хотел приподнять его голову, но вдали уже слышался вой полицейской сирены. Пора было убираться подальше. Ран бросил прощальный взгляд на горевший дом, и безразлично отвернулся, подхватывая телепата подмышки. Он с трудом отволок Шульдиха к машине и устроил на заднем сидении хонды, а затем, резко тронувшись с места, помчался туда, откуда уехал меньше получаса назад — на заброшенную стройку на Айселон авеню. Поворачивая на Индепендент, Ран разминулся с двумя полицейскими машинами и машиной пожарной службы. Шульдих по-прежнему в себя не пришел.
Рану повезло — он без труда добрался до места. Выбравшись из хонды, он распахнул заднюю дверь и наклонился к Шульдиху. Таблетки нашлись в кармане куртки, Ран сунул одну под язык телепату. Затем, оставив его, снова вылез из машины и распахнул багажник — там лежала бутылка воды, аптечка и пара черных промасленных перчаток. Ран достал бутылку, поставил ее на землю и вернулся к телепату. Вытащить того из машины оказалось трудно, но в конце концов японец посадил Шульдиха у задней двери. Тот привалился к ней, как тряпичная кукла, голова упала на грудь. Ран, не теряя времени, достал из аптечки нашатырь и поднес к его лицу. Тот вдохнул, закашлялся и открыл глаза.
— Черт! — прохрипел телепат и сплюнул. — Я убил их?
— Да, — кивнул Ран, вытирая с его лица и шеи кровь. Шульдих с облегчением вздохнул, но тут же, дернувшись, застонал.
— Ай! Сволочи! — он потянулся к затылку и выдернул датчик с короткой толстой иглой. Ран удивленно посмотрел на странный предмет.
— Это, мать его, УБ тренажер, — отшвырнув датчик, пробормотал Шульдих. — Такая адская машина, которой вскрывают мозги.
Ран промолчал. Он засунул таблетки обратно в карман, стащил с телепата испачканную кровью куртку, осмотрел порезы на его руках, шее и лице. Серьезных повреждений не было, только мелкие царапины и довольно глубокий порез на щеке. Ран промыл их водой. Затем обмотал голову Шульдиха широким бинтом, спрятав под него окровавленные волосы. Телепат не протестовал.
— Все. Давай помогу подняться? — сказал Ран, закончив. Шульдих кивнул, поморщившись.
— Давай… Нам надо быстрее убираться отсюда.
Ран кивнул. А телепат продолжил:
— Мы должны уехать в Даллас.
Удивленный, Ран приподнял брови:
— Почему?
— Потому… — передразнил его Шульдих с натянутой усмешкой. — Потому что там мы сможем спрятаться, вот почему.
Больше спрашивать Ран не стал. Он помог телепату подняться и усадил его на заднее сидение, положив рядом бутылку с водой, потом сел за руль и запрограммировал навигатор. Голубоватая карта на экране показала маршрут, а голос сообщил, что до Далласа ехать предстояло не меньше суток, но в данный момент выбора не было: улететь за границу с Шульдихом, который пока не в состоянии программировать сознание, не представлялось возможным, мест в Америке, кроме Далласа, где можно было бы скрыться, у Рана не было. И еще он просто почувствовал, что Шульдих знает, о чем говорит. Прикинув маршрут, Ран завел мотор и выехал на Айселон авеню.
Так как менять номера времени уже не было, Ран и Шульдих договорились, что оставят засвеченную хонду где-нибудь в центре, и у Гайд-Парка нашли неприметный серый додж. Вскрыв замок и переложив туда улучшенную аптечку и подключив навигатор Слона взамен старого, Ран помог телепату забраться на заднее сидение. Машина оказалась почти новая, бак недавно заправили. На заднем сидении лежала бутылка колы и пакет из Макдональдса. Шульдих заглянул в него, поморщился, и, поджав ноги, затих. Солнце спряталось за облака, пошел дождь. В сером тумане додж пробирался через город к кольцевой дороге, откуда можно будет взять курс на Нешвил, отмеченный Раном, как перевалочный пункт.
Таблетка укрепила щиты, чужие голоса затихли в голове Шульдиха, и в непривычной тишине замелькали собственные мысли.
Он вспомнил, как стоя перед дверью парадного хода штаб-квартиры Шварц в Берне, нашел записку в кармане куртки. Тогда тоже шел дождь, но Шульдих его не замечал — его тело горело после близости, он до сих пор чувствовал Кроуфорда в себе и в своем разуме, ему хотелось плакать и смеяться одновременно. И сейчас, плутая в дымке горько-сладких воспоминаний, он не хотел возвращаться в реальность, хотел еще немного побыть рядом с домом, где ждал его Кроуфорд. Тогда он, стоя на холодном бернском ветру у забора их дома, дожидаясь такси, сунул руки в карманы, и нащупал в левом клочок бумаги. Когда Шульдих прочитал написанные на нем несколько слов, то испытал странный приступ тоски при мысли, что придется уничтожить его. Он сам тогда не понимал себя. Его и сейчас вдруг охватила неизъяснимая печаль, и он сидел, привалившись к двери, и смотрел в окно, стараясь ни о чем не думать. На зеркале заднего вида болтался футбольный мяч на цепочке. Телепат следил за ним, и, в конце концов, задремал, убаюканный монотонным движением и дождем.
Ран вел аккуратно, не желая случайно привлечь внимание полиции. День клонился к вечеру, небо посветлело, и, предвещая близкую жару, на горизонте расцветили его светло-желтые полосы заката. Граница с Пенсильванией все еще была далеко, и предстояло проехать еще как минимум триста миль. Время в пути летело медленно. Вдоль хайвея тянулись поля, чем ближе к Нешвилу, тем суше и пустыннее становилось вокруг. Монотонный пейзаж усыплял, и чтобы не забыться, Ран читал про себя стихи наизусть — это всегда помогало сосредоточиться. Ныли шея и плечи, но Абиссинец игнорировал боль, заставляя себя думать только о словах хайку.
Шульдих все спал, и когда стихи перестали помогать, Ран начал думать — не разбудить ли его, все же с ним можно будет поговорить. Но тут Шульдих проснулся сам.
— Не хочешь знать про Даллас? — спросил он, потягиваясь.
— Хочу, — честно признался Ран.
— Там есть квартира… бывшая резервная штаб-квартира Шварц, и о ней никто не знает, — объяснил Шульдих. — Особенно Розенкройц.
— Ясно, — отозвался Ран, и в салоне на мгновенье наступила тишина. Но Шульдих не мог долго молчать. Он очень оживился, попросил включить музыку, и начал давать Фудзимии советы по вождению, которые тот силился слушать сквозь туман усталости и телесной боли. Тогда Шульдих завел речь про мотели, в которых цена за номер могла бы быть и ниже, а простыни — чище. Около городка Антиох Ран остановил машину на несколько минут, чтобы передохнуть и поесть. Пока Шульдих ел, Ран вылез из доджа, чтобы размяться. Возможно, ему следовало ехать до Нешвила без остановки, не давая себе повода окончательно раскиснуть, но руки уже не слушались, и хоть минутная передышка казалась Рану спасением. Шульдих оставил ему чизбургер, и Ран заставил себя поесть. Он совсем не чувствовал вкуса пищи, но ел, заставляя себя. Когда пакет опустел, они тронулись дальше.
Шульдих опять замолчал и погрузился в дремоту. А Ран, чтобы не заснуть, начал думать о Снейке. Мысли, лишенные обычной четкости и ясности, плутали между вариантами один нереальней другого, и единственное, что пришло Рану в голову, это обратиться за помощью к старому другу — Такатори Мамору. Рану больше нравилось звать его Оми, но он понимал, что Оми теперь нет. Однако, несмотря на решение не просить Такатори ни о чем, Ран собрался позвонить ему из Мемфиса.
Солнце садилось, и разливалось вдоль горизонта кровавым пятном, окрашивая небо в желто-красный цвет. Дорога, погруженная в теплые, мягкие краски южного заката, летела, перерезая бесконечные степи, лишь иногда прерывавшиеся сухими кустарниковыми зарослями и островами чахлых деревьев. Когда в красном полумраке мелькнул указатель Вирджиния — Нешвилл 200 миль, вдруг резко стемнело, как темнеет только на юге, и поля погрузились в ночь.
Шульдих снова проснулся и теперь развлекал Рана историями о Мексике.
Чтобы Шульдих мог восстановить щиты и набраться сил вдали от городского шума, Ран решил остановиться не в Нешвиле, а чуть раньше. Они уже видели огни города — он был совсем рядом, но в тихом месте, где Ран припарковал машину, еще не различалось его влияние. Маленький придорожный мотель, как и тысячи других мотелей, загибался буквой С, освещенный оранжевым светом тусклых круглых фонарей. На парковке стояло несколько видавших виды машин, все вокруг — и маленькие домики, и здание администрации казалось замызганным и старым.
Глядя в окно, Шульдих притих, и только выбравшись из машины, произнес в полголоса:
— Подозрительное местечко… Разве не в таких мотелях всегда останавливаются беглые преступники?
— Нет, — с нажимом ответил ему Ран.
Шульдих только передернул плечами и ухмыльнулся. Ран понял, что ему лучше, но думать теперь мог только о постели — одиннадцать часов почти беспрерывной езды давали о себе знать.
— Раздевайся, — бросил он телепату. Шульдих поднял брови, но оглядев себя, сообразил, в чем дело. Быстро сбросив окровавленную куртку и стянув футболку, он надел черную куртку Рана и застегнул молнию.
— Волосы. — Надо было что-то сделать с волосами — повязка давно пропиталась кровью. Ран достал из аптечки чистый бинт и снова подвязал Шульдиху волосы. Теперь можно было выходить.
Пока Шульдих потягивался и разминался, Ран запер машину и направился к административному зданию. Телепат пошел за ним.
Внутри строение выглядело так же неприглядно, как и снаружи: продавленные кресла, вылинявшие обои, засиженные мухами картинки на стенах и толстый консьерж под стать интерьеру, выцветший и обношенный. «Думает, что мы педики», — сообщил Рану Шульдих. «Так и есть», — ответил ему тот и взял у консьержа ключи. Телепат бросил в ответ длинный, пристальный взгляд.
Когда они вышли на улицу, Ран отдал Шульдиху ключи и вернулся к доджу, чтобы забрать катану и аптечку.
Вернувшись в домик, он застал телепата на кровати. Тот со вздохом осматривал помещение — под тусклой лампочкой, скрытой пыльным плафоном, двуспальная кровать под красным покрывалом, две тумбочки, столик и телевизор.
— Сырые простыни, — констатировал он, отдергивая покрывало. — Вот что я не люблю, так это сырые простыни.
Заперев дверь, Ран положил катану на пол. Как бы не хотелось ему немедленно лечь, он понимал, что сначала надо осмотреть номер. Потому окинув быстрым взглядом комнату, он прошел в туалет, и там, опустив фрамугу небольшого прямоугольного окна, закрашенного белой краской, выглянул на улицу — окно выходило на задний двор с мусорными контейнерами, а дальше простиралась пустыня. Захлопнув форточку, Ран вернулся в комнату.
Шульдих уже снял куртку и рассматривал порезы на руке.
— Чертовы садисты, — ворчал он себе под нос, отдирая корку с едва затянувшихся ранок. Ран достал из аптечки пластырь.
— Давай заклею, — произнес он, садясь рядом с телепатом. Тот безропотно подставил ему лицо — самая большая рана оказалась на щеке, остальное и заклеивать не стоило.
— Отделался малой кровью, — Шульдих сдернул с головы повязку. Ран невольно залюбовался им — с горькой, удушливой страстью он рассматривал его руки, живот, шею и длинные губы, и удивлялся, как еще может что-то испытывать к нему, когда с трудом заставляет себя не упасть.
— Абиссинец…
Ран вскинул голову — телепат смотрел на него с усмешкой. На долю секунды Ран почувствовал себя совершенно беззащитным, застигнутым врасплох, но Шульдих вдруг поднялся и Ран сумел взять себя в руки.
— Я — в ванну, — небрежно бросил телепат, и оставил его одного.
В теплой воде измученное тело наконец расслабилось, Шульдих зажмурился и потянулся. Таблетки еще действовали, но спать ему не хотелось, и впервые за последнее время он чувствовал себя совершенно свободным. Наконец-то за ним не следили, и телепат с восторгом ощущал, что случайно подслушанные мысли Абиссинца возбуждают его, и что он может позволить себе полностью отдаться этому возбуждению.
Проводив Шульдиха взглядом, Ран разделся. Его не волновали сейчас ни пошлость обстановки, ни плохие условия на случай бегства. Погасив свет, он лег на одеяло, сложив покрывало на стул. Ран слушал шум воды, закрыв глаза, и сам не заметил, как заснул.
Когда Шульдих, благоухая казенным шампунем, вернулся в комнату, он застал Абиссинца спящим, и разочарованный, устроился рядом с ним, без труда отобрав у него одеяло. Ему еще долго не спалось, он слушал, что делается на улице, следил за всполохами света на стенах, и успокаивал себя тем, что утром все наверстает. Остальные мысли он успешно гнал прочь, и, в конце концов, все-таки задремал. Видно привычка спать при любой доступной возможности, выработанная еще в Розенкройц, дала о себе знать.
Ран проснулся как-то разом, и, открыв глаза, понял, что в окно уже светит не фонарь, а солнце, но солнце раннее, еще свежее. Он бросил взгляд на часы — стрелки остановились на половине восьмого. Затем попытался перевернуться на бок, и боль тут же откликнулась в каждой мышце. Ран прикрыл глаза, и привыкший терпеть неудобства, через мгновение все-таки повернулся к Шульдиху. Тот не спал, и как только Ран взглянул на него, обнял его, не говоря ни слова. Ран почти задохнулся в тяжелом потоке его волос, в тисках его коленей, и едва сообразил, что случилось, когда телепат уже сидел сверху и помогал себе пальцами, приподнимая бедра, затем со вздохом опустился и начал двигаться, сначала медленно и ритмично, а потом все больше забываясь от удовольствия, и Ран следил за ним, как завороженный, не закрывая глаз. Шульдих уже не сдерживался, опускаясь все жестче, разводя колени все шире, и вскрикивая все громче, и Ран не мог сопротивляться его натиску. Он в неистовом порыве, затопленный волной чужого вожделения, схватил телепата за волосы, и прижал к своему рту его рот, не целуя, а просто вдыхая в него. Шульдих вырывался, мучительно и страстно, пытаясь снова вобрать его до конца, и, выгнувшись, кончил, увлекая Рана за собой.
— Хорошо, черт побери! — вздохнул телепат, потягиваясь. Не ответив, Ран обнял его. Так они лежали какое-то время, чувствуя, как сознание постепенно возвращается, а вместе с ним — и мысль, что надо вставать и собираться в дорогу. В конце концов, Ран первый поднялся, превозмогая ломоту в теле и соблазн остаться с Шульдихом еще на несколько часов.
