You make a ninja wanna fuck, bitch
Название: "Единожды солгав..."
Автор: Umbridge, Frizzz
Бета: 1-6 главы — Sever; 7 и 8 — Рысь, с 9 по 11-ую —сами себе беты
Фэндом: WK
Размер: макси, 93 806 слов
Пейринг: Ран/Шульдих, Кроуфорд/Шульдих,
Рейтинг: R
Жанр: Action/angst/romance
Дисклеймер: Всё принадлежит Коясу, материальной выгоды не извлекаю.
Краткое содержание: Звонок Шульдиха спустя три года после их последней встречи встревожил Рана, а просьба встретить утром в аэропорту только усилила беспокойство...
Предупреждение: возможно, АУ по отношению к Side B, частичный POV Кроуфорда
Состояние: Закончен
Глава 5. Часть первая. Под кожейГлава 5. Часть первая. Под кожей
I'd sacrifice anything come what might
For the sake of having you near
In spite of a warning voice
That comes in the night
And repeats, repeats in my ear:
Don't you know, little fool,
You never can win?
Use your mentality, wake up to reality.
But each time that I do just the thought of you
Makes me stop before I begin
'Cause I've got you
Under my skin.
Я принесу в жертву все, будь что будет,
Ради того, чтобы ты была рядом,
Несмотря на предостерегающий голос, который
я слышу по ночам,
Он без конца нашёптывает мне на ухо:
Неужели ты не знаешь, дурачок,
тебе ни за что не выиграть в этой игре?
Подумай головой, вернись в действительность,
Но когда я пытаюсь это сделать,
одна лишь мысль о тебе,
Кладёт конец попыткам,
Потому что ты стала частью
меня.
(Frank Sinatra «Under my skin»)
С понедельника продолжалась немая схватка. Шульдих не верил Рану и пытался выведать у него несуществующие подробности. Ран злился. Он даже не мог уйти: голос Шульдиха преследовал его всюду, куда бы Ран ни прятался.
Во вторник вечером, когда Шульдих, основательно устроившись в кресле, снова сверлил его взглядом и мысленно задавал все те же бессмысленные вопросы, Ран не выдержал.
«Иди ты к черту!» — отшвырнув пульт, подумал он. Пульт упал на пол, а разозленный и расстроенный Шульдих вскочил из кресла.
— Пей сам свой чай, — процедил он и вышел, хлопнув дверью мини-прачечной.
Во дворе пахло прелой листвой, хвоей, сыростью и розами. Солнце бледно-желтой тенью скользило за облаками, затянувшими небо молочно-белой пеленой, во влажном, прозрачном воздухе, высились, словно выведенные акварелью, редкие сосны, усыпая дорогу иголками, а дальше, блестящие, как на глянцевой фотографии, зеленели кусты живой изгороди. Пронзительным, чистым соло разносились над домом трели малиновки.
Застегнув кофту, Шульдих уселся на качели, начал раскачиваться и затянул старую неприличную песню про фройляйн и поросят. Пытаясь успокоиться, он пел и одновременно высматривал среди деревьев старый додж. «Чего хотят наблюдатели? — в который раз подумал телепат, — чего они ждут? И предвидел ли Оракул все это — свою смерть, слежку, Рана? — Шульдих остановился и замолчал. — Наверное, Кроуфорд знал, — решил он, — знал и не сказал мне ничего». Эта неожиданная мысль тяжелым камнем легла на сердце. На душе стало пусто и серо. Телепат не хотел знать, какие причины заставили Оракула скрыть от него весь этот кошмар, какими доводами Кроуфорд руководствовался и думал ли в ту минуту о нем, о Шульдихе. Обида, тяжелая, тоскливая и невысказанная, снова пробудилась глубоко внутри, а только прощать было некого.
Трава пожухла, и кое-где проступала влажная, жирная земля. Телепат слез с качелей, огляделся и застыл. Он вдруг почувствовал себя абсолютно беспомощным, единственное, чего ему хотелось, — сесть на вытоптанный грязный газон и сидеть, пока за ним не придут и не заберут куда угодно. Но тут же в голове заговорил настырный упрямый голосок: Шульдих, разве ты не крутой? Разве ты не сверхчеловек, разве не ты пережил так много. Разве можешь ты теперь сдаться?
Телепат глубоко вздохнул и посмотрел в ту сторону, где за голыми вязами стоял додж наблюдателей. «Не дождетесь», — подумал Шульдих.
Пытаясь одолеть томительный страх, он подошел к каменному забору, отделявшему их двор от двора соседей, потом, вцепился в поросшие мхом камни, подпрыгнув, подтянулся и через мгновение оказался в небольшом английском садике.
Здесь, среди устроенных с нарочитой небрежностью кустарников и клумб, запах роз стал еще крепче и гуще. Озираясь, Шульдих побрел по усыпанной гравием дорожке к розовым кустам. Этот сорт, крупную, бархатную «американу», он хорошо изучил еще в Берне. Розы цвели ярко-алыми цветами с июня до поздней осени, телепат ухаживал за такими на базе по приказу Кроуфорда. Оракул тогда объяснил ему, что ухоженный сад — признак благонадежности хозяина дома, и телепат, конечно, поверил, послушно удобрял их и окапывал, и даже втайне гордился собой, когда они зацветали. И вот, спустя столько лет, он наткнулся на «американу» на другом континенте, в чужом дворе. Шульдих улыбнулся и сорвал один цветок, уколов пальцы. Поудобнее взяв стебель, сорвал второй, потом третий и скоро сжимал целую охапку красных роз.
«Абиссинец должен оценить», — весело подумал он. Тут хлопнула дверь, раздалось шуршание шагов по гравию. Шульдих прислушался. Шаркающие шаги приближались, и из-за невысокой ели, наконец, выскочил сосед. Видно было, что он торопился, прибежал в тапочках, в пальто и с дробовиком, который Шульдих опознал как Ремингтон.
— Руки вверх! — крикнул сосед, наставляя на Шульдиха ружье. Тот коротко рассмеялся — старик напомнил ему Рейджи Такатори лохматыми бакенбардами и большими затемненными очками. Правда покойный «босс» оружие имел посерьезней.
— Не могу, заняты, — отсмеявшись, ответил телепат и пристально посмотрел соседу в глаза. В голове того роилось множество неинтересных мыслишек, и Шульдих, не долго думая, внушил ему, что председатель общества любителей английских садов, членом которого состоял старик, заглянул проинспектировать его дворик. Сосед опустил ружье, в замешательстве поглядел на телепата. Дряблые щеки мелко дрожали, глаза бегали — старик минуту колебался, раздумывал, и Шульдих приказал ему отправляться домой. Сосед робко улыбнулся и, наконец, заторопился прочь.
Проводив его взглядом, телепат с досадой выругался. «Вот ведь мелочный народ эти обыватели, — перебираясь через забор, думал он. — Неужели ему жалко цветов? Но нет, он сидит, наблюдает в окно, охраняет собственность. А на черта ему сдалась эта собственность, если он все равно скоро помрет?»
Шульдих плюнул, собрал рассыпавшиеся по земле розы и направился к качелям. Шалость немного взбодрила его, настроение поднялось, и теперь телепату хотелось бороться до последнего, доказать всем, что он еще многое может. Он уткнулся носом в ароматные лепестки и тихо рассмеялся. Вот сосед удивится, когда узнает, что никакие председатели к нему не заходили. Забавно, что старик вообще купился на такую глупость.
И тут внезапное открытие заставило Шульдих остановиться. Что-то было не так. Он еще раз вспомнил разговор с соседом, вспомнил, как посмотрел на него, как передал ему установку, легко, четко поймал его мысли и перепрограммировал их.
«Но ведь я выпил таблетку меньше часа назад»,— боясь поверить, подумал телепат. «А если таблетки больше не удерживают щиты?» — испугался он, но тут же успокоился. Если бы щиты не держались, то легкое внушение сразу пробило бы брешь, и сейчас телепат услышал бы весь Риверкрест.
«Так значит, — сделав несколько шагов, спросил он себя, — мне стало лучше?» Ветер забирался под кофту, но телепат не чувствовал холода. Погруженный в свои мысли, он медленно брел к дому, обнимая букет. Радоваться было страшно, кто знает, чем может обернуться видимое улучшение, но все-таки хотелось верить в лучшее, и Шульдих тут же вспомнил, как со злости внушил парню в парке ударить девчонку. Тогда ему стало плохо, но все-таки он не потерял сознание. Шульдих решил попробовать попозже еще раз, проверить себя.
В кухне было прохладно и сумрачно. Не найдя подходящей вазы, Шульдих поставил розы в чашу для пунша и, неслышно ступая по ковру, отнес их в гостиную.
Ран как раз собирался искать Шульдиха, когда тот возник на пороге с розами в руках и поставил чашу на журнальный столик.
— Откуда? — пристально глядя в глаза телепата, спросил Ран. Похожие розы росли на соседнем дворе. Проезжая мимо ворот, он не раз выхватывал красные пятна опытным взглядом бывшего цветочника.
— Н-ну, — Шульдих усмехнулся. — От соседа. Пришлось полюбоваться на его Ремингтон.
— Придурок, — мрачно ответил Ран и отвернулся. Шульдих как всегда вел себя по-идиотски, рисковал жизнью без необходимости. Хотя с другой стороны, признал Фудзимия, раз телепат проделал такое, значит ему лучше.
— Злишься? — Шульдих выпрямился. Не глядя на него, Ран мог сказать с уверенностью, что телепат ухмыляется.
— Да и черт с тобой, — вдруг выдал тот и удалился в спальню. Ран даже не посмотрел ему вслед. Шульдих достал его своими вопросами и замечаниями.
Шульдих весь вечер просидел в спальне, и Ран решил, что телепат уже лег. Без него Ран острее чувствовал пустоту и одиночество, но зато тот не спрашивал ни о чем, и можно было спокойно подумать.
Занятый такими мыслями, Ран лежал на диване в гостиной, когда на пороге возник полуголый, растрепанный Шульдих.
— Абиссинец, — позвал он и, не дождавшись ответа, подошел. — Абиссинец,
подвинься.
— Чего тебе? — хмуро отозвался Ран. В тускло-желтом свете бра он разглядел россыпь веснушек на плечах и груди телепата, заметил родинки чуть выше лобка, которые когда-то часто задевал ладонями.
— Пришел пожелать тебе спокойной ночи, — быстро сказал Шульдих, взобрался на его бедра, улегся сверху, прижимаясь всем телом. От рыжих волос пахло сладким одеколоном, горячее дыхание обжигало губы, лицо было так близко, что ресницы касались ресниц.
Рана обдало жаром от близости мягких губ, жестких бедер телепата. Сжав в кулак спутанные влажные волосы, он глубоко и крепко поцеловал Шульдиха, а тот прижался еще теснее, шаря ладонями, лаская и царапая в ответ.
Но вдруг Шульдих вырвался и отстранился. Тяжело дыша, Ран наблюдал за тем, как тот садится, поправляя пижамные штаны, потом резко встает.
— Не смотри на меня так, — процедил телепат, разворачиваясь. — Я пойду спать.
Ран поднял брови и натянул одеяло. Злость вернулась, но вместе с ней и тревога.
— Что это значило? — спросил он резко. Телепат сделал несколько шагов по комнате, остановился, не глядя ему в глаза. Казалось, он хочет спрятаться от света лампы, но не может найти достаточно места в тени.
— Значило? А это должно что-то значить? — он пронзительно рассмеялся.— Ладно, мне надо идти… Спокойной ночи.
Постоял еще несколько секунд, качаясь с пятки на носок, потом развернулся и вышел. Ран так и не ответил ему, а, погасив свет, еще долго смотрел в темноту и думал: что происходит с телепатом?
Утром Шульдих не хотел показывать Абиссинцу, что испуган и зол. Появившись в кухне, он присел на табурет, зевнул и усмехнулся. На плите что-то скворчало, пахло омлетом и жареным мясом, в окно, прорываясь между полосками жалюзи, светило солнце, заливая комнату легким золотым сиянием, в котором дым из чайника казался густым, словно облака, и каждая пылинка светилась и блестела.
— Абиссинец, если ты меня не ненавидишь, сделай для меня одну вещь, — заговорил Шульдих.
Абиссинец обернулся — лицо казалось непроницаемым. Невозможно было бы догадаться, что в его голове бродят тревожные мысли. Он собирался говорить о прошедшем вечере, но эти воспоминания отчего-то раздражали телепата, ныли где-то глубоко, как воспаленный зубной нерв. Поэтому, не дав Фудзимии открыть рот, Шульдих продолжил:
— Съезди в магазин.
— Зачем? — Абиссинец сложил руки на груди, пристально глядя на него, и телепат вдохнул.
— Купишь мне кое-что… Очень надо.
Фудзимия молча выслушал список и сразу после завтрака уехал в магазин. Пока его не было, Шульдих бродил по дому, не зная, чем себя занять. Он то и дело посматривал вокруг, надеясь найти камеры. Но стены были гладкими, шкафы в меру пыльными, и нигде не замечалось следов постороннего присутствия. Телепат даже начал сомневаться — а есть ли наблюдение вообще.