— Уже пора? — протянул телепат, не спешивший вставать.
— Да, — коротко ответил ему Ран.
После душа, одевшись, он выглянул в окно. Кроме их доджа на стоянке оставались еще три машины — старый кадиллак, фургон, в каких обычно перевозят скот, и крошечная хонда, вроде брошенной на стоянке у Гайд-Парка. Ран решил, что все они слишком приметны, слишком ненадежны, и сменить додж лучше будет по пути. Умывшись и проверив оружие, он позвал Шульдиха.
— Поднимайся, — и тот подчинился, нехотя садясь на кровати и нащупывая на полу свою одежду.
Ран оглянулся на него, с внезапной острой нежностью рассматривая его ссутуленные плечи, перепутанные со сна волосы. «Мы вместе», — сказал он себе, но тревога только усилилась.
Сдав номер и позавтракав в местной забегаловке, Ран и Шульдих снова сели в додж.
— Как ты думаешь, почему нас еще не достали? — поинтересовался Шульдих, пока Ран вводил в навигатор новый пункт маршрута.
— Им надо время. Я не знаю, что именно им известно. Скорее всего, нам просто повезло — по дороге мы не нарвались на полицию. Но это скоро должно случиться, потому нам надо избавиться от доджа.
— Избавиться? — Шульдих пожал плечами. — Ладно. Отъедем подальше и взорвем его?
— Нет. Сделаем по-другому, — ответил Ран. Шульдих согласно кивнул — он привык выполнять приказы, и ему было все равно — сжечь машину, сбросить в пропасть или утопить.
Додж медленно потащился к Мемфису. Спустя шесть часов пути по иссушенной солнцем пустыне они добрались до города. В центре Ран купил телепату футболку и куртку взамен испорченных, потом еще долго плутал по городу, пока не свернул в неприметный переулок, и, попросив Шульдиха подождать в машине, зашел в паб, спрятанный между приземистыми кирпичными зданиями. Внутри было пусто и тихо, Ран разменял несколько монет, позвонить.
— Мамору, — проговорил он, сидя в темной телефонной кабинке.
— Привет, Ран! Надо же, ты мне позвонил! Это так здорово! — донеслось до него из трубки.
— Узнай, если возможно, все про Снейка. Он как-то связан с мафией в Нью-Йорке, но может быть и из полицейских шишек. На него работает Купа, глава восточной преступной группировки Нью-Йорка.
— Как ты сказал? Снейк?
Ран не ответил, не желая повторять дважды, но Мамору и не стал ждать ответа.
— Хорошо, — согласился он, — как с тобой связаться?
— Я сам с тобой свяжусь… через несколько дней, — отозвался Ран. Время, пока сигнал еще нельзя было засечь, истекало, и он, не прощаясь, положил трубку.
Купив два обеда, он вернулся к машине и застал Шульдиха с катаной в руках.
— Давай быстрее убираться отсюда. Не нравится мне этот город, — пробормотал телепат, и Ран с ним согласился. Они наскоро пообедали, и Шульдих сел за руль, сменив Рана.
Выбравшись из Мемфиса и проехав по хайвею несколько миль, телепат свернул на боковую дорогу, а затем съехал с нее, направляясь через растрескавшуюся пустыню к каньону Хунта.
Когда вдали показалась темная полоса каньона, он остановил машину.
— Приехали, — сообщил Шульдих, и они с Раном выбрались наружу, вытащив все, что могло им пригодиться в дороге — аптечку Слона, навигатор и бутылку с водой. Затем Ран завел мотор, и додж покорно покатился к обрыву и рухнул вниз. Шульдих подбежал к самому краю, проводив машину взглядом.
— Прощай, додж, — крикнул он и резко расхохотался.
— Уходим! — позвал его Ран, и, развернувшись, зашагал прочь, в сторону боковой дороги, с которой они свернули к каньону. Догнав его, Шульдих пошел рядом.
Спустя пятнадцать минут они уже брели по обочине, надеясь остановить попутку.
Машин совсем не было. Лишь однажды мимо пролетел пикап, окатив их облаком пыли.
— Мы подозрительно выглядим, — решил Ран, проводив машину взглядом. — Можешь заставить кого-нибудь остановиться?
— Попробую. Но стереть память не получится.
Ран кивнул, думая, как вырубить водителя. Прошло еще по крайней мере полчаса, пока вдали снова показалась машина. Это был старый минивен, и водитель, легко подчинившись внушению, затормозил рядом с ними.
— Куда едем… — начал мужчина, высунувшись из окна, но прежде чем Ран успел что-нибудь ответить, водитель обмяк, и кровь закапала на песок. В тот же момент дверца распахнулась, и Шульдих вытолкнул тело из машины.
— Можешь не благодарить, — самодовольно ухмыльнулся он, и Ран почувствовал секундную вспышку недоумения и отвращения, но тут очнулся. Обыскав карманы засаленного комбинезона, он вытащил все, что обнаружил — платок, кошелек, мелочь, и лишь после этого оттащил труп на обочину. Вернувшись, Ран подобрал гильзу и осмотрел машину — документы оказались в бардачке.
— Садись, — бросил он Шульдиху, и тот вскочил в минивен.
— Развалина, — протянул телепат. — Если он не развалится по дороге, то это будет большая удача!
Ран пожал плечами. Теперь их путь лежал прямиком в Даллас, и следовало добраться туда прежде, чем начнут искать минивен.
Чем дальше они забирались на территорию Техаса, тем жарче и суше становилось вокруг. Машина неслась вдоль пустынных иссохших равнин, в густо-синем небе не было ни облачка, иногда только темной галкой в небе проплывала какая-нибудь птица. Шульдих как обычно дремал, подобрав под себя ноги, в приемнике играла музыка, которой Ран не знал. Казалось, все тихо, но он никак не мог успокоиться, и к середине пути его опасения наконец оправдались. Когда минивен объезжал Пайн Блаф, на хвост ему села полицейская машина.
— Шульдих, — позвал Ран, и телепат тут же очнулся, резко выпрямившись на сидении.
— Приехали?
— Нет… посмотри…
Шульдих взглянул в зеркало заднего вида.
— Ого!
Ран притормозил, прикидывая, как выйти из ситуации, и скоро минивен остановился у обочины. Вой сирены теперь слышался совсем близко. Не прошло и нескольких секунд, как полицейская машина замерла рядом. Ран слышал, как хлопнули двери, две пары ног прошагали по мягкому асфальту, и затем к окну наклонился и постучал темнокожий полицейский. Ран опустил стекло.
— Добрый день. Офицер Чейни. Ваши документы, пожалуйста, — с усмешкой произнес он. Ран уже полез за правами, но тут полицейский вдруг выпрямился и отошел, а через некоторое время полицейская машина пропала из виду.
— Что ты им сказал? — поинтересовался Ран, мгновенно понимая, что случилось.
— Сказал, что никого тут нет, что они остановились отлить, — с плохо скрываемым бахвальством поведал телепат.
Ран холодно и долго смотрел на него.
— Ты мог стереть память водителю минивена? — наконец, спросил он.
— Может, и мог… — усмехнулся Шульдих. Ответить на это было нечего, и Ран завел машину, чувствуя, как неприятный холод пробирает внутренности.
До Далласа они добрались уже в густой южной мгле, бросив минивен далеко за городом, у Вако. Шульдих повеселел. По пути к остановке автобуса он озирался, обсуждал все, что попадалось на глаза. Ран не понимал причину такого подъема, или не хотел понимать.
От Восточного Далласа до центра, где находилась Кантон стрит, надо было добираться минут двадцать. Шульдих и Ран проехали несколько остановок на автобусе, и выехав из по-деревенски тихой окраины, отправились пешком вдоль Мейн стрит.
Наконец, спустя полный час, они вышли на Кантон стрит. Это была фешенебельная улица, пустынная, несмотря на близость центра, вдоль которой протянулись дорогие краснокирпичные трехэтажные дома.
Шульдих, явно взволнованный, поспешил к одной из дверей. Ран тоже сначала направился за ним, но что-то вдруг заставило его обернуться. Он мог поклясться, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Он стоял, озираясь, но вокруг никого не было, и в доме напротив окна плотно закрывали жалюзи. И все же тревога вспыхнула в нем с новой силой. Ран чувствовал себя так, словно что-то кралось за ним и спряталось, когда он обернулся.
— Миссис Карпентьер, — тем временем весело и немного нервно пробормотал Шульдих, которому дверь открыла невысокая женщина с резким индейского типа лицом.
* * *
В аэропорт Кеннеди я еду на такси. Предыдущая машина с трупом Лысого, надо думать, давно загорает где-нибудь на штраф-стоянке Управления полиции города Нью-Йорк, штат Нью-Йорк. Вряд ли она осталась там же, где я ее и оставил. Но с документами, присланными Джорданом, мне не составит труда взять в прокате другую. По здравому размышлению, вместо Кеннеди я мог бы поехать в аэропорт для внутренних рейсов — Ла Гардиа, тогда был бы в Далласе примерно часа через три. Но я четко осознаю, что поступить именно так — худшее, что можно предпринять.
На самом-то деле, вариантов вообще-то не так много, как может показаться. Прежде всего: нельзя сидеть на месте. Раз уж Розенкройц в городе, никто не даст гарантии, я сам — в первую очередь, что мою конспиративную квартиру не обнаружат сегодня же. Какая-нибудь микроскопическая случайность, и я буду раскрыт в самый неподходящий момент. Что-нибудь вроде «Босс, мне просто захотелось прогуляться, а я тут такое нашел…». Глупее быть ничего не может, а время от времени все-таки случается. Какими бы надежными ни были документы, светить их в билетной кассе аэропорта или железнодорожного вокзала — тоже неблестяще. Плюс ужесточенный досмотр багажа и пассажиров на всех, даже внутренних рейсах. Последнее раздражало особенно.
Самое же главное — нельзя торопить заданную заранее цепочку событий, иначе она прервется, или, что еще хуже — неконтролируемо изменится. А мы как раз подходим к одному из самых ключевых моментов: я готов узнать, кто решил наложить лапы на моего телепата. Боюсь, что мертвому мне это знание никак не пригодится. Да и живому Шульдиху после этого тоже не долго останется.
Терминал значения не имел. Наугад я выбрал номер третий, самый многолюдный. Тут такая мешанина направлений: и Азия, и старушка-Европа, и Латинская Америка, случись мне столкнуться с кем-то из Института, в такой толчее на меня все равно не обратили бы внимания. К тому же, прибывающие, как правило, игнорируют здешний прокат автомобилей, ведь добраться до Большого Яблока значительно быстрее на такси или даже вертолете. А целью Розенкройц сейчас был именно Нью-Йорк, точнее тот, кто по их расчетам должен был там находиться. Мне же нужно двигаться дальше, возвращаться обратно в город я не собирался. Чего скрывать, я рассчитывал провернуть все по-быстрому, т.е. уложиться в час с небольшим. Тогда, если очень-очень повезет, то с Абиссинцем и телепатом из города я выеду приблизительно в одно и тоже время. А если будет везти фантастически, то даже смогу сесть им на хвост где-нибудь в Мериленде или Виржинии.
Мне тут же подумалось, что при отсутствии стабильного проявления дара я превратился в совершеннейшего мечтателя, раз начинаю фантазировать и надеяться на то, на что надеяться ни в коем случае нельзя. Открытая слежка — это уж совсем ни в какие ворота не лезет. Настороженный Фудзимия немедленно вычислит меня, даже если я буду держаться подальше. Все эти пустые прикидки просто от того, что мне банально не хочется оставлять их вдвоем надолго без ставшего уже привычным надзора, но деваться-то все равно некуда, даже если неизвестность, словно мерзостный, неутомимый червяк, подтачивает изнутри мою решимость следовать за голосом разума, а не сердца. «Все должно идти так, как задумано» — ругаюсь я сам на себя. Загнав куда подальше свое желание непременно быть в курсе всех событий, я расплачиваюсь с таксистом. Стеклянные двери терминала распахиваются и тут же смыкаются снова, отсекая меня от пелены дождя. Внутри — непрестанно бурлящий водоворот, сейчас середина дня и тут особенно многолюдно. Все, что мне нужно — это следовать указателям.
«Может выйдет, а может нет» — да что это за политика такая, я сам себя накручиваю, протягивая администратору проката права. «Уверен — делай, не уверен — ищи логику, зацепку, исходя из которой можно получить уверенность» — только так, и никак иначе. Нельзя вслепую пробивать лбом стену. Ибо за стеной может оказаться обрыв или другая стена, или лоб не выдержит. Не этому ли я столько лет учился. Бессмысленно форсировать события, гадая на кофейной гуще. В девяносто девяти случаях необходимого результата это не даст.
Из всего разнообразия предлагаемых моделей я выбрал Эксплорер. Форд — среднестатистический автомобиль для стандартной американской семьи. Удобен, вместителен, не привлечет ненужного внимания, не будет числиться в розыске. Хотя бы до тех пор, пока не истечет срок договора, а я не стал скупиться: неделя — самое оно. Автоматическая коробка, передачи переключаются без зубовного скрежета. Машина, несмотря на габариты, оказалась вполне приемистой и с плавным ходом. Путь предстоял не близкий. Если повезет, то за рулем я проведу не больше суток. Примерный маршрут прикинул еще в такси. Из аэропорта проще всего будет выехать на развязку туннеля Холланд и семьдесят восьмого шоссе, так я быстрее всего уберусь из города. А там дальше по восемьдесят первому хайвэю. На платных участках отличное покрытие, там можно долго держать приличную скорость, не рискуя выбиться из сил раньше времени. А дороги вдоль побережья сейчас наверняка забиты туристами, так что лучше выбрать маршрут, ведущий непосредственно вглубь страны, через центральные штаты.
Спустя восемь часов затея с машиной уже не кажется мне такой увлекательной. Я тру воспаленные от усталости глаза, надеясь, что это позволит мне лучше сконцентрироваться на дороге, но только усугубляю ситуацию. Вызвать видения тоже не получается. Вместо этого пелена перед внутренним взором сгущается еще больше. На сороковом хайвэе приходится даже сменить скоростную полосу движения на более медленную. Мне требуется хоть немного отдохнуть. Во всем этом не будет смысла, если я попросту не доеду. Конечно, я делал остановки на заправках, но проблемы это не решало. Усталость накапливалась. К ощущению, что кофеина в крови теперь куда больше, чем гемоглобина, прибавилась пульсирующая головная боль, ноги отекли так, что я вынужден ослабить шнурки на ботинках. Мышцы спины и шеи буквально скручены узлом от напряжения. Наверняка я достаточно опередил Шульдиха и Фудзимию, но полной уверенности у меня нет. Мысль «а что, если они тут уже проезжали…» продолжает гнать меня вперед. К тому же, в попытке разминуться с телепатом, я забрал на юг дальше, чем следовало. Одно радовало: ощущение, что я куда-то опаздываю, так и не начало преследовать меня.
Наконец и моему терпению наступает предел. Я сворачиваю на первую же стоянку, подсвеченную достаточно яркой иллюминацией. По счастью, внутри забегаловки не так-то много народа. Пахнет плохим кофе и жареным луком — убойная смесь. Девица за стойкой, «а-ля натуральная блондинка», бросает на меня изучающий взгляд. Я тоже смотрю на себя в зеркало позади бара. Несмотря на кондиционер в машине, рубашка на мне выглядит явно не свежей, а узел на галстуке сбился.
— Кофе и… Какое блюдо дня у вас сегодня? — наверное, сперва мне стоит пойти освежится. Оглядываюсь, вон и заветная дверь.
Девица что-то невнятно бурчит про картофель и рагу из говядины под каким-то там соусом.
— Буду признателен, если вы найдете мне пару таблеток аспирина, — бросаю я и скрываюсь в туалете.
Когда я снова выхожу в общий зал, девица кивает мне на угловой столик, где дымится здоровенное блюдо, доверху наполненное клейкой массой. Рядом в бокале плещется кофе, на салфетке сиротливо приютились две пилюли аспирина.
Должно быть, я действительно устал сильнее, чем мне казалось. От созерцания шедевра местной кулинарии меня отрывает взрыв хохота. Не сразу понимаю, что именно я являюсь объектом пристального внимания компании краснорожих дальнобойщиков в знававших лучшие времена джинсовых комбинезонах. По виду — типичные работяги какого-нибудь местного воротилы-фермера. Кажется, определение «городской пижон» было самым лестным, что долетело до моего слуха. Даже пара копов, пожирающих пропитанные прогорклым жиром гамбургеры на дальнем конце стойки, снисходительно посмеиваются над их репликами.
Скорее всего, парням попросту скучно, будь на моем месте любой другой, они бы задирали его точно так же. Со своей стороны, в любое другое время я вряд ли спустил бы им подобное поведение. По пуле в каждую хихикающую башку — раньше я бы назвал это малой кровью, но не теперь, когда мои собственные руки связаны обязательствами. А внутри уже и без того накипело.
Бросив на стол двадцатку, я сгреб в горсть таблетки и покинул «гостеприимное» заведение. В бардачке еще оставалось немного питьевой воды. Запив лекарство, я швырнул бутылку на переднее сиденье и оглядел стоянку. Мне тоже требовалось «спустить пар».
А вот и то, что я искал. Словно на рекламной картинке, три новеньких Рено в ряд, плотно задраенные люки припорошены тонкой, явно не дорожной пылью, скорее всего цистерны забиты под завязку каким-нибудь зерном или даже мукой.
Что тут можно сделать? Прострелить колесо — не поможет. Они двойные, если дырявить оба, то выйдет слишком подозрительно. Оглядевшись, я удовлетворенно подбираю с земли будущий «инструмент мести». Независимой походкой, будто в старом немом кинофильме, я направляюсь к машинам обидчиков, подтягиваюсь, и, стараясь не елозить боком по пыльному борту, проталкиваю скомканную в шарик обертку от гамбургера в выхлопную трубу одного из грузовиков. Удостоверившись, что она провалилась внутрь, а я остался незамеченным, сажусь в машину и отъезжаю в тень лесозаградительных посадок, предусмотрительно погасив фары. Не проходит и двадцати минут, как мимо меня с ревом проносятся все трое. Счастливого пути, ребята.
Получасового отдыха мне как раз хватает на то, чтобы полностью придти в себя и безбоязненно ехать дальше. Через десяток миль я примечаю знак, что скоро будет кемпинг. Световое табло гласит, что есть свободные места. Подъезжая, сбрасываю немного скорость, может быть все-таки стоит остановиться на дольше и отдохнуть более основательно. Но картинка, открывшаяся взгляду, приносит одновременно облегчение и досаду. Сперва я вижу два из «моих» зерновозов, припаркованные на небольшой, ярко освещенной стоянке кемпинга, в их зашторенных кабинах горит свет, а дверцы, несмотря на прохладу, открыты. Чуть поодаль, в отстойнике, замер третий, с откинутой кабиной. Рядом с ним, словно пигмей с могучим колоссом, приткнулся крошечный фургон техпомощи с эмблемой «Эндевко» и человек в фирменном оранжевом комбинезоне, размахивающий гаечным ключом, едва не тыкающий им в лицо громилу-водителя, что-то надрывно орет в телефон. Я с улыбкой давлю на газ. Конечно, выходка на дороге была скорее в стиле Шульдиха, чем в моем собственном. Зато больше эта компания не вызывает у меня никаких эмоций. Эмоции вызывает совсем другое. А что, если Шульдих попался? Если не справился, был сильно ранен и теперь не способен позаботиться о себе? Что, если они с Фудзимией расстались? Фары встречной машины ослепляют меня на миг, а потом наваливается темнота. Я едва успеваю сбросить скорость и свернуть к обочине.
Из всего освещения в кабинете — только настольная лампа. И та, после дня сидения над аналитикой, кажется мне слишком яркой. Мертвый флуоресцентный свет выдирает из темноты только плоскость стола. На нем груды документов: финансовые выкладки, сводки по персоналу и продукции, котировки акций, прочие перечни движимого и недвижимого имущества. Империя Такатори обширна. Интересы разнообразны. Клану есть за что бороться. Врагам Ястребов есть за что их ненавидеть.
Несмотря на поздний вечер, Такатори Рейджи все еще торчит на совещании креативной группы. Я не могу поехать домой отдыхать и оставить его здесь. Остальным тоже приходится ошиваться в офисе. Телепат нужен мне, чтобы понять, до чего договорились дельцы. Если завтра «Корин Медикал» выбросит на рынок крупный пакет акций, я должен знать об этом уже сегодня. Не спрашивать же в лоб открытым текстом. По официальной версии, телохранителя не должны волновать такие вопросы. Берсерка я тоже вынужден держать на привязи. Он еще не достаточно остыл после прошлой самостоятельной прогулки. А Наги остался просто потому, что одному дома ему делать особо и нечего. Интернет везде одинаковый.
Стоило мне только задуматься о своих спутниках, как в дверь ужом протискивается Шульдих. В последнее время отношения между нами не слишком-то доверительные. Он возмужал, набрал силу. Не тот робкий мальчик, которого приходилось учить всему, от того как правильно держать за обедом ложку, до того, что стоит и не стоит говорить вслух. Благодаря ему команда успешно работает в связке, даже если нас разделяют километры. В Институте Шульдих узнал себе цену, и я готов согласиться с тем, что он ее стоит. Впрочем, телепаты испокон веков были в большой цене. Слишком уж редкий дар. Но в Шульдихе помимо дара есть что-то еще, что-то заставляющее людей оборачиваться и смотреть ему вслед, даже когда он просто проходит мимо.
— Кроуфорд, — он немного тянет гласные. Эта привычка появилась у него совсем недавно. Признаться, она несколько меня раздражает. — Кроуфорд, мне надо отлучиться. Я ненадо-олго.
Он подходит ближе и бесцеремонно сдвигает паевую котировку, на которой я пытался сосредоточиться последние пятнадцать минут. Присаживается на край стола, худые длинные ноги обтянуты светлыми джинсами, волосы убраны под вариант местной головной повязки — хатимаки, только на его собственный манер. Кажется, она символизирует непреклонность намерений. Где-то Шульдих поймал эту чушь и теперь его голову всегда украшает какой-нибудь кусок яркой ткани. Просто белое — это так уныло. Телепат, как маленький, болтает ногой, щурится от яркого света, губы растянуты в неискренней улыбке. Ему надо и пусть весь мир подождет, так что ли?
Хуже всего, что в такие моменты он пытается манипулировать мной и даже почти не скрывает этого. Улыбаясь, протягивает руку и гладит меня по плечу, и его прикосновение запускает мой внутренний механизм дара.
Передо мной разворачивается обычная ключевая точка в стиле: выбирай или проиграешь. Я вижу, что последует за тем, как Шульдих выйдет из этого кабинета. Он уйдет, независимо, дам я ему свое разрешение или нет, только результаты этой встречи будут различаться кардинально. Главное, потом выбрать правильные слова или действия, чтобы добиться результата, который устроит меня.
Шульдих пойдет на Омотэсандо, в это время там работает много маленьких уличных кафе. Сядет за столик, что-то закажет, девушка-бармен будет буквально сражена его экзотической внешностью, станет непрестанно ему улыбаться, а потом придет тот, другой. Пустая марионетка, которая вместо того, чтобы сослужить свою службу и быть выкинутой за ненадобностью, превратилась в дорогую для телепата вещь. Мне даже почти требуется убеждать себя, что это не настоящие чувства, просто мой штатный манипулятор еще недостаточно квалифицирован. Слишком увлекся играми, пытаясь заставить меня ревновать, вместо этого запутался, и поддался влиянию чувств самого Фудзимии, превратив того в свою коллекционную куколку, так трепетно им оберегаемую, стоит только завести речь о малейшей ей угрозе. «Ну ты же сам говорил, что они нам еще пригодятся». Он непременно явится, этот сопляк, не расстающийся с тремя футами отточенной стали даже во сне. И домой Шульдих вернется только под утро, встрепанный и усталый, но глаза его будут светиться, словно у глотнувшего валерьянки мартовского кота. Кому это надо? Уж точно не мне.
— Кроу-уфорд. Ну что тебе, жалко, что ли?
Надоело. Пора разорвать этот замкнутый круг. Надеюсь, что силу удара я рассчитал правильно. Прежде чем Шульдих успевает прочесть, как именно я собираюсь ответить на его просьбу, он уже летит на пол. А мою правую руку от кисти до локтя заливает онемение. Не решившись поддать ему еще и ногой, вот оно, проявление истинного благородства — Кроуфорд не добивает уже поверженных противников, наклоняюсь над ним и сгребаю за ворот рубашки.
— Если ты не прекратишь таскаться к нему, клянусь, я подставлю его Берсерку на первой же подходящей миссии. — Наверное, я брызгаю ему в лицо слюной, потому что он отшатывается, но деваться ему некуда. Придется меня дослушать. — Ты думаешь, что я ничего не замечаю? Еще раз, даже если мне что-то примерещится. Убью.
У него в глазах странное выражение, которое я бы охарактеризовал как радость. Если честно, я его не понимаю. Как можно так ликовать от того, что ты только что получил по физиономии? Пусть и намеренно этого добиваясь, но ведь я чувствую его боль и, вместе с тем, чувствую его искреннюю радость. Но в этом весь Шульдих, он слабо поддается логическому просчету.
Возвращаюсь за стол, онемение в ушибленной руке постепенно сменяется нытьем в ссаженных костяшках. Чтобы не показать, что от злости у меня тоже могут трястись руки, я берусь за салфетку, которой обычно протираю очки. Стиснув в кулаке мягкую ткань, пользуюсь первым же пришедшим на ум предлогом, чтобы выставить его из комнаты.
— Иди, приведи себя в порядок. Нам сегодня еще нужно работать.
Моя тогдашняя поза, в которой я просидел еще полчаса после его ухода, один в один повторяет нынешнюю, разве руки сейчас лежат на руле. Мой дар работал тогда исправно, я предвидел правильно. Шульдих все-таки ушел. Но ушел объясниться, попрощаться. Помню, что еще довольно долго после его ухода не мог головы поднять с ладоней, лежащих на столе. Словно стержень выдернули из позвоночника. Это было недопустимо, мои собственные эмоции вышли из-под контроля, но исправить уже ничего было нельзя. Впрочем, цель была достигнута, главное, что Фудзимия перестал досаждать мне.
Когда у Такатори закончилось совещание, он вышел разъяренный, потому что никакого решения так и не было принято, о чем он вполне внятно сообщил мне, непечатно обозвав своих компаньонов. На стоянке в машине нас поджидал Шульдих. Распухшую скулу он ловко прикрыл волосами, так что, кажется, никто и внимания не обратил. Тогда все обошлось, обойдется ли сейчас?
Мемфис встречает меня поблекшей за ночь предутренней иллюминацией. Сил ехать дальше просто нет. В конце концов, даже если железный Фудзимия, почему-то я уверен, что он ни при каких обстоятельствах не пустил бы Шульдиха за руль, уже добрался до конечной точки нашего путешествия, то все равно оттуда они пока никуда не денутся.
Все, что мне сейчас нужно, это простенькая гостиница, где можно расплатиться наличными, и точка доступа в сеть, чтобы проверить, не было ли сообщений от Наги. Прошло уже больше суток, кода в последний раз он выходил со мной на связь. Какая-нибудь информация уже должна была появиться.
И то, и другое находится на Линден-авеню. К тому же, оттуда довольно близко до проходящего через город сорокового хайвэя, по которому я двинусь дальше, как только немного отдохну.
Практически наплевав на привычные предосторожности, я открываю почту. Сообщение есть. И содержащаяся в нем информация схожа с гранатой, из которой аккуратненько удалили чеку. Пока она еще в состоянии покоя, но стоит сдвинуть хоть на миллиметр, и взрывом разнесет все в ближайшем окружении. С одной стороны хорошо, что Фудзимия тоже не терял времени даром, но своим обращением к человеку по имени Сирасаки Рэити сдвинул вышеупомянутую гранату с места.
Полагаю, Оми Такатори уже в курсе, что я жив. И Наги тут совершенно ни при чем. А с другой стороны, информация, попавшая в одни руки, легко может перекочевать и в другие, и в третьи. Именно это я сейчас и наблюдаю.
Ясно, что обозначенный в сообщении «человек, работающий рядом» — без сомнения, Слон. Надеюсь, что для выявления прослушки ему пришлось разобрать порше Абиссинца по винтикам. Я не знаю, кто сработал менее аккуратно — люди Снейка или мои. Думаю, что упоминание названия «Технотроник» в тексте сообщения ясно свидетельствует, что пророчимый мной поминальный обед в семействе Джордана станет печальной действительностью. А что если он не успел подчистить хвосты, которые я настойчиво советовал ему подчистить? Как бы поточнее узнать, представляю ли я сам по себе хоть какой-то интерес для Института. А в связь младшего Такатори и Розенкройц мне слабо верится, точнее, не верится совсем.
Нет, все-таки надо было за документами обратиться в другое место, но сожалеть об этом сейчас слишком поздно, да и не к месту. Остается только просчитывать ситуацию до конца и постараться обратить ее себе на пользу.