Когда Абиссинец вернулся, Шульдих лежал в гостиной, прикрыв глаза, и думал о камерах: где они могут быть и как их найти.
Абиссинец прошел в комнату и бросил покупки Шульдиху в ноги.
— О, ты уже вернулся? — потирая глаза, отозвался тот, поерзал, устраиваясь удобнее. Пружины отчаянно заскрипели.
— Глупый вопрос, — ответил Ран хмуро. Вытащив из свертка плед, он протянул покупку телепату.
— Нашел! — Шульдих натянуто заулыбался. С ним точно что-то было не так. Ран снова собрался спросить о причине странной нервозности, но тот опередил его.
— А плед какой мягкий… — протянул телепат, крепко схватил Рана за руку и дернул вниз. Плед и правда оказался мягким, гладким и теплым, но потом, когда Ран сел, Шульдих крепче сжал его ладонь и провел поверх пледа по своему бедру к паху. — Ну? Мягкий?
Ран выдернул руку.
— Что ты делаешь? — холодно спросил он.
— Ничего… Просто погладил…
— Шульдих,— Ран помолчал секунду и медленно продолжил. — Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет, не знаю… — широко ухмыляясь, соврал Шульдих. Взгляд его глубоких ярких глаз ничего не объяснял и не выражал, кроме насмешки. Казалось бессмысленным искать в них ответ или заверение. Не задавая больше вопросов, Ран встал и подошел к окну. Смеркалось, красно-оранжевые блики падали на стену гаража, путались в сосновой хвое, повсюду наступало умиротворение, спускалась тишина. Еще раз взглянув на шар солнца, красный за тонкой пеленой облаков, Ран задвинул занавески, и в комнате снова воцарился тусклый полумрак.
— Я все равно пойму, что с тобой не так, — помолчав, сказал Ран.
— А если все так? — Шульдих смотрел на него снизу вверх. — Может — ты телепат?
— Мне это не нужно, — отрезал Ран.
На следующий день после обеда Фудзимия собрался на «миссию» — так по старинке телепат называл его работу. Шульдих смотрел из окна, как отъезжает порше и плавно исчезает, скользя серебристым пятном в прозрачных осенних сумерках. Проводив машину взглядом, телепат задернул занавески и повернулся. Ему вдруг стало неуютно и тревожно, как будто из каждой тени за ним наблюдали чужие неподвижные глаза. Шульдих широко ухмыльнулся в пространство и вышел, хлопнув дверью.
По телевизору шел сериал, но Шульдиха сейчас не интересовали перипетии сюжета. Ощущение, что за ним подсматривают, не покидало его. Несколько минут он разглядывал цветы на столе, мысленно очерчивая лепестки, как будто хотел их нарисовать. Телепату всегда казалось, что рисовать очень просто, но когда он собирался изобразить на бумаге предмет или человека, получалось плохо. А вот Наги, кажется, был большим талантом по части рисования. И почему телепат вдруг подумал о нем? Они так давно не виделись. Когда-то ему нравился Наги. Шульдих жалел его на свой лад и даже уважал за сильный характер и странную форму доброты. Телепат вздохнул и выключил телевизор. Воспоминания о Наги расстраивали его, задевали болезненные точки, будили сладко-горькие воспоминания о Кроуфорде. А Шульдих не хотел опять думать о нем. Собственные мысли скользили с одного предмета на другой, чужие голоса молчали.
Как старый замученный автомобиль, тащился к вечеру тягостно длинный день. Небо заволокло, дождь не начинался, но в воздухе пахло серой. Шульдих не знал, куда скрыться от наблюдения, он словно трепыхался в силках, пытаясь выбраться, и не мог. Когда-то он уже пережил подобное: сначала колония, потом Академия, там следили за каждым его шагом, готовые в любой момент схватить и обезвредить. И вот спустя столько лет он снова попал в ловушку.
Вечером вернулся Абиссинец — Шульдих услышал его порше с заднего двора. Когда спустя некоторое время телепат мысленно прочесал комнаты, то обнаружил Абиссинца в ванной.
Шульдих сам не мог определить, что за смутное стремление двигало им, но через некоторое время уже стоял на пороге.
Не замечая его, Фудзимия читал очередную глупую книжку, которых у него было много. Шульдих неслышно скользнул в предбанник и осторожно приблизился. Отсюда он мог рассмотреть острые плечи Абиссинца, худые, аккуратные пальцы, круглые колени и сильные бедра. Телепат хорошо помнил его крепкое, идеально сложенное тело, стремительные движения, тяжесть и жар.
Тут Фудзимия положил книгу на низенькую скамеечку и опустил руку в воду. Шульдих замер, сдерживая вздох. Но вместо того, чтобы поласкать себя, Абиссинец выпрямился и повернулся.
— Что надо? — сухо спросил он.
Шульдих секунду смотрел ему в глаза, потом напряженно рассмеялся.
— Ничего… От тебя.
Абиссинец поджал губы. Его мысли были как обычно прямолинейны и оттого слишком жестоки, он думал, что Шульдих снова не знает, чего хочет, и сам не решит — подразнить ему бывшего любовника или правда позволить ему и себе зайти дальше.
— Будешь рубить правду-матку? — усмехнулся телепат. Ран равнодушно отвернулся.
— Ты — болтун, — ответил он, вставая.
— Ну да, конечно, я такой, — зло сощурился телепат. — Трепло и тупица.
— Этого я не думал.
— Не думал, — Шульдих не мог не смотреть на черные завитки волос в паху, на темный полутвердый пенис Абиссинца, по позвоночнику прошел озноб, пальцы закололо словно иголками, сердце тяжелело с каждым ударом, но телепат не двигался, и Фудзимия молча вышел, не сказав больше ни слова.
Ночью, в спальне, Шульдих слушал мысли соседей, которые некстати занялись супружеским сексом, словно назло ему. Закрыться от стонов соседки не помогала даже таблетка, они звучали в мыслях телепата, отзывались эхом в его теле.
Он не сдержался, прикусив губу, провел рукой по животу под пояс пижамных штанов, коснулся пальцами волос на лобке, пару раз провел по члену. Жар хлынул к щекам, желание стало болезненным, острым, но мысль о наблюдении не давала ему отвлечься. Разве он был один? Нет. На него сейчас смотрел кто-то еще, кого он не знал, но кто знал его. Шульдих нехотя убрал руку. «Ну и ладно… Может, оргазм мне вреден», — подумал он и закрыл глаза. Вопреки ожиданиям, Шульдих заснул быстро. Ему снились смутные, горячечные сны: чьи-то руки, рот, поцелуи, откровенные долгожданные ласки, во сне он испытал то острое, безумное, что ускользало от него днем.
Проснулся Шульдих весь в поту, покрутился на простыни и обнаружил под собой мокрое пятно. Покраснев, он нервно усмехнулся — уже мокрые сны видит, как в детстве. Помнится, в Розенкройц такое случалось с ним частенько, потому что там негде было уединится ни с кем-то, ни одному. Если бы не Сильвия, взявшая его в любовники, он бы, наверное, свихнулся от распиравших его гормонов. Но сейчас ничто не мешало заниматься сексом, а Шульдих не мог, и все тут.
«И когда же у меня было последний раз?» — изучая потолок, рассуждал он. Сразу вспомнился номер в отеле «Токио Инн»: ужасно короткая кровать, вечно зашторенные окна, прямо как у Фудзимии дома. Вот в этом полумраке они с Оракулом и занимались сексом последний раз: Шульдих был сверху, стонал и задыхался, а Кроуфорд железной хваткой держал его бедра и смотрел так пристально, что телепат даже немного остыл и разозлился. Сейчас Шульдих вдруг вспомнил этот взгляд, и ленивая ухмылка увяла на губах — ведь Кроуфорд прощался с ним. Почему Шульдих не понял тогда? Тоска, отчаянная, горькая, хлынула в сердце. Захотелось разорвать грудь и вытащить его оттуда, лишь бы оно замолчало. Шульдих с силой зажмурился и сел — нельзя показывать слабость, нельзя, ведь за ним наблюдают.
«Мы идем в кино!» — воскликнул голос в его голове.
«Идем», — подтвердил Ран. Эта идея пришла ему на ум вдруг, во время утренних новостей. Шульдих спустился в гостиную, не поздоровался, не улыбнулся, походил туда сюда, ничего не взял, сел в кресло. Зло прокомментировав доклад секретаря ООН, он повернулся к Рану и с каким-то неистовством начал снова атаковать его вопросами: кто следит, почему, что делать. За прошедшие дни Ран слышал от телепата это множество раз и начал злиться. Он прибавил звук, чтобы заглушить голос в голове, и с раздражением посмотрел на Шульдиха. Тот ухмылялся криво, в его позе и голосе сквозило напряжение, взгляд метался с предмета на предмет, как в аэропорту, когда Ран приехал встречать его. Вот тут-то Ран и подумал про кино. И попал в цель.
— О да! Абиссинец, ты гений! — после секундного молчания воскликнул Шульдих. Ран пожал плечами:
— Тебе надо расслабиться.
— Абиссинец, я никогда не был в кино. Веришь? Правда! Никогда, ни разочка! — тусклые злые глаза Шульдиха вспыхнули весело, он встал из кресла и упер руки в бока. — Ведь мы купим попкорн, а? Его же все в кино едят, так?
Ран кивнул и улыбнулся — кто бы мог подумать, что телепат так оживится. Он покачался с пятки на носок, потом стремительно сел рядом с Фудзимией.
— А что смотреть будем?
— Не знаю. А ты что хочешь?— спросил Ран.
— Боевик… Комедию… Мелодраму…
Ран задумался. Дневной сеанс показался ему самым безопасным. Фильмы в такое время показывают легкие, простые, для детей, пенсионеров и молодежи: познавательные ленты Би Би Си, Дискавери ченэл, мультики, старые мелодрамы. Народу в кинотеатре бывает немного.
— Ладно, Абиссинец, не отвечай. Пойду переоденусь… — сияя улыбкой, проговорил телепат.
Шульдих нарядился в новый пуловер, брюки, вместо старых кроссовок надел купленные Раном ботинки, причесался, благоухал чем-то фруктово-сладким, и Ран как-то по-новому залюбовался им, когда тот спустился в гостиную.
— Спасибо за комплимент, — открывая входную дверь, хмыкнул телепат. — В таком наряде хоть сейчас в офис.
Как только Шульдих вышел во двор, ветер рванул ему в лицо, взметнул волосы, но телепат лишь засмеялся и пошел к гаражу с таким видом, словно он был капитаном и вышел в шторм на палубу собственного корабля. У него была странная манера двигаться: в его поступи не было ничего резкого, он шел плавно, как Джон Вейн: эдакая большая лисица, в каждом шаге сквозило напряжение, готовность к броску.
В порше Шульдих развалился на сидении, упираясь коленками в щиток, и по-хозяйски включил радио. Когда они проезжали через Ван Кортланд Парк, пошел дождь, стало совсем темно, а у Тибетского озера распогодилось: выглянуло солнце, осветило белые стены мелькавших на склонах домов. Шульдих не спал, смотрел в окно: на проносящиеся мимо машины, утопавший в солнечном свете лес, — и жевал жвачку, от которой в салоне пахло дыней. Ран не разделял любви телепата к дынной жвачке, но зато Шульдих слушал уже десять минут концерт Прокофьева.
Скоро на съезде с эстакады появился сначала торговый центр, а дальше, слева, и «Синема де люкс». Ран заметил, что тут много открытых площадей и больших магазинов. Перед кинотеатром был широкий заезд, газон, стоянка — по привычке Фудзимия искал легкие пути для отступления в случае опасности.
Шульдих выбрался из машины с видимым облегчением.
— Черт, эта музыка свела меня с ума, честно, — пожаловался он, когда Ран нажал на брелок.
— Это классика. Тебе полезно, — ответил Фудзимия серьезно. Телепат дернул плечами и вместе с Раном пошел к зданию кинотеатра. Солнце ощутимо припекало, но ветер дул холодный, резкий, того и гляди собьет с ног, даже в ушах свистел. Ран взглянул на телепата и подумал: хорошо, что тот надел пуловер. В майке и куртке наверняка замерз бы. Шульдих усмехнулся.
— Абиссинец, усынови меня.
— Мне не позволяют принципы, — едва заметно улыбаясь, отозвался Ран.
Счастливый Шульдих решил выполнить программу максимум — он набрал себе попкорна, хот-догов, содовой, каких-то шоколадок, словом, он собирался хорошо провести время. Ран взял себе стакан воды и сосиску. Он тоже решил немного расслабиться.
Они уселись на свои места в огромном прохладном зале. Телепат сразу устроил ноги на спинке сидения впереди и принялся за попкорн еще до рекламы.
— Абиссинец, а кино как называется? — спросил он уже в третий раз.
— «Отныне и вовеки веков», — ответил Ран спокойно.
— А про что?
— Не знаю.
— А вдруг мне не понравится?