Итак, что я могу утверждать безоговорочно, а что подлежит сомнению: Мамору Такатори все еще опасается самостоятельно принимать решения и нести за них полную ответственность. Сбегал, доложился деду. Но Наги утверждает, что речь шла об одном «канале», а не о двух. Т.е. я перед старшим Такатори «чист», а малыш припрятал козырь в рукаве. Ему зачтется. Конечно, время идет, но Сайдзе Такатори не так дряхл и беспомощен, как пытается выглядеть. Снейк тоже следил за Фудзимией. После известных событий Фудзимия вышел из-под контроля семьи Такатори, пустился, так сказать, в самостоятельное плаванье. Теперь Мамору снова попытается вернуть Фудзимию «в семью»? Учитывая бурное прошлое, бывший Бомбеец ни за что не стал бы работать с Шульдихом или любым другим телепатом. Учитывая прошлые разногласия между Шварц и Вайс, они никогда бы не поладили. Или я ошибаюсь? Кто из Такатори сейчас или в прошлом был связан с Розенкройц? Фудзимия охраняет телепата, и без него никуда не поедет — это очевидно. В сообщении же ясно сказано, что Снейк — должник Сайдзе. Мертвый телепат не обладает никакой ценностью. Розенкройц слишком быстро реагирует на смену ситуации, откуда берется информация? Из внутренних источников или из внешних? Эсцет уничтожены, Рейджи Такатори давно жарится в аду. Кто? Телепат, лишившийся дара, не нужен никому, кроме Фудзимии. Сайдзе — не паронорм. Его внук слишком хорошо знает, что у него нет шансов выстоять против деда. Шульдих, переставший быть телепатом, перестанет быть самим собой. Нужен ли в таком случае он будет мне?
Мой поток размышлений окончательно замыкается. Вопросы заданы, осталось вычленить возможные ответы. Я еще раз пробегаю глазами текст сообщения, пытаясь понять, что именно меня насторожило. В этот момент в голове все плывет и, опустив ее на руки, я закрываю глаза и вижу.
Наши последние часы в Берне перед отъездом в Штаты. После стычки с группой Амриша, из Шварц «в строю» остались только я и Шульдих. Несмотря на отсутствие в обозримом будущем каких-либо угроз, втайне от Шульдиха, могу признать, что в Европе чувствую себя несколько неуютно без поддержки остальных. Здесь Розенкройц ближе, чем мне бы хотелось. А я слишком привык полагаться не только на себя, но и на Наги с Фарфарелло.
И я, и Шульдих немного на взводе. Чтобы успокоиться, а заодно и на время отвлечься, я вытащил Шульдиха пройтись. В Штатах у нас должно быть полно работы. По мере сил я стараюсь поддерживать в нем интерес, соблазняя его обещаниями интересных и прибыльных заданий. Взбудораженный открывшимися перспективами, он весь издергал пустыми вопросами и себя, и меня. Теперь же настроение у него поднялось и он мурлыкает про себя какой-то заезженный мотивчик.
Берн слишком расслабляет. Это место, где все началось и, так или иначе, все закончится, поэтому я не тороплюсь вызнать все досконально. Все может измениться в считанные минуты. К примеру, вот только что мы едва не толкались локтями на каком-то, сияющем неоновыми огнями реклам многолюдном перекрестке, а теперь шагаем бок о бок по узкой асфальтовой ленте, углубляясь все дальше в заросли деревьев и кустов обширного, старого парка. Вокруг так тихо, даже слишком, кажется, мы не в центре миллионного города, а где-то в сельской глубинке. Ни единой живой души вокруг. Мы тоже молчим.
Накаркал. Идиллию внезапно разбивает звук, напоминающий тонкий комариный писк, где-то почти на границе слуха. Он нарастает, неприятный, вибрирующий. Словно у приемника сбилась тонкая настройка и вместо «Лав ми, бэйби, лав», сумасшедший диджей пустил в эфир запись работающих на высоких оборотах реактивных двигателей. Шульдих пытается что-то сказать, открывает и закрывает рот, но я его не слышу. Все перекрывает рвущий барабанные перепонки рев невидимых турбин.
Понимание дела не спасает ситуацию, я как-то давно читал про такие вот звуковые атаки, призванные абсолютно дезориентировать объект в пространстве. Ясно одно — это нападение, и совершенно непредвиденное. Кажется, будто земля уходит из-под ног. Я рву из подмышки пистолет. Вытягиваю руку и вижу, что Шульдих тоже «работает». Преодолевая себя, он сканирует окружающее пространство, стараясь выцепить источник неприятного звука. Интуиция подсказывает, что необходимо держаться вместе, потому что какова бы ни была цель нападающих, сейчас, пока не отражена звуковая атака, мы — якоря, удерживающие друг друга в реальности. Стоит кому-то одному отступить, и нас просто раздавит. К тому же, я уже знаю, откуда последует первый удар.
Слева, из-за стволов на нас несется тень. Кто-то огромный, без сомнения, паронорм. Обычный человек не смог бы развить такую скорость при столь значительной массе тела. Танк, настоящее пушечное мясо. Он в боевой трансформации и он невероятно быстр. Знаю, что проследить траекторию движения такого объекта было бы почти невозможно, если только вы не провидец. Я обхватываю Шульдиха за шею и тяну на себя, чтобы при необходимости выбросить его с траектории движения Танка, если я не успею. Но скорострельность Глока не подводит. На тот момент, когда Танк в десятке шагов наконец-то заваливается на спину, хрипя и истекая кровью, в магазине остается две пули. Звук «самолета» внезапно тоже стихает. Шульдих с силой отталкивает меня от себя. Теперь можно и разделиться. Двигаясь словно сквозь толщу воды, я ныряю за ствол ближайшего дерева, отдышаться, а телепат остается на открытом пространстве один. Как раз, чтобы встретиться лицом к лицу с новым противником.
— А у тебя хорошие щиты. Браво. И ты сумел справиться со Звонарем. Надо полагать, что его мозги уже превратились в кашу?
Незнакомец, не удостоив вниманием труп Танка, смотрит только на Шульдиха. Прозвучавшие слова явно принадлежат ему, но губы у него не двигаются. Этот человек — телепат, так же как и Шульдих. Я никогда не встречал его раньше. Вероятно, Шульдих перешел в режим ретранслятора, раз я слышу все, что слышит он. У пришлого невыразительный голос, и доносится до меня как сквозь вату, но с каждым мгновением слух восстанавливается, и уже совсем скоро мне не приходится прилагать усилий, чтобы различать в его голосе оттенки эмоций: некоторая досада, презрение, уверенность, что при желании он может раздавить нас одним ударом. И мне почему-то кажется, что эти претензии не совсем безосновательны.
Его вопрос остается без ответа. Шульдих экономит силы, и это правильно. Пока не выяснится возможная мощь дара его противника, атаковать бесполезно. Мне кажется, что происходящее — какой-то дурной сон, абсолютно бредовое видение, но, тем не менее, все происходит на самом деле.
— Детишки заблудились? Мы тут гуляем. Территория наша. За нарушение границы — смерть! — У нового участника, точнее участницы этой неправдоподобно-глупой мизансцены визгливый и неприятный голос.
С другого края поляны вперед выступает хрупкая девическая фигурка в чем-то ярком. Мне некогда ее разглядывать. Чутье подсказывает, что необходимо сменить позицию, лучше отступить и укрыться за деревом, которое потолще, что я и спешу сделать. Тогда будет хоть какой-то шанс, что по дальности удара она меня не достанет.
— Это не мы на вас напали, — не выдержав напряжения, огрызается Шульдих.
— Не важно. Не стоило вам сюда соваться. У нас тут свои дела. Боюсь, мы не можем допустить постороннего вмешательства, — немного наиграно негодует девушка.
— Мила! — чужак раздражен и почему-то обращается к своей спутнице вслух. — Хозяин и так будет недоволен. И я не стану покрывать перед ним ваше… любопытство! — телепат, сам того не желая, наконец-то выдает хоть какую-то информацию. Если он лидер группы, значит, что он и есть ее мозговой центр. Он — первая мишень, девица сама по себе ничего не значит. «Шульдих, основная цель — телепат, потом девчонка. Справимся?» — я задаю вопрос по возможности осторожно. Я же не знаю, слышит нас противник или нет.
— Но, посмотри, что они натворили! Их надо наказать. — Милу не унять, ее манеры выдают в ней капризного и избалованного ребенка. Странно, хотя я толком не разглядел ее лицо, мне казалось, что она довольно взрослая. Она тыкает пальцем в Шульдиха: — Сейчас я убью его.
— Не вмешивайся. Твоя задача тебе известна, — рычит чужой телепат.
— У того, что спрятался за деревом, пистолет. — словно не замечая злости напарника, Мила лениво инспектирует свой маникюр, как будто речь идет о чем-то настолько незначительном, что ей нет до этого никакого дела.
— Вот и разберись с ним.
— Ага. Уже бегу. — Мила делает шаг. По поляне проносится волна внезапно сгустившегося воздуха. Телекинетик, чтобы ее. Она явно не торопится, уверенная в своем успехе.
продолжение в комментах
Автор: Umbridge, Frizzz
Бета: 1-6 главы — Sever; 7 и 8 — Рысь, с 9 по 11-ую —сами себе беты
Фэндом: WK
Размер: макси, 93 806 слов
Пейринг: Ран/Шульдих, Кроуфорд/Шульдих,
Рейтинг: R
Жанр: Action/angst/romance
Дисклеймер: Всё принадлежит Коясу, материальной выгоды не извлекаю.
Краткое содержание: Звонок Шульдиха спустя три года после их последней встречи встревожил Рана, а просьба встретить утром в аэропорту только усилила беспокойство...
Предупреждение: возможно, АУ по отношению к Side B, частичный POV Кроуфорда
Состояние: Закончен
Глава 7. ДалласГлава 7. Даллас
Get into the car
We’ll be the passenger
We’ll ride through the city tonight
See the citys ripped insides
We’ll see the bright and hollow sky
We’ll see the stars that shine so bright
The sky was made for us tonight
Забирайся в машину -
И мы станем странниками,
Проедем через городские окраины,
Посмотрим на вырезанные изнанки города,
Полюбуемся на свет и пустое небо,
На звезды, которые так ярки.
Небо существует для нас этой ночью
(Iggy pop «The Passenger»)
Когда Шульдих открывал дверь, ведущую на задний двор, он уже знал, что паранормов двое, что оба — силовики среднего уровня, что один обходит дом со стороны качелей и вот— вот выйдет из-за угла, а другой идет прямо к парадному входу, и что у него есть еще время сбежать. Стоит дать максимальную скорость, и непрошеные гости заметят только всполох света. Но телепат вдруг остановился. «Ты можешь убить их», — спокойно и властно сказал ему Кроуфорд. Шульдих был готов поклясться, что слышит его голос. И вся боль, скопившаяся и загнанная глубоко внутрь, неожиданно вспыхнула в нем горячей волной бешенства. Шульдих повернулся, закрывая дверь и отгораживая себя от спасительной свободы, и быстро пошел через прачечную в кухню. Он слышал, как один — тот, что обходил дом — вынес дверь заднего хода. Значит второй уже входит в прихожую. Надо было спешить. Шульдих слегка согнул ноги в коленях и через мгновение был в гостиной. Ему еще хватило времени сесть на диван и закинуть ногу на ногу, когда двери распахнулись. На пороге стояли двое — высокий и низкий. Оба в черных очках, черных плащах, как герои второсортного боевика. Шульдих понятия не имел, в чем их сила, но зато он явно чувствовал их презрение и тупую жадную веселость.
— Готов поспорить, — проговорил он, глядя по очереди сначала на одного, потом на другого, — вы кажетесь себе очень крутыми.
Фраза на мгновение повисла в воздухе. Телепат уловил, как настроение изменилось. Гости пришли в замешательство, но ровно на секунду, потом низкий заговорил:
— Телепат высшей категории, оперативная кличка Мастермайнд, имя — Шульдих, все верно?
— Ну, допустим… — качнул головой Шульдих, одновременно пытаясь проникнуть в сознание низкого. Однако ему это не удалось — их разум кто-то отлично упрятал под непробиваемыми щитами.
— Хорошо, — кивнул второй, который видимо был в группе за главного. — Оперативное подразделение академии Розенкройц отправило нас для проведения УБ теста. Вам не надо объяснять, что это значит?
Шульдих хохотнул.
— Это точно — не надо. А с какой стати? Всем известно, что я потерял силу.
— У нас — другие данные…
Шульдих резко обернулся — это говорил первый, низкий. Телепат открыл рот, чтобы ответить, но вдруг почувствовал, что горло сдавила невидимая рука, а все тело прижало к дивану.
— Не надо считать себя умнее всех, Шульдих. Розенкройц хорошо следит за своей собственностью, — продолжал тот, и едва заметно кивнул своему напарнику. — Доставай…. Посмотрим, выдержат ли твои хваленые щиты.
Шульдих попытался возразить, но горло по-прежнему пережимал телекинетик — а именно им и был низкий, — и получился тихий хрип.
— Не пытайся сопротивляться, — с деланным добродушием сказал ему высокий, доставая из сумки небольшую коробку с проводами и датчиками. Шульдих мог только таращиться на него, борясь с внезапно подступившим ужасом. «Какова его сила?» — подумал телепат, призывая на помощь весь свой здравый смысл, который мог найти. — «Надо понять — какова его сила». Но очередная попытка пробиться за щиты пользы не принесла, только в голове отозвалось неприятным лязгом, а высокий поморщился и хмыкнул.
— Ну вот, я же говорил, у нас другие данные…
Протянув машинку напарнику, длинный достал шприц, короткий и толстый. Именно такими шприцами пользовался доктор Шрайн, когда ставил опыты над учениками Розенкройц. Не спеша наклонившись над Шульдихом, длинный быстро вколол ему в шею прозрачный раствор, от которого по телу прокатила волна парализующей боли.
— Ну что ж, стало быть, начнем, — пробормотал низкий, устанавливая коробочку на столик, а датчики, оснащенные длинными металлическими желобами, протянул к Шульдиху. — Будет больно, — проговорил он глумливо и резкими движениями установил датчики, вдавив железные желобы в основание черепа, в височные впадины и в затылок. Шульдих снова захрипел — давно он не испытывал этого на себе, и успел забыть, что чувствуешь, когда специально обработанный металл проходит сквозь кость в мозг.
«Надо взломать щиты, понять, в чем его способность, надо взломать щиты, понять в чем его способность, надо взломать….», — повторял телепат снова и снова, неспособный остановить то, что должно было начаться уже через мгновенье.
— На старт… — издевательски прошептал низкий, — внимание…. Поехали!
Он надавил на небольшую кнопку, и черная коробка тихо завибрировала. В первую секунду Шульдих ничего не почувствовал. Казалось, все так и останется без изменений — смех со двора, шум листвы, гул дороги, яркий солнечный свет и узоры теней на полу. Но вдруг, словно ниоткуда, из тишины полились голоса. Они все нарастали и нарастали, спорили, ничем не связанные, разрозненные, гудели громче с каждой секундой.
«Нет… Держи щиты, держи…» — приказал себе Шульдих, но внезапность разрушений нанесла ему серьезный урон — хоть он и знал о вторжении, но подготовиться к нему не успел, мгновенно потеряв первый слой защитных барьеров.
«Ты меня запер, урод!», «Мама, мама, купи мне машинку!», «Сколько можно пялится? Я же сказала, что между нами ничего нет», «В силу осложнения международной политики»….. Голоса хлынули со всех сторон: голоса Ривердейла, Гарлема, всего Нью-Йорка, кажется, всего мира! Шульдих не мог справиться с ними, они ломали его щиты один за другим, крушили его разум, разрушали его личность. Ничто не могло спасти его, он уже не мог ни за что зацепиться. Он даже не мог думать, его не было…
В этот момент, перекрывая все голоса, в голове прозвучал голос Абиссинца: «Я на параллельной улице. Что у тебя?»
Всего лишь несколько слов, но телепат, вспомнив тут же все, что умел, крепко ухватился за эту нить, вытягивая за нее собственное сознание.
— Эй… Иди сюда, — в отдалении услышал Шульдих. Оперативники увидели на экране машины изменение показателей. Но всего лишь на мгновенье — телепат вовремя сделал вид, что продолжает безуспешно бороться.
«Ран…» — позвал Шульдих. — «Они в доме. Их двое. Телекинетик и еще один — я узнаю, кто…»
«Что мне делать?» — спросил Ран, и в его голосе не было ни тени паники. Спокойствие и уверенность Абиссинца мгновенно вернули телепату надежду.
«Ничего. Приезжай и жди…» — проговорил Шульдих, — «И читай свои стишки…»
Несколько секунд Абиссинец молчал, а потом принялся читать Басё. Шульдих раньше не слышал это стихотворение, но оно вернуло его в те дни, когда они с Раном встречались в маленькой квартирке в Токио. Вернули ему то отчаянное чувство, с которым он разрывался между Кроуфордом и Абиссинцем.
«Вишни расцвели. Не открыть сегодня мне тетрадь с песнями». Слова звучали в голове, и Шульдих шел на голос, к реальности. «Веселье кругом. Вишни со склона горы, вас не позвали?» — с каждым звуком к Шульдиху возвращалась сила. И он понял, что надо делать. У него оставалось несколько минут для того, чтобы обмануть машину. Он продолжит делать вид, что сражается с ней, а сам пока вскроет щиты оперативников. Он уже ощущал свое тело, чувствовал, как что-то влажное течет по шее. Ноги его все еще дергались в легких судорогах, но Шульдих уже мог остановить тремор. Однако не сделал этого. Он слышал, как низкий и высокий переговаривались между собой:
— Хорошо его проняло…
— Может, он и правда ничего не может…
Шульдих перестал слушать, сосредоточившись на их щитах. Тот, который пониже, был защищен сильнее, второго Шульдиху удалось вскрыть с третьей попытки. Прочитав его мысли, телепат обратился к воспоминаниям, стараясь не терять голос Абиссинца. Память открылась перед ним, показывая все, что он хотел знать — высокий выходит из машины, поднимает руку, и человек, убегавший от него, падает, охваченный синим пламенем. «Пирокинетик», — понял Шульдих.
«Абиссинец, ты рядом?»
«Да, у заднего хода».
«Жди меня у съезда на Ривердейл», — с неожиданной властностью приказал Шульдих. Нельзя было терять ни секунды, и план, простой, как все гениальное, сам собой сложился в его голове.
«Понял», — отозвался Абиссинец.
Оставалось всего несколько минут, телепат чувствовал, что еще чуть-чуть, и он не сможет больше сдерживать себя, и что надо немедленно сосредоточиться на щитах низкого. Сломав их, Шульдих отправит обоих на кухню, а там за столом стоят баллоны с пропаном. Телепат, не медля, попытался пробить защиту низкого, и голову взорвал пронзительный лязг. Шульдих заорал, а низкий громко и удивленно выругался:
— Странно… Машина в порядке…
Лязг прекратился, и телепат, приоткрыв глаза, заметил, что низкий и высокий смотрят на экран прибора. Шульдих сжал зубы и попытался ударить еще раз, собрав все свои силы. «Ты можешь. Убей их», — слова Кроуфорда подтолкнули его. Еще рывок, и с пронзительным треском Шульдих пробил барьеры телекинетика. В этот момент высокий ахнул:
— Смотри!
У Шульдиха уже не было времени на раздумья. «Я — на кухне. Бегите туда. Оба. Я в углу за столом. Пирокинетик, дай несколько залпов», — приказал он оперативникам.
— Он на кухне! — крикнул низкий, — сволочь! Успел удрать!
— Быстро! — ответил ему высокий, и оба они, забыв про машину, побежали в прихожую. Все это Шульдих видел, решившись открыть глаза, и, не теряя времени, выдрал датчики из запачканных кровью волос. Превозмогая боль и собрав силы, он чуть согнул колени, и, используя сверхскорость, бросился через окно на газон. Стекло разлетелось, но боли Шульдих уже не почувствовал и взрыва не услышал. Он упал в нескольких метрах от дома и отключился.
Ран, дожидавшийся телепата у дороги, бросился к нему. Шульдих лежал на траве, неестественно вывернув руки. Ран опустился на колени и, перевернув его, прижался ухом к груди: сердце телепата билось еле слышно, дыхание с тихим хрипом вырывалось из приоткрытого рта. Выпрямившись, Ран бегло осмотрел Шульдиха — его покрасневшие волосы спутались, грудь и шею заливала кровь, до сих пор сочившаяся из ушей. Ран хотел приподнять его голову, но вдали уже слышался вой полицейской сирены. Пора было убираться подальше. Ран бросил прощальный взгляд на горевший дом, и безразлично отвернулся, подхватывая телепата подмышки. Он с трудом отволок Шульдиха к машине и устроил на заднем сидении хонды, а затем, резко тронувшись с места, помчался туда, откуда уехал меньше получаса назад — на заброшенную стройку на Айселон авеню. Поворачивая на Индепендент, Ран разминулся с двумя полицейскими машинами и машиной пожарной службы. Шульдих по-прежнему в себя не пришел.
Рану повезло — он без труда добрался до места. Выбравшись из хонды, он распахнул заднюю дверь и наклонился к Шульдиху. Таблетки нашлись в кармане куртки, Ран сунул одну под язык телепату. Затем, оставив его, снова вылез из машины и распахнул багажник — там лежала бутылка воды, аптечка и пара черных промасленных перчаток. Ран достал бутылку, поставил ее на землю и вернулся к телепату. Вытащить того из машины оказалось трудно, но в конце концов японец посадил Шульдиха у задней двери. Тот привалился к ней, как тряпичная кукла, голова упала на грудь. Ран, не теряя времени, достал из аптечки нашатырь и поднес к его лицу. Тот вдохнул, закашлялся и открыл глаза.
— Черт! — прохрипел телепат и сплюнул. — Я убил их?
— Да, — кивнул Ран, вытирая с его лица и шеи кровь. Шульдих с облегчением вздохнул, но тут же, дернувшись, застонал.
— Ай! Сволочи! — он потянулся к затылку и выдернул датчик с короткой толстой иглой. Ран удивленно посмотрел на странный предмет.
— Это, мать его, УБ тренажер, — отшвырнув датчик, пробормотал Шульдих. — Такая адская машина, которой вскрывают мозги.
Ран промолчал. Он засунул таблетки обратно в карман, стащил с телепата испачканную кровью куртку, осмотрел порезы на его руках, шее и лице. Серьезных повреждений не было, только мелкие царапины и довольно глубокий порез на щеке. Ран промыл их водой. Затем обмотал голову Шульдиха широким бинтом, спрятав под него окровавленные волосы. Телепат не протестовал.
— Все. Давай помогу подняться? — сказал Ран, закончив. Шульдих кивнул, поморщившись.
— Давай… Нам надо быстрее убираться отсюда.
Ран кивнул. А телепат продолжил:
— Мы должны уехать в Даллас.
Удивленный, Ран приподнял брови:
— Почему?
— Потому… — передразнил его Шульдих с натянутой усмешкой. — Потому что там мы сможем спрятаться, вот почему.
Больше спрашивать Ран не стал. Он помог телепату подняться и усадил его на заднее сидение, положив рядом бутылку с водой, потом сел за руль и запрограммировал навигатор. Голубоватая карта на экране показала маршрут, а голос сообщил, что до Далласа ехать предстояло не меньше суток, но в данный момент выбора не было: улететь за границу с Шульдихом, который пока не в состоянии программировать сознание, не представлялось возможным, мест в Америке, кроме Далласа, где можно было бы скрыться, у Рана не было. И еще он просто почувствовал, что Шульдих знает, о чем говорит. Прикинув маршрут, Ран завел мотор и выехал на Айселон авеню.
Так как менять номера времени уже не было, Ран и Шульдих договорились, что оставят засвеченную хонду где-нибудь в центре, и у Гайд-Парка нашли неприметный серый додж. Вскрыв замок и переложив туда улучшенную аптечку и подключив навигатор Слона взамен старого, Ран помог телепату забраться на заднее сидение. Машина оказалась почти новая, бак недавно заправили. На заднем сидении лежала бутылка колы и пакет из Макдональдса. Шульдих заглянул в него, поморщился, и, поджав ноги, затих. Солнце спряталось за облака, пошел дождь. В сером тумане додж пробирался через город к кольцевой дороге, откуда можно будет взять курс на Нешвил, отмеченный Раном, как перевалочный пункт.
Таблетка укрепила щиты, чужие голоса затихли в голове Шульдиха, и в непривычной тишине замелькали собственные мысли.
Он вспомнил, как стоя перед дверью парадного хода штаб-квартиры Шварц в Берне, нашел записку в кармане куртки. Тогда тоже шел дождь, но Шульдих его не замечал — его тело горело после близости, он до сих пор чувствовал Кроуфорда в себе и в своем разуме, ему хотелось плакать и смеяться одновременно. И сейчас, плутая в дымке горько-сладких воспоминаний, он не хотел возвращаться в реальность, хотел еще немного побыть рядом с домом, где ждал его Кроуфорд. Тогда он, стоя на холодном бернском ветру у забора их дома, дожидаясь такси, сунул руки в карманы, и нащупал в левом клочок бумаги. Когда Шульдих прочитал написанные на нем несколько слов, то испытал странный приступ тоски при мысли, что придется уничтожить его. Он сам тогда не понимал себя. Его и сейчас вдруг охватила неизъяснимая печаль, и он сидел, привалившись к двери, и смотрел в окно, стараясь ни о чем не думать. На зеркале заднего вида болтался футбольный мяч на цепочке. Телепат следил за ним, и, в конце концов, задремал, убаюканный монотонным движением и дождем.
Ран вел аккуратно, не желая случайно привлечь внимание полиции. День клонился к вечеру, небо посветлело, и, предвещая близкую жару, на горизонте расцветили его светло-желтые полосы заката. Граница с Пенсильванией все еще была далеко, и предстояло проехать еще как минимум триста миль. Время в пути летело медленно. Вдоль хайвея тянулись поля, чем ближе к Нешвилу, тем суше и пустыннее становилось вокруг. Монотонный пейзаж усыплял, и чтобы не забыться, Ран читал про себя стихи наизусть — это всегда помогало сосредоточиться. Ныли шея и плечи, но Абиссинец игнорировал боль, заставляя себя думать только о словах хайку.
Шульдих все спал, и когда стихи перестали помогать, Ран начал думать — не разбудить ли его, все же с ним можно будет поговорить. Но тут Шульдих проснулся сам.
— Не хочешь знать про Даллас? — спросил он, потягиваясь.
— Хочу, — честно признался Ран.
— Там есть квартира… бывшая резервная штаб-квартира Шварц, и о ней никто не знает, — объяснил Шульдих. — Особенно Розенкройц.
— Ясно, — отозвался Ран, и в салоне на мгновенье наступила тишина. Но Шульдих не мог долго молчать. Он очень оживился, попросил включить музыку, и начал давать Фудзимии советы по вождению, которые тот силился слушать сквозь туман усталости и телесной боли. Тогда Шульдих завел речь про мотели, в которых цена за номер могла бы быть и ниже, а простыни — чище. Около городка Антиох Ран остановил машину на несколько минут, чтобы передохнуть и поесть. Пока Шульдих ел, Ран вылез из доджа, чтобы размяться. Возможно, ему следовало ехать до Нешвила без остановки, не давая себе повода окончательно раскиснуть, но руки уже не слушались, и хоть минутная передышка казалась Рану спасением. Шульдих оставил ему чизбургер, и Ран заставил себя поесть. Он совсем не чувствовал вкуса пищи, но ел, заставляя себя. Когда пакет опустел, они тронулись дальше.
Шульдих опять замолчал и погрузился в дремоту. А Ран, чтобы не заснуть, начал думать о Снейке. Мысли, лишенные обычной четкости и ясности, плутали между вариантами один нереальней другого, и единственное, что пришло Рану в голову, это обратиться за помощью к старому другу — Такатори Мамору. Рану больше нравилось звать его Оми, но он понимал, что Оми теперь нет. Однако, несмотря на решение не просить Такатори ни о чем, Ран собрался позвонить ему из Мемфиса.
Солнце садилось, и разливалось вдоль горизонта кровавым пятном, окрашивая небо в желто-красный цвет. Дорога, погруженная в теплые, мягкие краски южного заката, летела, перерезая бесконечные степи, лишь иногда прерывавшиеся сухими кустарниковыми зарослями и островами чахлых деревьев. Когда в красном полумраке мелькнул указатель Вирджиния — Нешвилл 200 миль, вдруг резко стемнело, как темнеет только на юге, и поля погрузились в ночь.
Шульдих снова проснулся и теперь развлекал Рана историями о Мексике.
Чтобы Шульдих мог восстановить щиты и набраться сил вдали от городского шума, Ран решил остановиться не в Нешвиле, а чуть раньше. Они уже видели огни города — он был совсем рядом, но в тихом месте, где Ран припарковал машину, еще не различалось его влияние. Маленький придорожный мотель, как и тысячи других мотелей, загибался буквой С, освещенный оранжевым светом тусклых круглых фонарей. На парковке стояло несколько видавших виды машин, все вокруг — и маленькие домики, и здание администрации казалось замызганным и старым.
Глядя в окно, Шульдих притих, и только выбравшись из машины, произнес в полголоса:
— Подозрительное местечко… Разве не в таких мотелях всегда останавливаются беглые преступники?
— Нет, — с нажимом ответил ему Ран.