Ран пожал плечами. Тут окончательно погас свет, понеслись картины на экране, реклама, мультики, потом заставка и сам фильм. В зале было холодно, Ран протянул руку — пальцы у Шульдиха оказались ледяные.
«Замерз?» — спросил он мысленно.
«Да», — ответил телепат. Он напряженно следил за разворачивающимся на экране действием. Ран сжал его руки в своих, чтобы немного согреть.
Шульдих не сопротивлялся. Фильм, музыка, темный зал и теплые ладони Рана внезапно всколыхнули в нем что-то забытое, из их токийского прошлого, и внезапно в груди стало так тепло и так печально, телепат на мгновенье испугался, что Абиссинец уберет руки.
На обратном пути Шульдих был взволнован и задумчив. Смотрел на Абиссинца долгим взглядом, потом быстро отворачивался. На душе было тревожно, сладко, и словно мир в этот вечер постепенно рождался для него заново — Шульдих по-настоящему вдохнул напоенный ароматом хвои воздух, по-настоящему увидел розовый закат на бледно-голубом небе над домом. Он никогда не был эстетом, но тут вдруг так защемило в груди, стало так грустно, и небо, опускавшееся в сумерках все ниже, словно отвечало его чувству.
* * *
Вторник не принес мне ожидаемых сюрпризов. За исключением того, что телепату явно лучше. Уверен, кризис миновал, его физическому здоровью ничего не угрожает. С другой стороны, он вполне может создать мне проблемы совершенно другого характера.
Шульдих меряет шагами гостиную. Его движения порывисты, взгляд перескакивает с одной вещи на другую, нигде не задерживаясь надолго, словно подхвативший лихорадку мартовский заяц. На секунду я замираю, смакуя мысль о том, что было бы здорово снова дернуть за мысленную связь и спросить прямо в лоб: какие-то проблемы, Шульдих? Интересно, какой ответ я бы получил? Он бы удивился? Обрадовался? Или разозлился? Не могу выбрать, мне нравится каждый из них. И что было бы дальше? Как бы я ответил ему в свою очередь? Я не знаю. Остается только вздыхать.
Я возвращаюсь к действительности, мысленно пожурив себя за неконструктивное решение. Понятно, что все это только мечты, но телепат действительно слишком нервозен, чтобы принять его улыбку за чистую монету. Если не считать, что и раньше перепады настроения у Шульдиха были так же естественны, как снег в январе.
Так что же на самом деле тревожит телепата? Он в безопасности, рядом тот, кого он если не уважает, то хотя бы доверяет ему. Так какого черта Шульдиху не живется спокойно? Я приставил к нему отличную няньку, которая, к слову, явно не оправдывает моих ожиданий. Не то чтобы я хотел, чтобы телепат забился в угол и предоставил действовать старшему, в данном случае — Фудзимии, хотя обычно он так и делал, но и лезть на рожон самому — не разумно. Он должен это понимать. Или появились обстоятельства, о которых я пока не знаю?
Снова смотрю на экран — теперь они сидят на диване в гостиной и молчат. Их молчание слишком красноречиво, уверен, мысленно между ними идет непростой диалог. Шульдих на что-то злится, так сильно, что не решается говорить об этом вслух. Они сверлят друг друга взглядами уже более десяти минут. Я бы дорого дал, чтобы узнать, о чем идет речь. Сомневаюсь, что они обсуждают политику неприсоединившихся стран или десятипроцентную накрутку на овощи в ближайшем супермаркете. Или Вайсс. Или меня. Хотя последнее — вряд ли. Усмехаюсь, наверное, я становлюсь слишком мнительным, скоро начну разговаривать сам с собой.
Наконец, они расходятся. Не могу понять, они договорились или Шульдиху просто надоело сидеть на одном месте. Вот пример того, что техника, любая техника, всегда уступит человеческому фактору. Никаким прибором нельзя прочитать человеческие мысли, и я жалею об этом как никогда. Фактов настолько мало, что мне практически не с чем проводить анализ. Те сведения, которые я получаю с камер, все еще носят общий характер, тогда как необходимые подробности, что называется, остаются «за кадром». Меня осеняет шальная мысль. Если Шульдих почувствовал себя настолько хорошо, что начал выходить из дома, тогда мне просто необходимо расширение «угла обзора». Нужны камеры, которые позволят мне хотя бы минимально контролировать пространство вокруг дома. Чтобы я мог убедиться, что ему ничего не угрожает за его пределами. Ловлю себя на том, что совершенно не обратил внимания, принял ли телепат сегодня таблетку. Наверное, уже да, надо бы уточнить, но я вполне могу сделать это чуть позже, например, когда он будет спать.
Отвернувшись от монитора, смотрю в окно. С моего места виден только кусок дымчато-серого облака, такого же мрачного, как и мое настроение. Хоть и не хочется, но сейчас самое время поразмышлять о том, что же мне делать дальше.
Я никогда особо не ценил человеческую жизнь. Какую ценность может представлять заурядный кусок человеческой плоти, не обладающий особыми психосоматическими характеристиками, будь он хоть человек, хоть паранорм? Необходимыми и достаточными для меня в конкретный промежуток времени. Любой из них — не более чем марионетка, которою можно купить, запугать или убедить выполнить то, что от нее требуется.
К примеру, взять Фудзимию. Помешавшийся на опеке сестры брат, безжалостный убийца, терпеливый влюбленный. У этого парня крепкая психика и очень гибкая мораль, если он до сих пор жив и может спокойно спать по ночам. А спит он спокойно, под этим я могу подписаться. Интересно, приходила ли хоть раз в его упрямую голову мысль, что защиту Шульдиха он должен расценивать как миссию? Уверен, что нет. Но именно этим он и занят сейчас, с моей точки зрения. Конечно, было бы неплохо, чтобы он знал и план действий, еще лучше, чтобы неукоснительно следовал ему, этим он бы избавил меня от множества хлопот. Но где это видано, чтобы Фудзимия хоть раз поступил так, как ему сказано? Наверняка, хотя бы из упрямства, он бы все равно сделал все по-своему.
Голову посещает запоздалая светлая мысль — если я такой умный, то почему не убил его раньше? Еще до Маяка. Мне бы не стоило труда убрать со своего пути всех Белых охотников, предварительно обвинив их в смерти Такатори. Это было бы так легко: разрешить Фарфарелло напиться их крови. Наверняка, представился бы и другой случай занять место Эсцет. Стать во главе организации, моей группе не было бы равных, потому что Наги был бы со мной, под моим патронажем.
Я несколько раз видел подобный расклад. Со временем, с такой силой можно было бы поставить на колени весь мир. Вот только на черта этот мир мне сдался? Деньги — как цель? Банально, деньги в большинстве случаев — это безотказное средство, но не стоит возводить их в абсолют. Полная власть тоже хороша только тогда, когда есть причина ее добиваться. Я же не собирался ни уничтожать, ни облагодетельствовать человечество. Да пропади оно разом, я бы, пожалуй, нисколько не был бы опечален этим фактом. Я просто хотел, чтобы мне перестали приказывать. Но даже стань я Старейшиной, слишком многим тогда пришлось бы приказывать мне, по сути, сменить одни кандалы на другие.
Все равно, по моим расчетам, останься я в структуре Розенкройц, это не закончилось бы ничем хорошим: слишком долго я был от них на расстоянии, слишком долго чувствовал себя свободным и никому не обязанным. Отвык гнуть спину в подобострастном поклоне. Стал беспечен. Забыл, что всегда есть шанс совершить какой-нибудь дурацкий прокол и стать персоной нон грата. При таком раскладе в лучшем случае меня ждала быстрая и безболезненная смерть, в худший вариант я так и не заглянул. И вот дождался. И вряд ли я могу обвинить себя в трусости. Каждый выживает как умеет.
Когда я понял, что Бергер не просто старается убить меня, а свести с ума, оставив физическую оболочку в неприкосновенности, я должен был любым способом предотвратить это. Меньше всего я планировал стать игрушкой какого-нибудь спятившего от своих теорий садиста в белом халате. К тому же, мне было что терять. В тот момент я знал, что игра только начинается. И призом в этой игре был телепат, а препятствием к его получению — моя жизнь, потому что я не отдаю то, что принадлежит мне. А Шульдих — моя собственность, слишком много усилий я приложил к тому, чтобы сделать из него то, чем он является сейчас. Он лучший в своем классе. И я перегрызу глотку любому, кто осмелится утверждать обратное.
И моя партия еще не окончена, я все еще в игре. И вряд ли поддамся на пустой блеф. Я хороший игрок, и пока у меня есть козыри на руках. Конечно, сейчас просчитывать многоходовые комбинации стало на порядок сложнее еще и из-за того, что предвиденье не работает так, как надо, но я знаю, что на свете очень мало невозможного, даже если оно кажется таковым. Кроме входа и выхода, всегда есть третий путь. Кому как не мне это знать.
Но пора вернуться к действительности. Я хочу, чтобы Фудзимия делал то, что нужно мне. Прямой вопрос: как этого добиться? Как им управлять, учитывая, что Фудзимия паршиво поддается чужому влиянию. Зато он чутко реагирует на обстоятельства. Я могу создать ситуацию, в которой он будет вынужден действовать. Например, организовать нападение. Если верно рассчитать степень угрозы его благополучию, возможно, я получу именно ту реакцию, на которую рассчитываю. Или не получу, тогда придется придумать что-то еще. Таким образом, с накоплением статистики можно будет наиболее точно предсказать, какое из воздействий будет наиболее эффективным. И когда настанет пора, я буду уверен в том, что мой план не даст осечки.
Но, кажется, я чересчур увлекся, подобные выкладки хороши для теории, когда можно исключить вмешательство случайных факторов и самое главное — это отсутствие ограничения по времени эксперимента. А сейчас мне трудно предсказать, сколько времени у меня в запасе. Может быть, у меня нет даже пары дней и неизвестный охотник за телепатами уже стучит в дверь коттеджа на Риверкрест.
Помнится, тогда, еще до падения Дворца Преисподней, я четко видел, что как только меня не станет, Шульдиха каким-то образом попытаются взять под контроль. Мне надо убедиться, что угроза существует. Я тру виски, мне нужно это увидеть, просто необходимо. Видение приходит, но вижу я совсем другое.
Сквозь шелест перелистываемых страниц изредка прорывается недовольное сопение телепата. Не могу сказать, что я удачно выбрал книгу, определенно, эта не представляет для него интереса, но, может, это и к лучшему. Учиться запоминать информацию можно на любом материале, в конце концов, это всего лишь тренировка, не более.
Я ненадолго отрываюсь от заполнения очередной формы и бросаю взгляд на часы. Еще три минуты. Успеет? Шульдих глотает главу за главой, и мне любопытно, сделает ли он больше ошибок, чем в прошлый раз или, наоборот, его ответ будет максимально полным. Вон как сопит от натуги, даже губу закусил.
День теперь строится по принципу: две физические тренировки, между ними — несколько часов на теорию и завтрак, обед и ужин — по расписанию. Я бы с удовольствием ничего этого не делал, но уроки приходится продолжать. Фактически, я же забрал телепата из школы под свою ответственность, хотя по-хорошему ему следовало бы учиться еще год. Но кто, кроме меня, знает, что бы произошло, если бы он остался. Тем, кем я планирую его сделать, ему было бы уж точно не стать. Учебная программа стандартна, но никто не мешает мне больше внимания уделять тем предметам, которые я считаю наиболее важными. На остальные времени уходит намного меньше, точнее, все, что остается от остальных занятий. Над нами, конечно, довлеет угроза внеплановой проверки, но я не думаю, что не буду знать о ней заранее. Да и муштра, которой я подвергаю телепата, дает свои плоды. Он не ленится и любой предмет знает как минимум на удовлетворительно. В противном случае, я бы заставил его заниматься еще усерднее. Теперь он вполне сносно пишет, некоторые тесты приходится выполнять письменно, и я доволен, что он вполне самостоятельно с ними справляется. Хотя некоторая ленность в нем все-таки есть, если бы не его врожденные таланты, он бы не смог усвоить и сотой доли учебного материала. Я доволен тем, что не обманулся в его способностях, но телепату об этом знать не обязательно.
— Время. — Я закрываю пластиковую папку, показывая, что готов его выслушать. — Дай мне книгу.
Я пересаживаюсь на диван. Пока он пересказывает последовательность событий, я обращаю его внимание на то, что он не совсем точен в описании места, в остальном он справляется неплохо. С датами и временами у него идет совсем хорошо, значит, цифры он запоминает быстрее, чем общие детали. Он по привычке заглядывает мне в лицо, словно ждет одобрения за совершенный благородный поступок, но я думаю, что если бы он приложил больше усилий, то мог бы справиться и вовсе без ошибок. Поэтому хвалить не спешу, но и не предлагаю нового задания. Есть у меня еще одна задумка. Почти что тест на подчинение: как он отреагирует на то, чтобы так и не узнать, чем же закончится книга. Такой тест он уже проходил, но мне никто не мешает повторить его. Просто так, по личной инициативе.
— На сегодня — все. Иди, оденься и сходишь в город, — я заклеиваю плотный желтый конверт, в нем ведомости с итогами обучения и рапорт о готовности к первому боевому заданию. Думаю, что мы уже готовы начать работать. Шульдих облегченно вскакивает с дивана. Заставить его сидеть неподвижно пару часов — уже большое достижение. Я стучу пальцем по твердому переплету. — И верни эту книгу на место, завтра я дам тебе другую.
— Эту больше читать не надо? — на его лице неподдельная радость.
Вот как? Я не ошибся, «Унесенные ветром» и правда ничуть ему не интересны и весь его энтузиазм держится на банальном желании угодить мне. Интересно, что он скажет, если завтра я дам ему учебник по гидрогазодинамике или медицинский справочник. Хотя со справочником — это не такая уж нелепая мысль. Возможно, в будущем эти знания могут нам пригодиться
Он почти бегом несется в гостиную, где стоят остальные книги, и запихивает ненавистный том на первое же свободное место. А потом грохочет вверх по лестнице, чтобы натянуть свою толстовку и джинсы, зияющие прорехами на коленках.
— Что надо купить? — минутой позже, в кабинете, он тянет руку, как он предполагает, за списком покупок. И вместо листка бумаги получает увесистый конверт. — Отнесешь на почту, проследишь, чтобы ушло заказным. Потом сразу домой, — в его ладони оказываются несколько банкнот.
— Я мигом, — и я в который раз думаю о том, как же он похож на щенка, которого отпустили на первую самостоятельную прогулку. Только умиления я при этом уже не чувствую.
Конверт оказывается у него подмышкой, и вот уже в воздухе яркой полосой мелькают его непослушные волосы. Что-то тревожит меня, какое-то смутное предчувствие о том, что все пойдет не так, но Шульдих уже хлопнул входной дверью и несется прочь по подъездной дорожке. Я не даю себе труда, чтобы остановить его. Будь что будет.
Я снова в своем рабочем кресле и снова увидел не то, на что рассчитывал. Прошлое, словно якорь, тянет меня в совершенно противоположную сторону. Или мне только так кажется? А что если мне надавить на Шульдиха, а он вынудит Фудзимию сделать тот ход, которого я так жду? Что если видение говорит именно об этом?
Конечно, вначале Шульдихом было не сложно управлять, другое дело — позже, когда он набрал силу, когда осознал, что может безнаказанно управлять людьми, словно фишками на игровом поле. Будучи все время рядом, я был первым, на ком он пробовал свои таланты, иногда не безуспешно. Я прекрасно сознавал, что ему нужен был ограничитель, пока он окончательно не вышел из-под контроля. И вот тогда, перестраховавшись, я и создал настолько сильную внутреннюю личную мотивацию, закольцевав его интерес на себя. Я не думал, что все обернется именно так, что я окажусь втянут в отношения, которые большинство людей никогда не признают естественными. Нет, ничего не происходило против моей воли. Вся эта чушь про единственную встречу глазами в толпе и последующее глубокое чистое чувство на всю жизнь — не более чем сказки для романтичных идиотов. Все было гораздо тривиальнее и проще. День за днем, в одной комнате учитель и ученик: самый старый и избитый сюжет в истории. Тысячи примеров, но только единицы из них закончились благополучно. Не время думать об этом сейчас.
Лучше заняться делом. Рука автоматически тянется к ручке. Нужно обрисовать ситуацию, чтобы понять, что конкретно я могу сделать. Схема анализа проста, как десять центов, и похожа на морскую звезду или розу ветров. Господи, розы. Шульдих тащит целую охапку. Где он их взял? Ограбил цветочный магазин, чтобы порадовать Фудзимию? Безвкусный, потрясающе вульгарный букет, просто охапка цветов. Осталось упасть на одно колено и протянуть их, лепеча предложение руки и сердца. Прелестная картина. А что, вазы в этом доме не водятся?
Интересно, Шульдих помнит свои такие же розы? Когда-то он умел это делать. Выращивать цветы, я имею в виду. Научился, потому что я заставил. Телепат должен был понять, что значит ответственность, не важно за кого. Я же не мог позволить завести хомячка или собаку, но совсем другое дело растения. Особенно те, что растут вне дома. Старые хозяева растили розы, их было несколько сортов, пожалуй, даже около десятка. Были и другие цветы, но ухаживать за ними было некому. Запущенный сад не украсил еще ни одно жилище. Пришлось приводить в порядок, чтобы дом выглядел хоть немного обжитым. Нанимать садовника или делать что-то самому, зачем? У меня был Шульдих. Один или два куста немедленно сдохли, видимо, не вынеся такой всеобъемлющей заботы телепата. Остальные выжили и потом цвели хорошо. Но я никогда не любил розы. Слишком примитивно, нет в них тонкости и изящества, свойственных, к примеру, хризантемам. Уверен, Фудзимия того же мнения, цветы на столе удостоились лишь мимолетного взгляда.
Я снова думаю о том, чем мне может быть полезен Фудзимия. Настораживают его постоянные отлучки. Либо он самый востребованный киллер по эту сторону океана, либо он что-то задумал и проворачивает у меня за спиной. Знает ли Шульдих, чем именно занят его так красноречиво молчащий любовник? Что Фудзимия думает делать дальше, когда телепат окончательно оправится и наберет полную силу и перестанет нуждаться в няньке? Насколько сильными они могут стать, если будут работать в паре? Что если за телепатом придут агенты института и попробуют забрать? Я бы мог дать на отсечение руку, те, кто планировал мое устранение, либо купили информацию, либо имели прямой доступ к определенным сведеньям, опять же через сеть Розенкройц. В свое время это стало одной из причин, почему я решил, что Эпитафия должна «умереть».
И если я не ошибся, то сумеют ли они вдвоем противостоять системе, о которой обладают только самыми общими представлениями? Да, при явной угрозе Шульдих может поделиться информацией, но я не без оснований могу смело предположить, что он никогда не задумывался о том, что же на самом деле представляет из себя наш Институт.
Допустим, что слежка за ними, точнее за Шульдихом, уже ведется. Кто эти люди? Откуда? В том, что они имеют к Розенкройц хотя бы косвенное отношение, я не сомневаюсь, их действия говорят сами за себя. Как минимум, они имеют представление о том, что такое «телепат». Они не нападают, хотя помешать им может только один человек, пусть даже хороший боец. Даже не скрываются, ждут телепатического криза, когда его можно будет беспрепятственно забрать? Но кризиса теперь не будет, не знаю, поняли ли они это, и что будут делать, когда поймут? Форсирует ли это знание события? Сколько срывов было у Шульдиха и сколько еще будет. Сейчас важно, чтобы он понял, что сдаваться еще рано, что он не останется без помощи, независимо от того, насколько далеко буду я. Даже если в меня он почти не верит, совсем как в тот раз…
Через час после того, как он ушел, я знал, что так будет. Что по пути с почты домой он соблазнится и зайдет в бар. Но, черт возьми, мог бы ограничиться пивом, а не хлебать неразбавленный виски! Сообразительный, думаю, что он не потратил ни цента, заставив бармена налить ему бесплатно. Лучше бы он тратил свой талант по делу, надеюсь, что это будет ему хорошим уроком.
— Ты — идиот, Шульдих? Разве тебе не говорили, что паранорм и выпивка — это несовместимо? Как ты мог забыть?
Он скрючился на заднем сиденье, обхватив голову руками. Одежда испачкана и находится в еще большем беспорядке чем обычно. Я не боюсь за обивку. Его уже вырвало, возможно, не однажды. У него обезвоживание, постоянные мышечные спазмы и сильная головная боль. В машине я нахожусь слишком близко, чтобы полностью закрыться.
Я с трудом отыскал его в подворотне, куда он забился, спасаясь от множества чужих голосов, пробившихся через рухнувшие под действием алкоголя щиты. Препарат пришлось запихивать ему в горло насильно, насухую, запивать было нечем. После первой в его жизни таблетки, блокирующей центры головного мозга, отвечающие за телепатию, он будет приходить в себя дольше, чем от последствий алкогольного опьянения. Еще один неприятный сюрприз. Видимо, стандартный блокиратор компонентно не слишком ему подходит. Состав придется дорабатывать. Это не срочно, но, безусловно, существенно. Это также означает то, что о происшествии придется доложить в Розенкройц, чего делать мне бы совершенно не хотелось. Но лучше так, чем полусумасшедший игрок в моей команде.
Мне хочется его ударить за то, что он не оправдал мое доверие, что ослушался, и, будь он более адекватен, возможно, я бы так и сделал, но, к сожалению, толку ни от побоев, ни от ругани сейчас не будет. Единственное, что говорю ему, это:
— Я не знаю, что мне с тобой делать…
Он с трудом воспринимает слова, как мысленно, так и на слух. Полностью сосредоточен на своих неприятных ощущениях. О том, какие выводы он вынесет из этого урока, мы поговорим позже.
Из машины я выволакиваю его за шиворот, он еле шевелит ногами. Пожалуй, в свете последних событий он вряд ли заслуживает того, чтобы я нес его наверх, диван в гостиной гораздо ближе. Единственное, что я вынужден сделать, так это сдернуть с него кроссовки. Он не заслужил и этого, но я не хочу, чтобы он пачкал обивку дивана. Шульдих засыпает практически сразу, стоит мне отступить на пару шагов.
Уходя, я с такой злостью ударяю по клавише выключателя, что она трескается. Еще одна причина разозлиться. Теперь еще и это придется чинить. В кабинете я закрываю за собой дверь, чтобы отделить себя от гостиной. Зажигаю свет и сажусь в кресло спиной к двери. Почему я никогда не замечал, что настольная лампа светит слишком ярко. Я хочу хотя бы на несколько часов забыть о его существовании.
Шульдих подвел меня, ослушался прямого приказа, как раз в тот момент, когда я был уверен в том, что он достаточно благоразумен. И он все портит именно в тот момент, когда я уведомил начальство в том, что мы являемся полноценной боевой единицей. Меня не беспокоит сам факт его паршивого самочувствия, он оклемается. Действие стандартной дозы блокиратора рассчитано ровно на сутки, но я хорошо знаю, что у таких препаратов всегда есть остаточные реакции. Даже если у него сильный молодой организм, он придет в себя раньше, все равно время будет упущено. Меня просто бесит, что я буду вынужден приложить дополнительные усилия, чтобы наше первое задание прошло гладко. Хорошо, если это будет банальным устранением, а если придется организовывать что-то масштабное? Надеюсь, что среди наблюдателей не будет эмпатов. Как мне сдержаться и не прибить его после того, что он натворил сегодня?
Тогда все обошлось. Я даже сумел избежать доклада в институт. Более того, Смит, тогда еще рядовой ученый, к которому я обратился, выполнил подбор компонентов блокиратора. Не за бесплатно, конечно. Но деньги — лучшая договорная основа, которую я знаю. Тем более что это сильно мне пригодилось впоследствии.
Кажется, я слишком долго дышу запахом этой квартиры, хватит воспоминаний на сегодня. Нужно сменить обстановку. Я подымаюсь с кресла и иду переодеваться в спальню, предоставив двоих на мониторе самим себе. В конце концов, мне тоже нужен отдых.
Костюм не слишком подходит для вечернего выхода, но вряд ли меня ждет великосветский прием в Рице. Скорее, ужин в одном из небольших ресторанов, которыми так славится Сохо. Даже без предварительного заказа наверняка подвернется что-то подходящее. Не зря же я выбрал именно этот район. Все, в чем я могу быть уверен, это то, что это вряд ли будет заведение с японской кухней.
* * *
На следующий день утром я первым делом отыскал на столе запись об адресе подозрительной автомастерской. Ведь если бы Фудзимия не уехал из дома, то мне бы пришлось придумывать способ, чтобы выманить его. Или ждать ночи, его обычного времени отлучек. Не знаю, выдержал ли телепат такую отсрочку? Вряд ли операция с таблетками прошла бы так же гладко при подобном раскладе. Но все вышло так, как вышло. Плюс у меня появилась зацепка — адрес мастерской. Возможно, обжегшись на молоке, я дую на воду, но лучше перестраховаться и все тщательно проверить — эта мастерская беспокоит меня.
Вроде бы, ничего особенного, но если предположить, что Фудзимии очень дорог его автомобиль, исходя из этого, стал бы он доверять его случайному мастеру? Не стоит сбрасывать со счетов и то, каким был маршрут его движения к мастерской. Я видел, когда следил по карте, как он ехал, уверен, что в это место он направлялся целенаправленно.
То есть, вряд ли это первая попавшаяся мастерская. Да и что может случиться с таким автомобилем? А если это его знакомый механик? Но голос человека был слишком отстранен, прямо-таки официален, впрочем, этих японцев не поймешь. Японцев? Они говорили по-японски? Черт, не помню, жалко, что не догадался записать разговор. Все-таки японский или английский? И давно ли японцы научились превосходно чинить порше?