Шульдих только передернул плечами и ухмыльнулся. Ран понял, что ему лучше, но думать теперь мог только о постели — одиннадцать часов почти беспрерывной езды давали о себе знать.
— Раздевайся, — бросил он телепату. Шульдих поднял брови, но оглядев себя, сообразил, в чем дело. Быстро сбросив окровавленную куртку и стянув футболку, он надел черную куртку Рана и застегнул молнию.
— Волосы. — Надо было что-то сделать с волосами — повязка давно пропиталась кровью. Ран достал из аптечки чистый бинт и снова подвязал Шульдиху волосы. Теперь можно было выходить.
Пока Шульдих потягивался и разминался, Ран запер машину и направился к административному зданию. Телепат пошел за ним.
Внутри строение выглядело так же неприглядно, как и снаружи: продавленные кресла, вылинявшие обои, засиженные мухами картинки на стенах и толстый консьерж под стать интерьеру, выцветший и обношенный. «Думает, что мы педики», — сообщил Рану Шульдих. «Так и есть», — ответил ему тот и взял у консьержа ключи. Телепат бросил в ответ длинный, пристальный взгляд.
Когда они вышли на улицу, Ран отдал Шульдиху ключи и вернулся к доджу, чтобы забрать катану и аптечку.
Вернувшись в домик, он застал телепата на кровати. Тот со вздохом осматривал помещение — под тусклой лампочкой, скрытой пыльным плафоном, двуспальная кровать под красным покрывалом, две тумбочки, столик и телевизор.
— Сырые простыни, — констатировал он, отдергивая покрывало. — Вот что я не люблю, так это сырые простыни.
Заперев дверь, Ран положил катану на пол. Как бы не хотелось ему немедленно лечь, он понимал, что сначала надо осмотреть номер. Потому окинув быстрым взглядом комнату, он прошел в туалет, и там, опустив фрамугу небольшого прямоугольного окна, закрашенного белой краской, выглянул на улицу — окно выходило на задний двор с мусорными контейнерами, а дальше простиралась пустыня. Захлопнув форточку, Ран вернулся в комнату.
Шульдих уже снял куртку и рассматривал порезы на руке.
— Чертовы садисты, — ворчал он себе под нос, отдирая корку с едва затянувшихся ранок. Ран достал из аптечки пластырь.
— Давай заклею, — произнес он, садясь рядом с телепатом. Тот безропотно подставил ему лицо — самая большая рана оказалась на щеке, остальное и заклеивать не стоило.
— Отделался малой кровью, — Шульдих сдернул с головы повязку. Ран невольно залюбовался им — с горькой, удушливой страстью он рассматривал его руки, живот, шею и длинные губы, и удивлялся, как еще может что-то испытывать к нему, когда с трудом заставляет себя не упасть.
— Абиссинец…
Ран вскинул голову — телепат смотрел на него с усмешкой. На долю секунды Ран почувствовал себя совершенно беззащитным, застигнутым врасплох, но Шульдих вдруг поднялся и Ран сумел взять себя в руки.
— Я — в ванну, — небрежно бросил телепат, и оставил его одного.
В теплой воде измученное тело наконец расслабилось, Шульдих зажмурился и потянулся. Таблетки еще действовали, но спать ему не хотелось, и впервые за последнее время он чувствовал себя совершенно свободным. Наконец-то за ним не следили, и телепат с восторгом ощущал, что случайно подслушанные мысли Абиссинца возбуждают его, и что он может позволить себе полностью отдаться этому возбуждению.
Проводив Шульдиха взглядом, Ран разделся. Его не волновали сейчас ни пошлость обстановки, ни плохие условия на случай бегства. Погасив свет, он лег на одеяло, сложив покрывало на стул. Ран слушал шум воды, закрыв глаза, и сам не заметил, как заснул.
Когда Шульдих, благоухая казенным шампунем, вернулся в комнату, он застал Абиссинца спящим, и разочарованный, устроился рядом с ним, без труда отобрав у него одеяло. Ему еще долго не спалось, он слушал, что делается на улице, следил за всполохами света на стенах, и успокаивал себя тем, что утром все наверстает. Остальные мысли он успешно гнал прочь, и, в конце концов, все-таки задремал. Видно привычка спать при любой доступной возможности, выработанная еще в Розенкройц, дала о себе знать.
Ран проснулся как-то разом, и, открыв глаза, понял, что в окно уже светит не фонарь, а солнце, но солнце раннее, еще свежее. Он бросил взгляд на часы — стрелки остановились на половине восьмого. Затем попытался перевернуться на бок, и боль тут же откликнулась в каждой мышце. Ран прикрыл глаза, и привыкший терпеть неудобства, через мгновение все-таки повернулся к Шульдиху. Тот не спал, и как только Ран взглянул на него, обнял его, не говоря ни слова. Ран почти задохнулся в тяжелом потоке его волос, в тисках его коленей, и едва сообразил, что случилось, когда телепат уже сидел сверху и помогал себе пальцами, приподнимая бедра, затем со вздохом опустился и начал двигаться, сначала медленно и ритмично, а потом все больше забываясь от удовольствия, и Ран следил за ним, как завороженный, не закрывая глаз. Шульдих уже не сдерживался, опускаясь все жестче, разводя колени все шире, и вскрикивая все громче, и Ран не мог сопротивляться его натиску. Он в неистовом порыве, затопленный волной чужого вожделения, схватил телепата за волосы, и прижал к своему рту его рот, не целуя, а просто вдыхая в него. Шульдих вырывался, мучительно и страстно, пытаясь снова вобрать его до конца, и, выгнувшись, кончил, увлекая Рана за собой.
— Хорошо, черт побери! — вздохнул телепат, потягиваясь. Не ответив, Ран обнял его. Так они лежали какое-то время, чувствуя, как сознание постепенно возвращается, а вместе с ним — и мысль, что надо вставать и собираться в дорогу. В конце концов, Ран первый поднялся, превозмогая ломоту в теле и соблазн остаться с Шульдихом еще на несколько часов.
— Уже пора? — протянул телепат, не спешивший вставать.
— Да, — коротко ответил ему Ран.
После душа, одевшись, он выглянул в окно. Кроме их доджа на стоянке оставались еще три машины — старый кадиллак, фургон, в каких обычно перевозят скот, и крошечная хонда, вроде брошенной на стоянке у Гайд-Парка. Ран решил, что все они слишком приметны, слишком ненадежны, и сменить додж лучше будет по пути. Умывшись и проверив оружие, он позвал Шульдиха.
— Поднимайся, — и тот подчинился, нехотя садясь на кровати и нащупывая на полу свою одежду.
Ран оглянулся на него, с внезапной острой нежностью рассматривая его ссутуленные плечи, перепутанные со сна волосы. «Мы вместе», — сказал он себе, но тревога только усилилась.
Сдав номер и позавтракав в местной забегаловке, Ран и Шульдих снова сели в додж.
— Как ты думаешь, почему нас еще не достали? — поинтересовался Шульдих, пока Ран вводил в навигатор новый пункт маршрута.
— Им надо время. Я не знаю, что именно им известно. Скорее всего, нам просто повезло — по дороге мы не нарвались на полицию. Но это скоро должно случиться, потому нам надо избавиться от доджа.
— Избавиться? — Шульдих пожал плечами. — Ладно. Отъедем подальше и взорвем его?
— Нет. Сделаем по-другому, — ответил Ран. Шульдих согласно кивнул — он привык выполнять приказы, и ему было все равно — сжечь машину, сбросить в пропасть или утопить.
Додж медленно потащился к Мемфису. Спустя шесть часов пути по иссушенной солнцем пустыне они добрались до города. В центре Ран купил телепату футболку и куртку взамен испорченных, потом еще долго плутал по городу, пока не свернул в неприметный переулок, и, попросив Шульдиха подождать в машине, зашел в паб, спрятанный между приземистыми кирпичными зданиями. Внутри было пусто и тихо, Ран разменял несколько монет, позвонить.
— Мамору, — проговорил он, сидя в темной телефонной кабинке.
— Привет, Ран! Надо же, ты мне позвонил! Это так здорово! — донеслось до него из трубки.
— Узнай, если возможно, все про Снейка. Он как-то связан с мафией в Нью-Йорке, но может быть и из полицейских шишек. На него работает Купа, глава восточной преступной группировки Нью-Йорка.
— Как ты сказал? Снейк?
Ран не ответил, не желая повторять дважды, но Мамору и не стал ждать ответа.
— Хорошо, — согласился он, — как с тобой связаться?
— Я сам с тобой свяжусь… через несколько дней, — отозвался Ран. Время, пока сигнал еще нельзя было засечь, истекало, и он, не прощаясь, положил трубку.
Купив два обеда, он вернулся к машине и застал Шульдиха с катаной в руках.
— Давай быстрее убираться отсюда. Не нравится мне этот город, — пробормотал телепат, и Ран с ним согласился. Они наскоро пообедали, и Шульдих сел за руль, сменив Рана.
Выбравшись из Мемфиса и проехав по хайвею несколько миль, телепат свернул на боковую дорогу, а затем съехал с нее, направляясь через растрескавшуюся пустыню к каньону Хунта.
Когда вдали показалась темная полоса каньона, он остановил машину.
— Приехали, — сообщил Шульдих, и они с Раном выбрались наружу, вытащив все, что могло им пригодиться в дороге — аптечку Слона, навигатор и бутылку с водой. Затем Ран завел мотор, и додж покорно покатился к обрыву и рухнул вниз. Шульдих подбежал к самому краю, проводив машину взглядом.
— Прощай, додж, — крикнул он и резко расхохотался.
— Уходим! — позвал его Ран, и, развернувшись, зашагал прочь, в сторону боковой дороги, с которой они свернули к каньону. Догнав его, Шульдих пошел рядом.
Спустя пятнадцать минут они уже брели по обочине, надеясь остановить попутку.
Машин совсем не было. Лишь однажды мимо пролетел пикап, окатив их облаком пыли.
— Мы подозрительно выглядим, — решил Ран, проводив машину взглядом. — Можешь заставить кого-нибудь остановиться?
— Попробую. Но стереть память не получится.
Ран кивнул, думая, как вырубить водителя. Прошло еще по крайней мере полчаса, пока вдали снова показалась машина. Это был старый минивен, и водитель, легко подчинившись внушению, затормозил рядом с ними.
— Куда едем… — начал мужчина, высунувшись из окна, но прежде чем Ран успел что-нибудь ответить, водитель обмяк, и кровь закапала на песок. В тот же момент дверца распахнулась, и Шульдих вытолкнул тело из машины.
— Можешь не благодарить, — самодовольно ухмыльнулся он, и Ран почувствовал секундную вспышку недоумения и отвращения, но тут очнулся. Обыскав карманы засаленного комбинезона, он вытащил все, что обнаружил — платок, кошелек, мелочь, и лишь после этого оттащил труп на обочину. Вернувшись, Ран подобрал гильзу и осмотрел машину — документы оказались в бардачке.
— Садись, — бросил он Шульдиху, и тот вскочил в минивен.
— Развалина, — протянул телепат. — Если он не развалится по дороге, то это будет большая удача!
Ран пожал плечами. Теперь их путь лежал прямиком в Даллас, и следовало добраться туда прежде, чем начнут искать минивен.
Чем дальше они забирались на территорию Техаса, тем жарче и суше становилось вокруг. Машина неслась вдоль пустынных иссохших равнин, в густо-синем небе не было ни облачка, иногда только темной галкой в небе проплывала какая-нибудь птица. Шульдих как обычно дремал, подобрав под себя ноги, в приемнике играла музыка, которой Ран не знал. Казалось, все тихо, но он никак не мог успокоиться, и к середине пути его опасения наконец оправдались. Когда минивен объезжал Пайн Блаф, на хвост ему села полицейская машина.
— Шульдих, — позвал Ран, и телепат тут же очнулся, резко выпрямившись на сидении.
— Приехали?
— Нет… посмотри…
Шульдих взглянул в зеркало заднего вида.
— Ого!
Ран притормозил, прикидывая, как выйти из ситуации, и скоро минивен остановился у обочины. Вой сирены теперь слышался совсем близко. Не прошло и нескольких секунд, как полицейская машина замерла рядом. Ран слышал, как хлопнули двери, две пары ног прошагали по мягкому асфальту, и затем к окну наклонился и постучал темнокожий полицейский. Ран опустил стекло.
— Добрый день. Офицер Чейни. Ваши документы, пожалуйста, — с усмешкой произнес он. Ран уже полез за правами, но тут полицейский вдруг выпрямился и отошел, а через некоторое время полицейская машина пропала из виду.
— Что ты им сказал? — поинтересовался Ран, мгновенно понимая, что случилось.
— Сказал, что никого тут нет, что они остановились отлить, — с плохо скрываемым бахвальством поведал телепат.
Ран холодно и долго смотрел на него.
— Ты мог стереть память водителю минивена? — наконец, спросил он.
— Может, и мог… — усмехнулся Шульдих. Ответить на это было нечего, и Ран завел машину, чувствуя, как неприятный холод пробирает внутренности.
До Далласа они добрались уже в густой южной мгле, бросив минивен далеко за городом, у Вако. Шульдих повеселел. По пути к остановке автобуса он озирался, обсуждал все, что попадалось на глаза. Ран не понимал причину такого подъема, или не хотел понимать.
От Восточного Далласа до центра, где находилась Кантон стрит, надо было добираться минут двадцать. Шульдих и Ран проехали несколько остановок на автобусе, и выехав из по-деревенски тихой окраины, отправились пешком вдоль Мейн стрит.
Наконец, спустя полный час, они вышли на Кантон стрит. Это была фешенебельная улица, пустынная, несмотря на близость центра, вдоль которой протянулись дорогие краснокирпичные трехэтажные дома.
Шульдих, явно взволнованный, поспешил к одной из дверей. Ран тоже сначала направился за ним, но что-то вдруг заставило его обернуться. Он мог поклясться, что почувствовал на себе чей-то взгляд. Он стоял, озираясь, но вокруг никого не было, и в доме напротив окна плотно закрывали жалюзи. И все же тревога вспыхнула в нем с новой силой. Ран чувствовал себя так, словно что-то кралось за ним и спряталось, когда он обернулся.
— Миссис Карпентьер, — тем временем весело и немного нервно пробормотал Шульдих, которому дверь открыла невысокая женщина с резким индейского типа лицом.
* * *
В аэропорт Кеннеди я еду на такси. Предыдущая машина с трупом Лысого, надо думать, давно загорает где-нибудь на штраф-стоянке Управления полиции города Нью-Йорк, штат Нью-Йорк. Вряд ли она осталась там же, где я ее и оставил. Но с документами, присланными Джорданом, мне не составит труда взять в прокате другую. По здравому размышлению, вместо Кеннеди я мог бы поехать в аэропорт для внутренних рейсов — Ла Гардиа, тогда был бы в Далласе примерно часа через три. Но я четко осознаю, что поступить именно так — худшее, что можно предпринять.