Задумавшись, я даже совершенно забыл о том, что должна придти домработница. Интересно, если я спихну на нее еще и покупку продуктов для обеда, во что это обойдется моему желудку? Наверное, не дороже денег. Кроме того, она отличается завидной пунктуальностью, что только говорит в ее пользу. Хотя я предпочту на время нашествия миссис Савако лучше убраться из квартиры подальше. Тем более что Шульдих, приняв таблетку, устроился на диване в гостиной, явно собираясь отдохнуть. То, что он успокоился и больше не лезет в город, свидетельствует о его благоразумии. Но то, что он старается каждую минуту проводить с Фудзимией, говорит о том, что рано или поздно они снова окажутся под одним одеялом. Можно, конечно, сколько угодно говорить о том, что секс — это просто механическое раздражение гениталий, но я тоже не железный. Мне что, над ними свечку держать?
Город суетлив и величав, как обычно. Небо закрыто тучами, но и дождя вроде бы не ожидается. Здесь, в центре города, всегда можно не переживать о том, что ты можешь привлечь чье-то внимание. В толпе таких же, как я, типичных клерков из сотен тысяч офисов легко оставаться незаметным. Прогулка до относительно тихого сквера на Парк-стрит занимает минут тридцать быстрым шагом. И я с удивлением констатирую, что у меня сбилось дыхание. Необходимо снова начать регулярные тренировки. Возможно, они не будут лишними, к тому же помогут скоротать время, если придется ждать.
Мои мысли снова возвращаются к насущным проблемам. Чем занят Шульдих, я видел, а вот куда опять ехал его непоседливый друг? Взглянуть на пункт его назначения можно было только вернувшись домой, но там еще пару часов будет хозяйничать его пожилая соотечественница. Везет мне на японцев. И все-таки чем же таким он занят? Я улыбнулся. Вот когда начинаешь осознавать всю справедливость выражения «без телепата — как без рук». Хотя и раньше уговорить Шульдиха сообщить о Фудзимии хоть что-то было достаточно утомительным занятием. Но при всем при этом, Фудзимия никогда не воспринимался мной как соперник, что бы он сам об этом ни думал. Спросить, что ли, при случае? Или он все еще питает тщетные надежды? Пора бы уже привыкнуть к тому, что он всего лишь средство для достижения чужих целей. Надо сделать звонок.
Выудить из кармана телефон и набрать знакомый номер было делом одной минуты. Ответили почти сразу же.
— Нужно пробить адресок. Предположительно, там автомастерская. Записывай, — я продиктовал улицу и номер дома. — Максимально полная информация: владелец, контингент, кто держит «крышу», что там сейчас происходит, как давно работают и все такое.
— Что со сроками?
— Двое суток. Если они вообще закрыты, то один день.
— Оплата?
С моей точки зрения, диспетчер «Технотроник» задал глупый вопрос.
— Как всегда. Информацию на мой почтовый ящик.
— Вы стали самым частым нашим клиентом, мистер. — Джордан был сегодня в хорошем расположении духа, раз еще и пытался шутить.
— Вы меня устраиваете, — осадил я его. — Будьте внимательны. Там может оказаться все что угодно.
— Спасибо за предупреждение, — я чувствовал, что его улыбка стала еще шире. Зря он так, этот самоуверенный техасец, я же серьезно. Впрочем, он бы не протянул так долго, если бы не знал свою работу.
— Не переживай. В следующий раз я потребую десятипроцентную скидку как постоянный клиент, — парирую я. Единственное, чего не понимают американцы, так это шуток про деньги.
Джордан хмыкает в ответ, а мне не до смеха. Не слишком ли сильно я теперь полагаюсь на этих людей? Впрочем, достать меня через них невозможно. Все, что у них есть, это номер сотового телефона, все равно зарегистрированный на совершенно абстрактную фамилию, адрес электронной почты и номер счета на Багамах, откуда они получают плату за свой нелегкий труд. Мы никогда не виделись, я даже не знаю, как именно называется их контора и настоящее ли имя Джордан, может быть, на самом деле он итальянец, а акцент просто имитирует. Но пока они принимают мои звонки и берутся выполнять заказы, значит, все в порядке.
Неожиданно в голове всплывает вчерашняя навязчивая идея насчет дополнительных камер. Картой тут не отделаешься. Сам, я хочу посмотреть все сам. Я вскидываю руку и ловлю такси.
— Ривердейл. А там посмотрим.
Таксист кивает, выкручивая руль. До двухэтажного коттеджа, стоящего несколько в стороне от остальных домов, мы добираемся за полчаса. Тишина в этом районе такая, что кажешься себе глухим после центра города с его безумным ритмом, предупреждающими сигналами машин, рекламными щитами и прочим мусором.
Я приказал проехать мимо не останавливаясь: жалюзи опущены, совершенно не видно, происходит ли внутри дома хоть что-то. Жаль, что Шульдиха во дворе нет. Хотелось бы все-таки увидеть его вживую, а не только на экране. Хотя, с другой стороны, это неоправданный риск. Я становлюсь авантюристом, и это не прибавляет мне привлекательности.
Фактически, мест, где можно было бы разместить камеры, не так уж и много. Также мне совершенно не помогает то, что деревья, которые окружали дом, спилили. И сделали это явно недавно. Хотя было бы не в пример хуже, если бы их спилили уже после установки камер.
Возможно, что незаметнее всего разместить их на опорах электропроводов: вряд ли черная маленькая коробочка вызовет у кого-то тотальные подозрения, да и запитать камеры будет проще. Или, как вариант, на соседних домах. Но тогда мне будет видно явно не все, что хочется. Все-таки решать такие вопросы будет специалист из «Технотроник». Я разорюсь на этих ребятах.
— Разворачиваемся. В Сохо, пожалуйста. — Таксист не спорит. Я тоже молчу. Обратно мы опять проезжаем мимо дома Фудзимии, и серый додж в проезде, разделяющем коттеджи, кажется мне миниатюрным навозным жуком, этаким скарабеем, только без дурно пахнущего шарика между лапами. Откуда такие сравнения?
Письмо от «Технотроник» приходит к вечеру пятницы с результатами наблюдения за мастерской за двое суток.
Во-первых: на моем мониторе теперь четыре картинки. Две — в помещениях и две показывают пространство вокруг дома. Не полностью, но входы видны отменно. С задней дверью похуже, но при удачных обстоятельствах, если никто не будет ломиться через окна, я буду в курсе того, кто вышел и зашел в дом. Это не мало.
Как я и предполагал, за домом Фудзимии ведется наблюдение. Соглядатаи даже не особо скрываются. Не зря мое внимание привлек тот самый додж. Машина не принадлежит никому из соседей, или друзьям соседей, или их любовниками или еще черт-те знает кому. Значит, больше ей там делать нечего, кроме как пасти телепата. Враг из разряда гипотетических перешел в разряд реальных. Замечательно. Терпеть не могу воевать с призраками.
Во-вторых, в мастерской действительно хозяйничают японцы. Короткий текстовый файл содержит список моделей машин, которые обслуживались за два дня. Среди них нет ни одной, стоимость которой превышала бы тридцать тысяч долларов. Это и понятно, мастерская оснащена более чем скромно, старое оборудование, никаких высокотехнологичных операций или сложной электроники. Не часто в прагматичной Америке встретишь бизнес, который так явно не заинтересован в увеличении числа клиентов и в повышении прибылей. Лично мне все это говорит только об одном: источник финансирования предприятия никак не связан с его официальной деятельностью.
Это могут быть либо нынешние работодатели Фудзимии, либо те, к кому в случае неприятностей он может обратиться за помощью. И интуиция подсказывает, что второй вариант гораздо ближе к истине. Что заставляет непогрешимого Абиссинца сомневаться в собственных силах? Что именно он выяснил? Наконец-то заметил гипотетическую слежку, которую Шульдих тащил за собой аж из аэропорта Кеннеди? Ну, поздравляю. Или мою?
В архиве, доверху набитом фотографиями, отбираю те, на которых видны лица работников мастерской. Они пойдут для сверки с базой данных Розенкройц. Вряд ли я обнаружу что-то ценное, но нужно использовать любую возможность, любую зацепку, из которой можно будет выудить дополнительную информацию. Несмотря на то, что система оптимизирована для работы с большим объемом данных, на сверку шести фотографий с базой уходит почти полтора часа, приходится закрыть все остальные задачи, чтобы максимально разгрузить процессор, но итог стоит того. Опознан один из тех, кто попал в прицел фотоаппарата «Технотроник». Высокий японец в очках идентифицирован как член Крашерс — Слон. Еще одна команда охотников света, или как они там себя называют. Разрушители. Все, что есть о них в базе, — это фотографии, кодовые имена и некоторые навыки. Направленный взрыв, лишивший Институт Дворца Преисподней, наверняка их работа. Что они забыли в Нью-Йорке? Что взлетит на воздух в этот раз? Кто управляет Крашерс, новый Персия Мамору Такатори или кто-то еще? На мои вопросы слишком мало ответов.
Кто этот Слон? Что он может? Если парень так хорошо разбирается во взрывных устройствах, то почему бы ему не разбираться и в радиоэлектронике в целом? Холодок бежит по спине. Надо проверить систему слежения. На запуск и тестирование уходит около трех минут. Все устройства опрошены и функционируют нормально. Уф, я утираю вспотевший лоб, жучки в машине они не тронули. Картинка с камер в доме тоже по-прежнему транслируется с завидной постоянностью. Изменений в поведении жильцов, вызванных знаниями о наблюдении, я тоже не заметил, если не считать, что Шульдих стал более энергичным. А я-то считал, что его оживление вызвано тем, что он выздоравливает. А он просто дергается, уязвленный присутствием наблюдателей. Фудзимия по-прежнему исчезает ночами. Интересно, пытается ли вести его в эти моменты чужая наружка или они следят только за телепатом?
Во всем доме Фудзимии горит свет. Хотя жильцов не видно, я уже жалею, что внутри камер только две. А что, если под видом газовика завтра этот Слон придет к Фудзимии и найдет остальное оборудование? Паршиво именно то, что время уходит, а я так и не решил, что мне делать.
Ясно только одно — сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего не лучший выход. Конечно, есть и варианты.
Можно убить тех, кто следит за Шульдихом. Фудзимия легко справится с этим в одиночку. А дальше?
Можно спровоцировать на драку и заставить доложиться о нападении. Расшевелить муравейник кочергой, но кто даст гарантию, что вместо двух соглядатаев через неделю на пороге Фудзимии не появится взвод спецназа? Никто, а я тем более.
Можно следить за ними так, что они даже не догадаются о слежке. Это проще всего, но чревато потерей неизвестного количества времени. Есть ли оно у меня? Да сколько угодно. А вот есть ли терпение ждать?
Пока я разбирался сам с собой, поступило новое сообщение. Оповещение маленьким белым конвертом висит в командной строке. Я открываю клиентскую программу и тупо разглядываю пустые поля формы, адрес оппонента мне ни о чем не говорит. Люблю почту без подписи. В ней может быть все что угодно, от предложений заработать сто тысяч за два часа, до вирусов, вырубающих систему машины одним кликом мышки. Но в этом письме вирусов внутри нет, впрочем, и деловых предложений тоже. Слишком мал объем сообщения. Максимум несколько слов. А вдруг это важно, так что пренебрегать не стоит. Открываю. Неизвестный адресат просто образец лаконичности, ограничился всего двумя словами: «Я знаю». Отлично, мне только этой головной боли не хватало. Да кто он такой, черт его возьми?!
Автор: Umbridge, Frizzz
Бета: 1-6 главы — Sever; 7 и 8 — Рысь, с 9 по 11-ую —сами себе беты
Фэндом: WK
Размер: макси, 93 806 слов
Пейринг: Ран/Шульдих, Кроуфорд/Шульдих,
Рейтинг: R
Жанр: Action/angst/romance
Дисклеймер: Всё принадлежит Коясу, материальной выгоды не извлекаю.
Краткое содержание: Звонок Шульдиха спустя три года после их последней встречи встревожил Рана, а просьба встретить утром в аэропорту только усилила беспокойство...
Предупреждение: возможно, АУ по отношению к Side B, частичный POV Кроуфорда
Состояние: Закончен
Глава 5. Часть первая. Под кожейГлава 5. Часть первая. Под кожей
I'd sacrifice anything come what might
For the sake of having you near
In spite of a warning voice
That comes in the night
And repeats, repeats in my ear:
Don't you know, little fool,
You never can win?
Use your mentality, wake up to reality.
But each time that I do just the thought of you
Makes me stop before I begin
'Cause I've got you
Under my skin.
Я принесу в жертву все, будь что будет,
Ради того, чтобы ты была рядом,
Несмотря на предостерегающий голос, который
я слышу по ночам,
Он без конца нашёптывает мне на ухо:
Неужели ты не знаешь, дурачок,
тебе ни за что не выиграть в этой игре?
Подумай головой, вернись в действительность,
Но когда я пытаюсь это сделать,
одна лишь мысль о тебе,
Кладёт конец попыткам,
Потому что ты стала частью
меня.
(Frank Sinatra «Under my skin»)
С понедельника продолжалась немая схватка. Шульдих не верил Рану и пытался выведать у него несуществующие подробности. Ран злился. Он даже не мог уйти: голос Шульдиха преследовал его всюду, куда бы Ран ни прятался.
Во вторник вечером, когда Шульдих, основательно устроившись в кресле, снова сверлил его взглядом и мысленно задавал все те же бессмысленные вопросы, Ран не выдержал.
«Иди ты к черту!» — отшвырнув пульт, подумал он. Пульт упал на пол, а разозленный и расстроенный Шульдих вскочил из кресла.
— Пей сам свой чай, — процедил он и вышел, хлопнув дверью мини-прачечной.
Во дворе пахло прелой листвой, хвоей, сыростью и розами. Солнце бледно-желтой тенью скользило за облаками, затянувшими небо молочно-белой пеленой, во влажном, прозрачном воздухе, высились, словно выведенные акварелью, редкие сосны, усыпая дорогу иголками, а дальше, блестящие, как на глянцевой фотографии, зеленели кусты живой изгороди. Пронзительным, чистым соло разносились над домом трели малиновки.
Застегнув кофту, Шульдих уселся на качели, начал раскачиваться и затянул старую неприличную песню про фройляйн и поросят. Пытаясь успокоиться, он пел и одновременно высматривал среди деревьев старый додж. «Чего хотят наблюдатели? — в который раз подумал телепат, — чего они ждут? И предвидел ли Оракул все это — свою смерть, слежку, Рана? — Шульдих остановился и замолчал. — Наверное, Кроуфорд знал, — решил он, — знал и не сказал мне ничего». Эта неожиданная мысль тяжелым камнем легла на сердце. На душе стало пусто и серо. Телепат не хотел знать, какие причины заставили Оракула скрыть от него весь этот кошмар, какими доводами Кроуфорд руководствовался и думал ли в ту минуту о нем, о Шульдихе. Обида, тяжелая, тоскливая и невысказанная, снова пробудилась глубоко внутри, а только прощать было некого.
Трава пожухла, и кое-где проступала влажная, жирная земля. Телепат слез с качелей, огляделся и застыл. Он вдруг почувствовал себя абсолютно беспомощным, единственное, чего ему хотелось, — сесть на вытоптанный грязный газон и сидеть, пока за ним не придут и не заберут куда угодно. Но тут же в голове заговорил настырный упрямый голосок: Шульдих, разве ты не крутой? Разве ты не сверхчеловек, разве не ты пережил так много. Разве можешь ты теперь сдаться?
Телепат глубоко вздохнул и посмотрел в ту сторону, где за голыми вязами стоял додж наблюдателей. «Не дождетесь», — подумал Шульдих.
Пытаясь одолеть томительный страх, он подошел к каменному забору, отделявшему их двор от двора соседей, потом, вцепился в поросшие мхом камни, подпрыгнув, подтянулся и через мгновение оказался в небольшом английском садике.
Здесь, среди устроенных с нарочитой небрежностью кустарников и клумб, запах роз стал еще крепче и гуще. Озираясь, Шульдих побрел по усыпанной гравием дорожке к розовым кустам. Этот сорт, крупную, бархатную «американу», он хорошо изучил еще в Берне. Розы цвели ярко-алыми цветами с июня до поздней осени, телепат ухаживал за такими на базе по приказу Кроуфорда. Оракул тогда объяснил ему, что ухоженный сад — признак благонадежности хозяина дома, и телепат, конечно, поверил, послушно удобрял их и окапывал, и даже втайне гордился собой, когда они зацветали. И вот, спустя столько лет, он наткнулся на «американу» на другом континенте, в чужом дворе. Шульдих улыбнулся и сорвал один цветок, уколов пальцы. Поудобнее взяв стебель, сорвал второй, потом третий и скоро сжимал целую охапку красных роз.
«Абиссинец должен оценить», — весело подумал он. Тут хлопнула дверь, раздалось шуршание шагов по гравию. Шульдих прислушался. Шаркающие шаги приближались, и из-за невысокой ели, наконец, выскочил сосед. Видно было, что он торопился, прибежал в тапочках, в пальто и с дробовиком, который Шульдих опознал как Ремингтон.
— Руки вверх! — крикнул сосед, наставляя на Шульдиха ружье. Тот коротко рассмеялся — старик напомнил ему Рейджи Такатори лохматыми бакенбардами и большими затемненными очками. Правда покойный «босс» оружие имел посерьезней.
— Не могу, заняты, — отсмеявшись, ответил телепат и пристально посмотрел соседу в глаза. В голове того роилось множество неинтересных мыслишек, и Шульдих, не долго думая, внушил ему, что председатель общества любителей английских садов, членом которого состоял старик, заглянул проинспектировать его дворик. Сосед опустил ружье, в замешательстве поглядел на телепата. Дряблые щеки мелко дрожали, глаза бегали — старик минуту колебался, раздумывал, и Шульдих приказал ему отправляться домой. Сосед робко улыбнулся и, наконец, заторопился прочь.
Проводив его взглядом, телепат с досадой выругался. «Вот ведь мелочный народ эти обыватели, — перебираясь через забор, думал он. — Неужели ему жалко цветов? Но нет, он сидит, наблюдает в окно, охраняет собственность. А на черта ему сдалась эта собственность, если он все равно скоро помрет?»
Шульдих плюнул, собрал рассыпавшиеся по земле розы и направился к качелям. Шалость немного взбодрила его, настроение поднялось, и теперь телепату хотелось бороться до последнего, доказать всем, что он еще многое может. Он уткнулся носом в ароматные лепестки и тихо рассмеялся. Вот сосед удивится, когда узнает, что никакие председатели к нему не заходили. Забавно, что старик вообще купился на такую глупость.
И тут внезапное открытие заставило Шульдих остановиться. Что-то было не так. Он еще раз вспомнил разговор с соседом, вспомнил, как посмотрел на него, как передал ему установку, легко, четко поймал его мысли и перепрограммировал их.
«Но ведь я выпил таблетку меньше часа назад»,— боясь поверить, подумал телепат. «А если таблетки больше не удерживают щиты?» — испугался он, но тут же успокоился. Если бы щиты не держались, то легкое внушение сразу пробило бы брешь, и сейчас телепат услышал бы весь Риверкрест.
«Так значит, — сделав несколько шагов, спросил он себя, — мне стало лучше?» Ветер забирался под кофту, но телепат не чувствовал холода. Погруженный в свои мысли, он медленно брел к дому, обнимая букет. Радоваться было страшно, кто знает, чем может обернуться видимое улучшение, но все-таки хотелось верить в лучшее, и Шульдих тут же вспомнил, как со злости внушил парню в парке ударить девчонку. Тогда ему стало плохо, но все-таки он не потерял сознание. Шульдих решил попробовать попозже еще раз, проверить себя.
В кухне было прохладно и сумрачно. Не найдя подходящей вазы, Шульдих поставил розы в чашу для пунша и, неслышно ступая по ковру, отнес их в гостиную.
Ран как раз собирался искать Шульдиха, когда тот возник на пороге с розами в руках и поставил чашу на журнальный столик.
— Откуда? — пристально глядя в глаза телепата, спросил Ран. Похожие розы росли на соседнем дворе. Проезжая мимо ворот, он не раз выхватывал красные пятна опытным взглядом бывшего цветочника.
— Н-ну, — Шульдих усмехнулся. — От соседа. Пришлось полюбоваться на его Ремингтон.
— Придурок, — мрачно ответил Ран и отвернулся. Шульдих как всегда вел себя по-идиотски, рисковал жизнью без необходимости. Хотя с другой стороны, признал Фудзимия, раз телепат проделал такое, значит ему лучше.
— Злишься? — Шульдих выпрямился. Не глядя на него, Ран мог сказать с уверенностью, что телепат ухмыляется.
— Да и черт с тобой, — вдруг выдал тот и удалился в спальню. Ран даже не посмотрел ему вслед. Шульдих достал его своими вопросами и замечаниями.
Шульдих весь вечер просидел в спальне, и Ран решил, что телепат уже лег. Без него Ран острее чувствовал пустоту и одиночество, но зато тот не спрашивал ни о чем, и можно было спокойно подумать.
Занятый такими мыслями, Ран лежал на диване в гостиной, когда на пороге возник полуголый, растрепанный Шульдих.
— Абиссинец, — позвал он и, не дождавшись ответа, подошел. — Абиссинец,
подвинься.
— Чего тебе? — хмуро отозвался Ран. В тускло-желтом свете бра он разглядел россыпь веснушек на плечах и груди телепата, заметил родинки чуть выше лобка, которые когда-то часто задевал ладонями.
— Пришел пожелать тебе спокойной ночи, — быстро сказал Шульдих, взобрался на его бедра, улегся сверху, прижимаясь всем телом. От рыжих волос пахло сладким одеколоном, горячее дыхание обжигало губы, лицо было так близко, что ресницы касались ресниц.
Рана обдало жаром от близости мягких губ, жестких бедер телепата. Сжав в кулак спутанные влажные волосы, он глубоко и крепко поцеловал Шульдиха, а тот прижался еще теснее, шаря ладонями, лаская и царапая в ответ.
Но вдруг Шульдих вырвался и отстранился. Тяжело дыша, Ран наблюдал за тем, как тот садится, поправляя пижамные штаны, потом резко встает.
— Не смотри на меня так, — процедил телепат, разворачиваясь. — Я пойду спать.
Ран поднял брови и натянул одеяло. Злость вернулась, но вместе с ней и тревога.
— Что это значило? — спросил он резко. Телепат сделал несколько шагов по комнате, остановился, не глядя ему в глаза. Казалось, он хочет спрятаться от света лампы, но не может найти достаточно места в тени.
— Значило? А это должно что-то значить? — он пронзительно рассмеялся.— Ладно, мне надо идти… Спокойной ночи.
Постоял еще несколько секунд, качаясь с пятки на носок, потом развернулся и вышел. Ран так и не ответил ему, а, погасив свет, еще долго смотрел в темноту и думал: что происходит с телепатом?
Утром Шульдих не хотел показывать Абиссинцу, что испуган и зол. Появившись в кухне, он присел на табурет, зевнул и усмехнулся. На плите что-то скворчало, пахло омлетом и жареным мясом, в окно, прорываясь между полосками жалюзи, светило солнце, заливая комнату легким золотым сиянием, в котором дым из чайника казался густым, словно облака, и каждая пылинка светилась и блестела.
— Абиссинец, если ты меня не ненавидишь, сделай для меня одну вещь, — заговорил Шульдих.
Абиссинец обернулся — лицо казалось непроницаемым. Невозможно было бы догадаться, что в его голове бродят тревожные мысли. Он собирался говорить о прошедшем вечере, но эти воспоминания отчего-то раздражали телепата, ныли где-то глубоко, как воспаленный зубной нерв. Поэтому, не дав Фудзимии открыть рот, Шульдих продолжил:
— Съезди в магазин.
— Зачем? — Абиссинец сложил руки на груди, пристально глядя на него, и телепат вдохнул.
— Купишь мне кое-что… Очень надо.
Фудзимия молча выслушал список и сразу после завтрака уехал в магазин. Пока его не было, Шульдих бродил по дому, не зная, чем себя занять. Он то и дело посматривал вокруг, надеясь найти камеры. Но стены были гладкими, шкафы в меру пыльными, и нигде не замечалось следов постороннего присутствия. Телепат даже начал сомневаться — а есть ли наблюдение вообще.
Когда Абиссинец вернулся, Шульдих лежал в гостиной, прикрыв глаза, и думал о камерах: где они могут быть и как их найти.
Абиссинец прошел в комнату и бросил покупки Шульдиху в ноги.
— О, ты уже вернулся? — потирая глаза, отозвался тот, поерзал, устраиваясь удобнее. Пружины отчаянно заскрипели.
— Глупый вопрос, — ответил Ран хмуро. Вытащив из свертка плед, он протянул покупку телепату.
— Нашел! — Шульдих натянуто заулыбался. С ним точно что-то было не так. Ран снова собрался спросить о причине странной нервозности, но тот опередил его.
— А плед какой мягкий… — протянул телепат, крепко схватил Рана за руку и дернул вниз. Плед и правда оказался мягким, гладким и теплым, но потом, когда Ран сел, Шульдих крепче сжал его ладонь и провел поверх пледа по своему бедру к паху. — Ну? Мягкий?
Ран выдернул руку.
— Что ты делаешь? — холодно спросил он.
— Ничего… Просто погладил…
— Шульдих,— Ран помолчал секунду и медленно продолжил. — Ты знаешь, что я имею в виду.
— Нет, не знаю… — широко ухмыляясь, соврал Шульдих. Взгляд его глубоких ярких глаз ничего не объяснял и не выражал, кроме насмешки. Казалось бессмысленным искать в них ответ или заверение. Не задавая больше вопросов, Ран встал и подошел к окну. Смеркалось, красно-оранжевые блики падали на стену гаража, путались в сосновой хвое, повсюду наступало умиротворение, спускалась тишина. Еще раз взглянув на шар солнца, красный за тонкой пеленой облаков, Ран задвинул занавески, и в комнате снова воцарился тусклый полумрак.