На самом-то деле, вариантов вообще-то не так много, как может показаться. Прежде всего: нельзя сидеть на месте. Раз уж Розенкройц в городе, никто не даст гарантии, я сам — в первую очередь, что мою конспиративную квартиру не обнаружат сегодня же. Какая-нибудь микроскопическая случайность, и я буду раскрыт в самый неподходящий момент. Что-нибудь вроде «Босс, мне просто захотелось прогуляться, а я тут такое нашел…». Глупее быть ничего не может, а время от времени все-таки случается. Какими бы надежными ни были документы, светить их в билетной кассе аэропорта или железнодорожного вокзала — тоже неблестяще. Плюс ужесточенный досмотр багажа и пассажиров на всех, даже внутренних рейсах. Последнее раздражало особенно.
Самое же главное — нельзя торопить заданную заранее цепочку событий, иначе она прервется, или, что еще хуже — неконтролируемо изменится. А мы как раз подходим к одному из самых ключевых моментов: я готов узнать, кто решил наложить лапы на моего телепата. Боюсь, что мертвому мне это знание никак не пригодится. Да и живому Шульдиху после этого тоже не долго останется.
Терминал значения не имел. Наугад я выбрал номер третий, самый многолюдный. Тут такая мешанина направлений: и Азия, и старушка-Европа, и Латинская Америка, случись мне столкнуться с кем-то из Института, в такой толчее на меня все равно не обратили бы внимания. К тому же, прибывающие, как правило, игнорируют здешний прокат автомобилей, ведь добраться до Большого Яблока значительно быстрее на такси или даже вертолете. А целью Розенкройц сейчас был именно Нью-Йорк, точнее тот, кто по их расчетам должен был там находиться. Мне же нужно двигаться дальше, возвращаться обратно в город я не собирался. Чего скрывать, я рассчитывал провернуть все по-быстрому, т.е. уложиться в час с небольшим. Тогда, если очень-очень повезет, то с Абиссинцем и телепатом из города я выеду приблизительно в одно и тоже время. А если будет везти фантастически, то даже смогу сесть им на хвост где-нибудь в Мериленде или Виржинии.
Мне тут же подумалось, что при отсутствии стабильного проявления дара я превратился в совершеннейшего мечтателя, раз начинаю фантазировать и надеяться на то, на что надеяться ни в коем случае нельзя. Открытая слежка — это уж совсем ни в какие ворота не лезет. Настороженный Фудзимия немедленно вычислит меня, даже если я буду держаться подальше. Все эти пустые прикидки просто от того, что мне банально не хочется оставлять их вдвоем надолго без ставшего уже привычным надзора, но деваться-то все равно некуда, даже если неизвестность, словно мерзостный, неутомимый червяк, подтачивает изнутри мою решимость следовать за голосом разума, а не сердца. «Все должно идти так, как задумано» — ругаюсь я сам на себя. Загнав куда подальше свое желание непременно быть в курсе всех событий, я расплачиваюсь с таксистом. Стеклянные двери терминала распахиваются и тут же смыкаются снова, отсекая меня от пелены дождя. Внутри — непрестанно бурлящий водоворот, сейчас середина дня и тут особенно многолюдно. Все, что мне нужно — это следовать указателям.
«Может выйдет, а может нет» — да что это за политика такая, я сам себя накручиваю, протягивая администратору проката права. «Уверен — делай, не уверен — ищи логику, зацепку, исходя из которой можно получить уверенность» — только так, и никак иначе. Нельзя вслепую пробивать лбом стену. Ибо за стеной может оказаться обрыв или другая стена, или лоб не выдержит. Не этому ли я столько лет учился. Бессмысленно форсировать события, гадая на кофейной гуще. В девяносто девяти случаях необходимого результата это не даст.
Из всего разнообразия предлагаемых моделей я выбрал Эксплорер. Форд — среднестатистический автомобиль для стандартной американской семьи. Удобен, вместителен, не привлечет ненужного внимания, не будет числиться в розыске. Хотя бы до тех пор, пока не истечет срок договора, а я не стал скупиться: неделя — самое оно. Автоматическая коробка, передачи переключаются без зубовного скрежета. Машина, несмотря на габариты, оказалась вполне приемистой и с плавным ходом. Путь предстоял не близкий. Если повезет, то за рулем я проведу не больше суток. Примерный маршрут прикинул еще в такси. Из аэропорта проще всего будет выехать на развязку туннеля Холланд и семьдесят восьмого шоссе, так я быстрее всего уберусь из города. А там дальше по восемьдесят первому хайвэю. На платных участках отличное покрытие, там можно долго держать приличную скорость, не рискуя выбиться из сил раньше времени. А дороги вдоль побережья сейчас наверняка забиты туристами, так что лучше выбрать маршрут, ведущий непосредственно вглубь страны, через центральные штаты.
Спустя восемь часов затея с машиной уже не кажется мне такой увлекательной. Я тру воспаленные от усталости глаза, надеясь, что это позволит мне лучше сконцентрироваться на дороге, но только усугубляю ситуацию. Вызвать видения тоже не получается. Вместо этого пелена перед внутренним взором сгущается еще больше. На сороковом хайвэе приходится даже сменить скоростную полосу движения на более медленную. Мне требуется хоть немного отдохнуть. Во всем этом не будет смысла, если я попросту не доеду. Конечно, я делал остановки на заправках, но проблемы это не решало. Усталость накапливалась. К ощущению, что кофеина в крови теперь куда больше, чем гемоглобина, прибавилась пульсирующая головная боль, ноги отекли так, что я вынужден ослабить шнурки на ботинках. Мышцы спины и шеи буквально скручены узлом от напряжения. Наверняка я достаточно опередил Шульдиха и Фудзимию, но полной уверенности у меня нет. Мысль «а что, если они тут уже проезжали…» продолжает гнать меня вперед. К тому же, в попытке разминуться с телепатом, я забрал на юг дальше, чем следовало. Одно радовало: ощущение, что я куда-то опаздываю, так и не начало преследовать меня.
Наконец и моему терпению наступает предел. Я сворачиваю на первую же стоянку, подсвеченную достаточно яркой иллюминацией. По счастью, внутри забегаловки не так-то много народа. Пахнет плохим кофе и жареным луком — убойная смесь. Девица за стойкой, «а-ля натуральная блондинка», бросает на меня изучающий взгляд. Я тоже смотрю на себя в зеркало позади бара. Несмотря на кондиционер в машине, рубашка на мне выглядит явно не свежей, а узел на галстуке сбился.
— Кофе и… Какое блюдо дня у вас сегодня? — наверное, сперва мне стоит пойти освежится. Оглядываюсь, вон и заветная дверь.
Девица что-то невнятно бурчит про картофель и рагу из говядины под каким-то там соусом.
— Буду признателен, если вы найдете мне пару таблеток аспирина, — бросаю я и скрываюсь в туалете.
Когда я снова выхожу в общий зал, девица кивает мне на угловой столик, где дымится здоровенное блюдо, доверху наполненное клейкой массой. Рядом в бокале плещется кофе, на салфетке сиротливо приютились две пилюли аспирина.
Должно быть, я действительно устал сильнее, чем мне казалось. От созерцания шедевра местной кулинарии меня отрывает взрыв хохота. Не сразу понимаю, что именно я являюсь объектом пристального внимания компании краснорожих дальнобойщиков в знававших лучшие времена джинсовых комбинезонах. По виду — типичные работяги какого-нибудь местного воротилы-фермера. Кажется, определение «городской пижон» было самым лестным, что долетело до моего слуха. Даже пара копов, пожирающих пропитанные прогорклым жиром гамбургеры на дальнем конце стойки, снисходительно посмеиваются над их репликами.
Скорее всего, парням попросту скучно, будь на моем месте любой другой, они бы задирали его точно так же. Со своей стороны, в любое другое время я вряд ли спустил бы им подобное поведение. По пуле в каждую хихикающую башку — раньше я бы назвал это малой кровью, но не теперь, когда мои собственные руки связаны обязательствами. А внутри уже и без того накипело.
Бросив на стол двадцатку, я сгреб в горсть таблетки и покинул «гостеприимное» заведение. В бардачке еще оставалось немного питьевой воды. Запив лекарство, я швырнул бутылку на переднее сиденье и оглядел стоянку. Мне тоже требовалось «спустить пар».
А вот и то, что я искал. Словно на рекламной картинке, три новеньких Рено в ряд, плотно задраенные люки припорошены тонкой, явно не дорожной пылью, скорее всего цистерны забиты под завязку каким-нибудь зерном или даже мукой.
Что тут можно сделать? Прострелить колесо — не поможет. Они двойные, если дырявить оба, то выйдет слишком подозрительно. Оглядевшись, я удовлетворенно подбираю с земли будущий «инструмент мести». Независимой походкой, будто в старом немом кинофильме, я направляюсь к машинам обидчиков, подтягиваюсь, и, стараясь не елозить боком по пыльному борту, проталкиваю скомканную в шарик обертку от гамбургера в выхлопную трубу одного из грузовиков. Удостоверившись, что она провалилась внутрь, а я остался незамеченным, сажусь в машину и отъезжаю в тень лесозаградительных посадок, предусмотрительно погасив фары. Не проходит и двадцати минут, как мимо меня с ревом проносятся все трое. Счастливого пути, ребята.
Получасового отдыха мне как раз хватает на то, чтобы полностью придти в себя и безбоязненно ехать дальше. Через десяток миль я примечаю знак, что скоро будет кемпинг. Световое табло гласит, что есть свободные места. Подъезжая, сбрасываю немного скорость, может быть все-таки стоит остановиться на дольше и отдохнуть более основательно. Но картинка, открывшаяся взгляду, приносит одновременно облегчение и досаду. Сперва я вижу два из «моих» зерновозов, припаркованные на небольшой, ярко освещенной стоянке кемпинга, в их зашторенных кабинах горит свет, а дверцы, несмотря на прохладу, открыты. Чуть поодаль, в отстойнике, замер третий, с откинутой кабиной. Рядом с ним, словно пигмей с могучим колоссом, приткнулся крошечный фургон техпомощи с эмблемой «Эндевко» и человек в фирменном оранжевом комбинезоне, размахивающий гаечным ключом, едва не тыкающий им в лицо громилу-водителя, что-то надрывно орет в телефон. Я с улыбкой давлю на газ. Конечно, выходка на дороге была скорее в стиле Шульдиха, чем в моем собственном. Зато больше эта компания не вызывает у меня никаких эмоций. Эмоции вызывает совсем другое. А что, если Шульдих попался? Если не справился, был сильно ранен и теперь не способен позаботиться о себе? Что, если они с Фудзимией расстались? Фары встречной машины ослепляют меня на миг, а потом наваливается темнота. Я едва успеваю сбросить скорость и свернуть к обочине.
Из всего освещения в кабинете — только настольная лампа. И та, после дня сидения над аналитикой, кажется мне слишком яркой. Мертвый флуоресцентный свет выдирает из темноты только плоскость стола. На нем груды документов: финансовые выкладки, сводки по персоналу и продукции, котировки акций, прочие перечни движимого и недвижимого имущества. Империя Такатори обширна. Интересы разнообразны. Клану есть за что бороться. Врагам Ястребов есть за что их ненавидеть.
Несмотря на поздний вечер, Такатори Рейджи все еще торчит на совещании креативной группы. Я не могу поехать домой отдыхать и оставить его здесь. Остальным тоже приходится ошиваться в офисе. Телепат нужен мне, чтобы понять, до чего договорились дельцы. Если завтра «Корин Медикал» выбросит на рынок крупный пакет акций, я должен знать об этом уже сегодня. Не спрашивать же в лоб открытым текстом. По официальной версии, телохранителя не должны волновать такие вопросы. Берсерка я тоже вынужден держать на привязи. Он еще не достаточно остыл после прошлой самостоятельной прогулки. А Наги остался просто потому, что одному дома ему делать особо и нечего. Интернет везде одинаковый.
Стоило мне только задуматься о своих спутниках, как в дверь ужом протискивается Шульдих. В последнее время отношения между нами не слишком-то доверительные. Он возмужал, набрал силу. Не тот робкий мальчик, которого приходилось учить всему, от того как правильно держать за обедом ложку, до того, что стоит и не стоит говорить вслух. Благодаря ему команда успешно работает в связке, даже если нас разделяют километры. В Институте Шульдих узнал себе цену, и я готов согласиться с тем, что он ее стоит. Впрочем, телепаты испокон веков были в большой цене. Слишком уж редкий дар. Но в Шульдихе помимо дара есть что-то еще, что-то заставляющее людей оборачиваться и смотреть ему вслед, даже когда он просто проходит мимо.
— Кроуфорд, — он немного тянет гласные. Эта привычка появилась у него совсем недавно. Признаться, она несколько меня раздражает. — Кроуфорд, мне надо отлучиться. Я ненадо-олго.
Он подходит ближе и бесцеремонно сдвигает паевую котировку, на которой я пытался сосредоточиться последние пятнадцать минут. Присаживается на край стола, худые длинные ноги обтянуты светлыми джинсами, волосы убраны под вариант местной головной повязки — хатимаки, только на его собственный манер. Кажется, она символизирует непреклонность намерений. Где-то Шульдих поймал эту чушь и теперь его голову всегда украшает какой-нибудь кусок яркой ткани. Просто белое — это так уныло. Телепат, как маленький, болтает ногой, щурится от яркого света, губы растянуты в неискренней улыбке. Ему надо и пусть весь мир подождет, так что ли?
Хуже всего, что в такие моменты он пытается манипулировать мной и даже почти не скрывает этого. Улыбаясь, протягивает руку и гладит меня по плечу, и его прикосновение запускает мой внутренний механизм дара.
Передо мной разворачивается обычная ключевая точка в стиле: выбирай или проиграешь. Я вижу, что последует за тем, как Шульдих выйдет из этого кабинета. Он уйдет, независимо, дам я ему свое разрешение или нет, только результаты этой встречи будут различаться кардинально. Главное, потом выбрать правильные слова или действия, чтобы добиться результата, который устроит меня.
Шульдих пойдет на Омотэсандо, в это время там работает много маленьких уличных кафе. Сядет за столик, что-то закажет, девушка-бармен будет буквально сражена его экзотической внешностью, станет непрестанно ему улыбаться, а потом придет тот, другой. Пустая марионетка, которая вместо того, чтобы сослужить свою службу и быть выкинутой за ненадобностью, превратилась в дорогую для телепата вещь. Мне даже почти требуется убеждать себя, что это не настоящие чувства, просто мой штатный манипулятор еще недостаточно квалифицирован. Слишком увлекся играми, пытаясь заставить меня ревновать, вместо этого запутался, и поддался влиянию чувств самого Фудзимии, превратив того в свою коллекционную куколку, так трепетно им оберегаемую, стоит только завести речь о малейшей ей угрозе. «Ну ты же сам говорил, что они нам еще пригодятся». Он непременно явится, этот сопляк, не расстающийся с тремя футами отточенной стали даже во сне. И домой Шульдих вернется только под утро, встрепанный и усталый, но глаза его будут светиться, словно у глотнувшего валерьянки мартовского кота. Кому это надо? Уж точно не мне.