— Я все равно пойму, что с тобой не так, — помолчав, сказал Ран.
— А если все так? — Шульдих смотрел на него снизу вверх. — Может — ты телепат?
— Мне это не нужно, — отрезал Ран.
На следующий день после обеда Фудзимия собрался на «миссию» — так по старинке телепат называл его работу. Шульдих смотрел из окна, как отъезжает порше и плавно исчезает, скользя серебристым пятном в прозрачных осенних сумерках. Проводив машину взглядом, телепат задернул занавески и повернулся. Ему вдруг стало неуютно и тревожно, как будто из каждой тени за ним наблюдали чужие неподвижные глаза. Шульдих широко ухмыльнулся в пространство и вышел, хлопнув дверью.
По телевизору шел сериал, но Шульдиха сейчас не интересовали перипетии сюжета. Ощущение, что за ним подсматривают, не покидало его. Несколько минут он разглядывал цветы на столе, мысленно очерчивая лепестки, как будто хотел их нарисовать. Телепату всегда казалось, что рисовать очень просто, но когда он собирался изобразить на бумаге предмет или человека, получалось плохо. А вот Наги, кажется, был большим талантом по части рисования. И почему телепат вдруг подумал о нем? Они так давно не виделись. Когда-то ему нравился Наги. Шульдих жалел его на свой лад и даже уважал за сильный характер и странную форму доброты. Телепат вздохнул и выключил телевизор. Воспоминания о Наги расстраивали его, задевали болезненные точки, будили сладко-горькие воспоминания о Кроуфорде. А Шульдих не хотел опять думать о нем. Собственные мысли скользили с одного предмета на другой, чужие голоса молчали.
Как старый замученный автомобиль, тащился к вечеру тягостно длинный день. Небо заволокло, дождь не начинался, но в воздухе пахло серой. Шульдих не знал, куда скрыться от наблюдения, он словно трепыхался в силках, пытаясь выбраться, и не мог. Когда-то он уже пережил подобное: сначала колония, потом Академия, там следили за каждым его шагом, готовые в любой момент схватить и обезвредить. И вот спустя столько лет он снова попал в ловушку.
Вечером вернулся Абиссинец — Шульдих услышал его порше с заднего двора. Когда спустя некоторое время телепат мысленно прочесал комнаты, то обнаружил Абиссинца в ванной.
Шульдих сам не мог определить, что за смутное стремление двигало им, но через некоторое время уже стоял на пороге.
Не замечая его, Фудзимия читал очередную глупую книжку, которых у него было много. Шульдих неслышно скользнул в предбанник и осторожно приблизился. Отсюда он мог рассмотреть острые плечи Абиссинца, худые, аккуратные пальцы, круглые колени и сильные бедра. Телепат хорошо помнил его крепкое, идеально сложенное тело, стремительные движения, тяжесть и жар.
Тут Фудзимия положил книгу на низенькую скамеечку и опустил руку в воду. Шульдих замер, сдерживая вздох. Но вместо того, чтобы поласкать себя, Абиссинец выпрямился и повернулся.
— Что надо? — сухо спросил он.
Шульдих секунду смотрел ему в глаза, потом напряженно рассмеялся.
— Ничего… От тебя.
Абиссинец поджал губы. Его мысли были как обычно прямолинейны и оттого слишком жестоки, он думал, что Шульдих снова не знает, чего хочет, и сам не решит — подразнить ему бывшего любовника или правда позволить ему и себе зайти дальше.
— Будешь рубить правду-матку? — усмехнулся телепат. Ран равнодушно отвернулся.
— Ты — болтун, — ответил он, вставая.
— Ну да, конечно, я такой, — зло сощурился телепат. — Трепло и тупица.
— Этого я не думал.
— Не думал, — Шульдих не мог не смотреть на черные завитки волос в паху, на темный полутвердый пенис Абиссинца, по позвоночнику прошел озноб, пальцы закололо словно иголками, сердце тяжелело с каждым ударом, но телепат не двигался, и Фудзимия молча вышел, не сказав больше ни слова.
Ночью, в спальне, Шульдих слушал мысли соседей, которые некстати занялись супружеским сексом, словно назло ему. Закрыться от стонов соседки не помогала даже таблетка, они звучали в мыслях телепата, отзывались эхом в его теле.
Он не сдержался, прикусив губу, провел рукой по животу под пояс пижамных штанов, коснулся пальцами волос на лобке, пару раз провел по члену. Жар хлынул к щекам, желание стало болезненным, острым, но мысль о наблюдении не давала ему отвлечься. Разве он был один? Нет. На него сейчас смотрел кто-то еще, кого он не знал, но кто знал его. Шульдих нехотя убрал руку. «Ну и ладно… Может, оргазм мне вреден», — подумал он и закрыл глаза. Вопреки ожиданиям, Шульдих заснул быстро. Ему снились смутные, горячечные сны: чьи-то руки, рот, поцелуи, откровенные долгожданные ласки, во сне он испытал то острое, безумное, что ускользало от него днем.
Проснулся Шульдих весь в поту, покрутился на простыни и обнаружил под собой мокрое пятно. Покраснев, он нервно усмехнулся — уже мокрые сны видит, как в детстве. Помнится, в Розенкройц такое случалось с ним частенько, потому что там негде было уединится ни с кем-то, ни одному. Если бы не Сильвия, взявшая его в любовники, он бы, наверное, свихнулся от распиравших его гормонов. Но сейчас ничто не мешало заниматься сексом, а Шульдих не мог, и все тут.
«И когда же у меня было последний раз?» — изучая потолок, рассуждал он. Сразу вспомнился номер в отеле «Токио Инн»: ужасно короткая кровать, вечно зашторенные окна, прямо как у Фудзимии дома. Вот в этом полумраке они с Оракулом и занимались сексом последний раз: Шульдих был сверху, стонал и задыхался, а Кроуфорд железной хваткой держал его бедра и смотрел так пристально, что телепат даже немного остыл и разозлился. Сейчас Шульдих вдруг вспомнил этот взгляд, и ленивая ухмылка увяла на губах — ведь Кроуфорд прощался с ним. Почему Шульдих не понял тогда? Тоска, отчаянная, горькая, хлынула в сердце. Захотелось разорвать грудь и вытащить его оттуда, лишь бы оно замолчало. Шульдих с силой зажмурился и сел — нельзя показывать слабость, нельзя, ведь за ним наблюдают.
«Мы идем в кино!» — воскликнул голос в его голове.
«Идем», — подтвердил Ран. Эта идея пришла ему на ум вдруг, во время утренних новостей. Шульдих спустился в гостиную, не поздоровался, не улыбнулся, походил туда сюда, ничего не взял, сел в кресло. Зло прокомментировав доклад секретаря ООН, он повернулся к Рану и с каким-то неистовством начал снова атаковать его вопросами: кто следит, почему, что делать. За прошедшие дни Ран слышал от телепата это множество раз и начал злиться. Он прибавил звук, чтобы заглушить голос в голове, и с раздражением посмотрел на Шульдиха. Тот ухмылялся криво, в его позе и голосе сквозило напряжение, взгляд метался с предмета на предмет, как в аэропорту, когда Ран приехал встречать его. Вот тут-то Ран и подумал про кино. И попал в цель.
— О да! Абиссинец, ты гений! — после секундного молчания воскликнул Шульдих. Ран пожал плечами:
— Тебе надо расслабиться.
— Абиссинец, я никогда не был в кино. Веришь? Правда! Никогда, ни разочка! — тусклые злые глаза Шульдиха вспыхнули весело, он встал из кресла и упер руки в бока. — Ведь мы купим попкорн, а? Его же все в кино едят, так?
Ран кивнул и улыбнулся — кто бы мог подумать, что телепат так оживится. Он покачался с пятки на носок, потом стремительно сел рядом с Фудзимией.
— А что смотреть будем?
— Не знаю. А ты что хочешь?— спросил Ран.
— Боевик… Комедию… Мелодраму…
Ран задумался. Дневной сеанс показался ему самым безопасным. Фильмы в такое время показывают легкие, простые, для детей, пенсионеров и молодежи: познавательные ленты Би Би Си, Дискавери ченэл, мультики, старые мелодрамы. Народу в кинотеатре бывает немного.
— Ладно, Абиссинец, не отвечай. Пойду переоденусь… — сияя улыбкой, проговорил телепат.
Шульдих нарядился в новый пуловер, брюки, вместо старых кроссовок надел купленные Раном ботинки, причесался, благоухал чем-то фруктово-сладким, и Ран как-то по-новому залюбовался им, когда тот спустился в гостиную.
— Спасибо за комплимент, — открывая входную дверь, хмыкнул телепат. — В таком наряде хоть сейчас в офис.
Как только Шульдих вышел во двор, ветер рванул ему в лицо, взметнул волосы, но телепат лишь засмеялся и пошел к гаражу с таким видом, словно он был капитаном и вышел в шторм на палубу собственного корабля. У него была странная манера двигаться: в его поступи не было ничего резкого, он шел плавно, как Джон Вейн: эдакая большая лисица, в каждом шаге сквозило напряжение, готовность к броску.
В порше Шульдих развалился на сидении, упираясь коленками в щиток, и по-хозяйски включил радио. Когда они проезжали через Ван Кортланд Парк, пошел дождь, стало совсем темно, а у Тибетского озера распогодилось: выглянуло солнце, осветило белые стены мелькавших на склонах домов. Шульдих не спал, смотрел в окно: на проносящиеся мимо машины, утопавший в солнечном свете лес, — и жевал жвачку, от которой в салоне пахло дыней. Ран не разделял любви телепата к дынной жвачке, но зато Шульдих слушал уже десять минут концерт Прокофьева.
Скоро на съезде с эстакады появился сначала торговый центр, а дальше, слева, и «Синема де люкс». Ран заметил, что тут много открытых площадей и больших магазинов. Перед кинотеатром был широкий заезд, газон, стоянка — по привычке Фудзимия искал легкие пути для отступления в случае опасности.
Шульдих выбрался из машины с видимым облегчением.
— Черт, эта музыка свела меня с ума, честно, — пожаловался он, когда Ран нажал на брелок.
— Это классика. Тебе полезно, — ответил Фудзимия серьезно. Телепат дернул плечами и вместе с Раном пошел к зданию кинотеатра. Солнце ощутимо припекало, но ветер дул холодный, резкий, того и гляди собьет с ног, даже в ушах свистел. Ран взглянул на телепата и подумал: хорошо, что тот надел пуловер. В майке и куртке наверняка замерз бы. Шульдих усмехнулся.
— Абиссинец, усынови меня.
— Мне не позволяют принципы, — едва заметно улыбаясь, отозвался Ран.
Счастливый Шульдих решил выполнить программу максимум — он набрал себе попкорна, хот-догов, содовой, каких-то шоколадок, словом, он собирался хорошо провести время. Ран взял себе стакан воды и сосиску. Он тоже решил немного расслабиться.
Они уселись на свои места в огромном прохладном зале. Телепат сразу устроил ноги на спинке сидения впереди и принялся за попкорн еще до рекламы.
— Абиссинец, а кино как называется? — спросил он уже в третий раз.
— «Отныне и вовеки веков», — ответил Ран спокойно.
— А про что?
— Не знаю.
— А вдруг мне не понравится?
Ран пожал плечами. Тут окончательно погас свет, понеслись картины на экране, реклама, мультики, потом заставка и сам фильм. В зале было холодно, Ран протянул руку — пальцы у Шульдиха оказались ледяные.
«Замерз?» — спросил он мысленно.
«Да», — ответил телепат. Он напряженно следил за разворачивающимся на экране действием. Ран сжал его руки в своих, чтобы немного согреть.
Шульдих не сопротивлялся. Фильм, музыка, темный зал и теплые ладони Рана внезапно всколыхнули в нем что-то забытое, из их токийского прошлого, и внезапно в груди стало так тепло и так печально, телепат на мгновенье испугался, что Абиссинец уберет руки.
На обратном пути Шульдих был взволнован и задумчив. Смотрел на Абиссинца долгим взглядом, потом быстро отворачивался. На душе было тревожно, сладко, и словно мир в этот вечер постепенно рождался для него заново — Шульдих по-настоящему вдохнул напоенный ароматом хвои воздух, по-настоящему увидел розовый закат на бледно-голубом небе над домом. Он никогда не был эстетом, но тут вдруг так защемило в груди, стало так грустно, и небо, опускавшееся в сумерках все ниже, словно отвечало его чувству.
* * *
Вторник не принес мне ожидаемых сюрпризов. За исключением того, что телепату явно лучше. Уверен, кризис миновал, его физическому здоровью ничего не угрожает. С другой стороны, он вполне может создать мне проблемы совершенно другого характера.
Шульдих меряет шагами гостиную. Его движения порывисты, взгляд перескакивает с одной вещи на другую, нигде не задерживаясь надолго, словно подхвативший лихорадку мартовский заяц. На секунду я замираю, смакуя мысль о том, что было бы здорово снова дернуть за мысленную связь и спросить прямо в лоб: какие-то проблемы, Шульдих? Интересно, какой ответ я бы получил? Он бы удивился? Обрадовался? Или разозлился? Не могу выбрать, мне нравится каждый из них. И что было бы дальше? Как бы я ответил ему в свою очередь? Я не знаю. Остается только вздыхать.