— Кроу-уфорд. Ну что тебе, жалко, что ли?
Надоело. Пора разорвать этот замкнутый круг. Надеюсь, что силу удара я рассчитал правильно. Прежде чем Шульдих успевает прочесть, как именно я собираюсь ответить на его просьбу, он уже летит на пол. А мою правую руку от кисти до локтя заливает онемение. Не решившись поддать ему еще и ногой, вот оно, проявление истинного благородства — Кроуфорд не добивает уже поверженных противников, наклоняюсь над ним и сгребаю за ворот рубашки.
— Если ты не прекратишь таскаться к нему, клянусь, я подставлю его Берсерку на первой же подходящей миссии. — Наверное, я брызгаю ему в лицо слюной, потому что он отшатывается, но деваться ему некуда. Придется меня дослушать. — Ты думаешь, что я ничего не замечаю? Еще раз, даже если мне что-то примерещится. Убью.
У него в глазах странное выражение, которое я бы охарактеризовал как радость. Если честно, я его не понимаю. Как можно так ликовать от того, что ты только что получил по физиономии? Пусть и намеренно этого добиваясь, но ведь я чувствую его боль и, вместе с тем, чувствую его искреннюю радость. Но в этом весь Шульдих, он слабо поддается логическому просчету.
Возвращаюсь за стол, онемение в ушибленной руке постепенно сменяется нытьем в ссаженных костяшках. Чтобы не показать, что от злости у меня тоже могут трястись руки, я берусь за салфетку, которой обычно протираю очки. Стиснув в кулаке мягкую ткань, пользуюсь первым же пришедшим на ум предлогом, чтобы выставить его из комнаты.
— Иди, приведи себя в порядок. Нам сегодня еще нужно работать.
Моя тогдашняя поза, в которой я просидел еще полчаса после его ухода, один в один повторяет нынешнюю, разве руки сейчас лежат на руле. Мой дар работал тогда исправно, я предвидел правильно. Шульдих все-таки ушел. Но ушел объясниться, попрощаться. Помню, что еще довольно долго после его ухода не мог головы поднять с ладоней, лежащих на столе. Словно стержень выдернули из позвоночника. Это было недопустимо, мои собственные эмоции вышли из-под контроля, но исправить уже ничего было нельзя. Впрочем, цель была достигнута, главное, что Фудзимия перестал досаждать мне.
Когда у Такатори закончилось совещание, он вышел разъяренный, потому что никакого решения так и не было принято, о чем он вполне внятно сообщил мне, непечатно обозвав своих компаньонов. На стоянке в машине нас поджидал Шульдих. Распухшую скулу он ловко прикрыл волосами, так что, кажется, никто и внимания не обратил. Тогда все обошлось, обойдется ли сейчас?
Мемфис встречает меня поблекшей за ночь предутренней иллюминацией. Сил ехать дальше просто нет. В конце концов, даже если железный Фудзимия, почему-то я уверен, что он ни при каких обстоятельствах не пустил бы Шульдиха за руль, уже добрался до конечной точки нашего путешествия, то все равно оттуда они пока никуда не денутся.
Все, что мне сейчас нужно, это простенькая гостиница, где можно расплатиться наличными, и точка доступа в сеть, чтобы проверить, не было ли сообщений от Наги. Прошло уже больше суток, кода в последний раз он выходил со мной на связь. Какая-нибудь информация уже должна была появиться.
И то, и другое находится на Линден-авеню. К тому же, оттуда довольно близко до проходящего через город сорокового хайвэя, по которому я двинусь дальше, как только немного отдохну.
Практически наплевав на привычные предосторожности, я открываю почту. Сообщение есть. И содержащаяся в нем информация схожа с гранатой, из которой аккуратненько удалили чеку. Пока она еще в состоянии покоя, но стоит сдвинуть хоть на миллиметр, и взрывом разнесет все в ближайшем окружении. С одной стороны хорошо, что Фудзимия тоже не терял времени даром, но своим обращением к человеку по имени Сирасаки Рэити сдвинул вышеупомянутую гранату с места.
Полагаю, Оми Такатори уже в курсе, что я жив. И Наги тут совершенно ни при чем. А с другой стороны, информация, попавшая в одни руки, легко может перекочевать и в другие, и в третьи. Именно это я сейчас и наблюдаю.
Ясно, что обозначенный в сообщении «человек, работающий рядом» — без сомнения, Слон. Надеюсь, что для выявления прослушки ему пришлось разобрать порше Абиссинца по винтикам. Я не знаю, кто сработал менее аккуратно — люди Снейка или мои. Думаю, что упоминание названия «Технотроник» в тексте сообщения ясно свидетельствует, что пророчимый мной поминальный обед в семействе Джордана станет печальной действительностью. А что если он не успел подчистить хвосты, которые я настойчиво советовал ему подчистить? Как бы поточнее узнать, представляю ли я сам по себе хоть какой-то интерес для Института. А в связь младшего Такатори и Розенкройц мне слабо верится, точнее, не верится совсем.
Нет, все-таки надо было за документами обратиться в другое место, но сожалеть об этом сейчас слишком поздно, да и не к месту. Остается только просчитывать ситуацию до конца и постараться обратить ее себе на пользу.
Итак, что я могу утверждать безоговорочно, а что подлежит сомнению: Мамору Такатори все еще опасается самостоятельно принимать решения и нести за них полную ответственность. Сбегал, доложился деду. Но Наги утверждает, что речь шла об одном «канале», а не о двух. Т.е. я перед старшим Такатори «чист», а малыш припрятал козырь в рукаве. Ему зачтется. Конечно, время идет, но Сайдзе Такатори не так дряхл и беспомощен, как пытается выглядеть. Снейк тоже следил за Фудзимией. После известных событий Фудзимия вышел из-под контроля семьи Такатори, пустился, так сказать, в самостоятельное плаванье. Теперь Мамору снова попытается вернуть Фудзимию «в семью»? Учитывая бурное прошлое, бывший Бомбеец ни за что не стал бы работать с Шульдихом или любым другим телепатом. Учитывая прошлые разногласия между Шварц и Вайс, они никогда бы не поладили. Или я ошибаюсь? Кто из Такатори сейчас или в прошлом был связан с Розенкройц? Фудзимия охраняет телепата, и без него никуда не поедет — это очевидно. В сообщении же ясно сказано, что Снейк — должник Сайдзе. Мертвый телепат не обладает никакой ценностью. Розенкройц слишком быстро реагирует на смену ситуации, откуда берется информация? Из внутренних источников или из внешних? Эсцет уничтожены, Рейджи Такатори давно жарится в аду. Кто? Телепат, лишившийся дара, не нужен никому, кроме Фудзимии. Сайдзе — не паронорм. Его внук слишком хорошо знает, что у него нет шансов выстоять против деда. Шульдих, переставший быть телепатом, перестанет быть самим собой. Нужен ли в таком случае он будет мне?
Мой поток размышлений окончательно замыкается. Вопросы заданы, осталось вычленить возможные ответы. Я еще раз пробегаю глазами текст сообщения, пытаясь понять, что именно меня насторожило. В этот момент в голове все плывет и, опустив ее на руки, я закрываю глаза и вижу.
Наши последние часы в Берне перед отъездом в Штаты. После стычки с группой Амриша, из Шварц «в строю» остались только я и Шульдих. Несмотря на отсутствие в обозримом будущем каких-либо угроз, втайне от Шульдиха, могу признать, что в Европе чувствую себя несколько неуютно без поддержки остальных. Здесь Розенкройц ближе, чем мне бы хотелось. А я слишком привык полагаться не только на себя, но и на Наги с Фарфарелло.
И я, и Шульдих немного на взводе. Чтобы успокоиться, а заодно и на время отвлечься, я вытащил Шульдиха пройтись. В Штатах у нас должно быть полно работы. По мере сил я стараюсь поддерживать в нем интерес, соблазняя его обещаниями интересных и прибыльных заданий. Взбудораженный открывшимися перспективами, он весь издергал пустыми вопросами и себя, и меня. Теперь же настроение у него поднялось и он мурлыкает про себя какой-то заезженный мотивчик.
Берн слишком расслабляет. Это место, где все началось и, так или иначе, все закончится, поэтому я не тороплюсь вызнать все досконально. Все может измениться в считанные минуты. К примеру, вот только что мы едва не толкались локтями на каком-то, сияющем неоновыми огнями реклам многолюдном перекрестке, а теперь шагаем бок о бок по узкой асфальтовой ленте, углубляясь все дальше в заросли деревьев и кустов обширного, старого парка. Вокруг так тихо, даже слишком, кажется, мы не в центре миллионного города, а где-то в сельской глубинке. Ни единой живой души вокруг. Мы тоже молчим.
Накаркал. Идиллию внезапно разбивает звук, напоминающий тонкий комариный писк, где-то почти на границе слуха. Он нарастает, неприятный, вибрирующий. Словно у приемника сбилась тонкая настройка и вместо «Лав ми, бэйби, лав», сумасшедший диджей пустил в эфир запись работающих на высоких оборотах реактивных двигателей. Шульдих пытается что-то сказать, открывает и закрывает рот, но я его не слышу. Все перекрывает рвущий барабанные перепонки рев невидимых турбин.
Понимание дела не спасает ситуацию, я как-то давно читал про такие вот звуковые атаки, призванные абсолютно дезориентировать объект в пространстве. Ясно одно — это нападение, и совершенно непредвиденное. Кажется, будто земля уходит из-под ног. Я рву из подмышки пистолет. Вытягиваю руку и вижу, что Шульдих тоже «работает». Преодолевая себя, он сканирует окружающее пространство, стараясь выцепить источник неприятного звука. Интуиция подсказывает, что необходимо держаться вместе, потому что какова бы ни была цель нападающих, сейчас, пока не отражена звуковая атака, мы — якоря, удерживающие друг друга в реальности. Стоит кому-то одному отступить, и нас просто раздавит. К тому же, я уже знаю, откуда последует первый удар.
Слева, из-за стволов на нас несется тень. Кто-то огромный, без сомнения, паронорм. Обычный человек не смог бы развить такую скорость при столь значительной массе тела. Танк, настоящее пушечное мясо. Он в боевой трансформации и он невероятно быстр. Знаю, что проследить траекторию движения такого объекта было бы почти невозможно, если только вы не провидец. Я обхватываю Шульдиха за шею и тяну на себя, чтобы при необходимости выбросить его с траектории движения Танка, если я не успею. Но скорострельность Глока не подводит. На тот момент, когда Танк в десятке шагов наконец-то заваливается на спину, хрипя и истекая кровью, в магазине остается две пули. Звук «самолета» внезапно тоже стихает. Шульдих с силой отталкивает меня от себя. Теперь можно и разделиться. Двигаясь словно сквозь толщу воды, я ныряю за ствол ближайшего дерева, отдышаться, а телепат остается на открытом пространстве один. Как раз, чтобы встретиться лицом к лицу с новым противником.
— А у тебя хорошие щиты. Браво. И ты сумел справиться со Звонарем. Надо полагать, что его мозги уже превратились в кашу?
Незнакомец, не удостоив вниманием труп Танка, смотрит только на Шульдиха. Прозвучавшие слова явно принадлежат ему, но губы у него не двигаются. Этот человек — телепат, так же как и Шульдих. Я никогда не встречал его раньше. Вероятно, Шульдих перешел в режим ретранслятора, раз я слышу все, что слышит он. У пришлого невыразительный голос, и доносится до меня как сквозь вату, но с каждым мгновением слух восстанавливается, и уже совсем скоро мне не приходится прилагать усилий, чтобы различать в его голосе оттенки эмоций: некоторая досада, презрение, уверенность, что при желании он может раздавить нас одним ударом. И мне почему-то кажется, что эти претензии не совсем безосновательны.
Его вопрос остается без ответа. Шульдих экономит силы, и это правильно. Пока не выяснится возможная мощь дара его противника, атаковать бесполезно. Мне кажется, что происходящее — какой-то дурной сон, абсолютно бредовое видение, но, тем не менее, все происходит на самом деле.
— Детишки заблудились? Мы тут гуляем. Территория наша. За нарушение границы — смерть! — У нового участника, точнее участницы этой неправдоподобно-глупой мизансцены визгливый и неприятный голос.
С другого края поляны вперед выступает хрупкая девическая фигурка в чем-то ярком. Мне некогда ее разглядывать. Чутье подсказывает, что необходимо сменить позицию, лучше отступить и укрыться за деревом, которое потолще, что я и спешу сделать. Тогда будет хоть какой-то шанс, что по дальности удара она меня не достанет.
— Это не мы на вас напали, — не выдержав напряжения, огрызается Шульдих.
— Не важно. Не стоило вам сюда соваться. У нас тут свои дела. Боюсь, мы не можем допустить постороннего вмешательства, — немного наиграно негодует девушка.
— Мила! — чужак раздражен и почему-то обращается к своей спутнице вслух. — Хозяин и так будет недоволен. И я не стану покрывать перед ним ваше… любопытство! — телепат, сам того не желая, наконец-то выдает хоть какую-то информацию. Если он лидер группы, значит, что он и есть ее мозговой центр. Он — первая мишень, девица сама по себе ничего не значит. «Шульдих, основная цель — телепат, потом девчонка. Справимся?» — я задаю вопрос по возможности осторожно. Я же не знаю, слышит нас противник или нет.
— Но, посмотри, что они натворили! Их надо наказать. — Милу не унять, ее манеры выдают в ней капризного и избалованного ребенка. Странно, хотя я толком не разглядел ее лицо, мне казалось, что она довольно взрослая. Она тыкает пальцем в Шульдиха: — Сейчас я убью его.
— Не вмешивайся. Твоя задача тебе известна, — рычит чужой телепат.
— У того, что спрятался за деревом, пистолет. — словно не замечая злости напарника, Мила лениво инспектирует свой маникюр, как будто речь идет о чем-то настолько незначительном, что ей нет до этого никакого дела.
— Вот и разберись с ним.
— Ага. Уже бегу. — Мила делает шаг. По поляне проносится волна внезапно сгустившегося воздуха. Телекинетик, чтобы ее. Она явно не торопится, уверенная в своем успехе.
продолжение в комментах
@темы: слэш, Weiss Kreuz, творчество, Фудзимия Ран, R - NC-17, макси, Шульдих, Кроуфорд