Я возвращаюсь к действительности, мысленно пожурив себя за неконструктивное решение. Понятно, что все это только мечты, но телепат действительно слишком нервозен, чтобы принять его улыбку за чистую монету. Если не считать, что и раньше перепады настроения у Шульдиха были так же естественны, как снег в январе.
Так что же на самом деле тревожит телепата? Он в безопасности, рядом тот, кого он если не уважает, то хотя бы доверяет ему. Так какого черта Шульдиху не живется спокойно? Я приставил к нему отличную няньку, которая, к слову, явно не оправдывает моих ожиданий. Не то чтобы я хотел, чтобы телепат забился в угол и предоставил действовать старшему, в данном случае — Фудзимии, хотя обычно он так и делал, но и лезть на рожон самому — не разумно. Он должен это понимать. Или появились обстоятельства, о которых я пока не знаю?
Снова смотрю на экран — теперь они сидят на диване в гостиной и молчат. Их молчание слишком красноречиво, уверен, мысленно между ними идет непростой диалог. Шульдих на что-то злится, так сильно, что не решается говорить об этом вслух. Они сверлят друг друга взглядами уже более десяти минут. Я бы дорого дал, чтобы узнать, о чем идет речь. Сомневаюсь, что они обсуждают политику неприсоединившихся стран или десятипроцентную накрутку на овощи в ближайшем супермаркете. Или Вайсс. Или меня. Хотя последнее — вряд ли. Усмехаюсь, наверное, я становлюсь слишком мнительным, скоро начну разговаривать сам с собой.
Наконец, они расходятся. Не могу понять, они договорились или Шульдиху просто надоело сидеть на одном месте. Вот пример того, что техника, любая техника, всегда уступит человеческому фактору. Никаким прибором нельзя прочитать человеческие мысли, и я жалею об этом как никогда. Фактов настолько мало, что мне практически не с чем проводить анализ. Те сведения, которые я получаю с камер, все еще носят общий характер, тогда как необходимые подробности, что называется, остаются «за кадром». Меня осеняет шальная мысль. Если Шульдих почувствовал себя настолько хорошо, что начал выходить из дома, тогда мне просто необходимо расширение «угла обзора». Нужны камеры, которые позволят мне хотя бы минимально контролировать пространство вокруг дома. Чтобы я мог убедиться, что ему ничего не угрожает за его пределами. Ловлю себя на том, что совершенно не обратил внимания, принял ли телепат сегодня таблетку. Наверное, уже да, надо бы уточнить, но я вполне могу сделать это чуть позже, например, когда он будет спать.
Отвернувшись от монитора, смотрю в окно. С моего места виден только кусок дымчато-серого облака, такого же мрачного, как и мое настроение. Хоть и не хочется, но сейчас самое время поразмышлять о том, что же мне делать дальше.
Я никогда особо не ценил человеческую жизнь. Какую ценность может представлять заурядный кусок человеческой плоти, не обладающий особыми психосоматическими характеристиками, будь он хоть человек, хоть паранорм? Необходимыми и достаточными для меня в конкретный промежуток времени. Любой из них — не более чем марионетка, которою можно купить, запугать или убедить выполнить то, что от нее требуется.
К примеру, взять Фудзимию. Помешавшийся на опеке сестры брат, безжалостный убийца, терпеливый влюбленный. У этого парня крепкая психика и очень гибкая мораль, если он до сих пор жив и может спокойно спать по ночам. А спит он спокойно, под этим я могу подписаться. Интересно, приходила ли хоть раз в его упрямую голову мысль, что защиту Шульдиха он должен расценивать как миссию? Уверен, что нет. Но именно этим он и занят сейчас, с моей точки зрения. Конечно, было бы неплохо, чтобы он знал и план действий, еще лучше, чтобы неукоснительно следовал ему, этим он бы избавил меня от множества хлопот. Но где это видано, чтобы Фудзимия хоть раз поступил так, как ему сказано? Наверняка, хотя бы из упрямства, он бы все равно сделал все по-своему.
Голову посещает запоздалая светлая мысль — если я такой умный, то почему не убил его раньше? Еще до Маяка. Мне бы не стоило труда убрать со своего пути всех Белых охотников, предварительно обвинив их в смерти Такатори. Это было бы так легко: разрешить Фарфарелло напиться их крови. Наверняка, представился бы и другой случай занять место Эсцет. Стать во главе организации, моей группе не было бы равных, потому что Наги был бы со мной, под моим патронажем.
Я несколько раз видел подобный расклад. Со временем, с такой силой можно было бы поставить на колени весь мир. Вот только на черта этот мир мне сдался? Деньги — как цель? Банально, деньги в большинстве случаев — это безотказное средство, но не стоит возводить их в абсолют. Полная власть тоже хороша только тогда, когда есть причина ее добиваться. Я же не собирался ни уничтожать, ни облагодетельствовать человечество. Да пропади оно разом, я бы, пожалуй, нисколько не был бы опечален этим фактом. Я просто хотел, чтобы мне перестали приказывать. Но даже стань я Старейшиной, слишком многим тогда пришлось бы приказывать мне, по сути, сменить одни кандалы на другие.
Все равно, по моим расчетам, останься я в структуре Розенкройц, это не закончилось бы ничем хорошим: слишком долго я был от них на расстоянии, слишком долго чувствовал себя свободным и никому не обязанным. Отвык гнуть спину в подобострастном поклоне. Стал беспечен. Забыл, что всегда есть шанс совершить какой-нибудь дурацкий прокол и стать персоной нон грата. При таком раскладе в лучшем случае меня ждала быстрая и безболезненная смерть, в худший вариант я так и не заглянул. И вот дождался. И вряд ли я могу обвинить себя в трусости. Каждый выживает как умеет.
Когда я понял, что Бергер не просто старается убить меня, а свести с ума, оставив физическую оболочку в неприкосновенности, я должен был любым способом предотвратить это. Меньше всего я планировал стать игрушкой какого-нибудь спятившего от своих теорий садиста в белом халате. К тому же, мне было что терять. В тот момент я знал, что игра только начинается. И призом в этой игре был телепат, а препятствием к его получению — моя жизнь, потому что я не отдаю то, что принадлежит мне. А Шульдих — моя собственность, слишком много усилий я приложил к тому, чтобы сделать из него то, чем он является сейчас. Он лучший в своем классе. И я перегрызу глотку любому, кто осмелится утверждать обратное.
И моя партия еще не окончена, я все еще в игре. И вряд ли поддамся на пустой блеф. Я хороший игрок, и пока у меня есть козыри на руках. Конечно, сейчас просчитывать многоходовые комбинации стало на порядок сложнее еще и из-за того, что предвиденье не работает так, как надо, но я знаю, что на свете очень мало невозможного, даже если оно кажется таковым. Кроме входа и выхода, всегда есть третий путь. Кому как не мне это знать.
Но пора вернуться к действительности. Я хочу, чтобы Фудзимия делал то, что нужно мне. Прямой вопрос: как этого добиться? Как им управлять, учитывая, что Фудзимия паршиво поддается чужому влиянию. Зато он чутко реагирует на обстоятельства. Я могу создать ситуацию, в которой он будет вынужден действовать. Например, организовать нападение. Если верно рассчитать степень угрозы его благополучию, возможно, я получу именно ту реакцию, на которую рассчитываю. Или не получу, тогда придется придумать что-то еще. Таким образом, с накоплением статистики можно будет наиболее точно предсказать, какое из воздействий будет наиболее эффективным. И когда настанет пора, я буду уверен в том, что мой план не даст осечки.
Но, кажется, я чересчур увлекся, подобные выкладки хороши для теории, когда можно исключить вмешательство случайных факторов и самое главное — это отсутствие ограничения по времени эксперимента. А сейчас мне трудно предсказать, сколько времени у меня в запасе. Может быть, у меня нет даже пары дней и неизвестный охотник за телепатами уже стучит в дверь коттеджа на Риверкрест.
Помнится, тогда, еще до падения Дворца Преисподней, я четко видел, что как только меня не станет, Шульдиха каким-то образом попытаются взять под контроль. Мне надо убедиться, что угроза существует. Я тру виски, мне нужно это увидеть, просто необходимо. Видение приходит, но вижу я совсем другое.
Сквозь шелест перелистываемых страниц изредка прорывается недовольное сопение телепата. Не могу сказать, что я удачно выбрал книгу, определенно, эта не представляет для него интереса, но, может, это и к лучшему. Учиться запоминать информацию можно на любом материале, в конце концов, это всего лишь тренировка, не более.
Я ненадолго отрываюсь от заполнения очередной формы и бросаю взгляд на часы. Еще три минуты. Успеет? Шульдих глотает главу за главой, и мне любопытно, сделает ли он больше ошибок, чем в прошлый раз или, наоборот, его ответ будет максимально полным. Вон как сопит от натуги, даже губу закусил.
День теперь строится по принципу: две физические тренировки, между ними — несколько часов на теорию и завтрак, обед и ужин — по расписанию. Я бы с удовольствием ничего этого не делал, но уроки приходится продолжать. Фактически, я же забрал телепата из школы под свою ответственность, хотя по-хорошему ему следовало бы учиться еще год. Но кто, кроме меня, знает, что бы произошло, если бы он остался. Тем, кем я планирую его сделать, ему было бы уж точно не стать. Учебная программа стандартна, но никто не мешает мне больше внимания уделять тем предметам, которые я считаю наиболее важными. На остальные времени уходит намного меньше, точнее, все, что остается от остальных занятий. Над нами, конечно, довлеет угроза внеплановой проверки, но я не думаю, что не буду знать о ней заранее. Да и муштра, которой я подвергаю телепата, дает свои плоды. Он не ленится и любой предмет знает как минимум на удовлетворительно. В противном случае, я бы заставил его заниматься еще усерднее. Теперь он вполне сносно пишет, некоторые тесты приходится выполнять письменно, и я доволен, что он вполне самостоятельно с ними справляется. Хотя некоторая ленность в нем все-таки есть, если бы не его врожденные таланты, он бы не смог усвоить и сотой доли учебного материала. Я доволен тем, что не обманулся в его способностях, но телепату об этом знать не обязательно.
— Время. — Я закрываю пластиковую папку, показывая, что готов его выслушать. — Дай мне книгу.
Я пересаживаюсь на диван. Пока он пересказывает последовательность событий, я обращаю его внимание на то, что он не совсем точен в описании места, в остальном он справляется неплохо. С датами и временами у него идет совсем хорошо, значит, цифры он запоминает быстрее, чем общие детали. Он по привычке заглядывает мне в лицо, словно ждет одобрения за совершенный благородный поступок, но я думаю, что если бы он приложил больше усилий, то мог бы справиться и вовсе без ошибок. Поэтому хвалить не спешу, но и не предлагаю нового задания. Есть у меня еще одна задумка. Почти что тест на подчинение: как он отреагирует на то, чтобы так и не узнать, чем же закончится книга. Такой тест он уже проходил, но мне никто не мешает повторить его. Просто так, по личной инициативе.
— На сегодня — все. Иди, оденься и сходишь в город, — я заклеиваю плотный желтый конверт, в нем ведомости с итогами обучения и рапорт о готовности к первому боевому заданию. Думаю, что мы уже готовы начать работать. Шульдих облегченно вскакивает с дивана. Заставить его сидеть неподвижно пару часов — уже большое достижение. Я стучу пальцем по твердому переплету. — И верни эту книгу на место, завтра я дам тебе другую.
— Эту больше читать не надо? — на его лице неподдельная радость.
Вот как? Я не ошибся, «Унесенные ветром» и правда ничуть ему не интересны и весь его энтузиазм держится на банальном желании угодить мне. Интересно, что он скажет, если завтра я дам ему учебник по гидрогазодинамике или медицинский справочник. Хотя со справочником — это не такая уж нелепая мысль. Возможно, в будущем эти знания могут нам пригодиться
Он почти бегом несется в гостиную, где стоят остальные книги, и запихивает ненавистный том на первое же свободное место. А потом грохочет вверх по лестнице, чтобы натянуть свою толстовку и джинсы, зияющие прорехами на коленках.
— Что надо купить? — минутой позже, в кабинете, он тянет руку, как он предполагает, за списком покупок. И вместо листка бумаги получает увесистый конверт. — Отнесешь на почту, проследишь, чтобы ушло заказным. Потом сразу домой, — в его ладони оказываются несколько банкнот.
— Я мигом, — и я в который раз думаю о том, как же он похож на щенка, которого отпустили на первую самостоятельную прогулку. Только умиления я при этом уже не чувствую.
Конверт оказывается у него подмышкой, и вот уже в воздухе яркой полосой мелькают его непослушные волосы. Что-то тревожит меня, какое-то смутное предчувствие о том, что все пойдет не так, но Шульдих уже хлопнул входной дверью и несется прочь по подъездной дорожке. Я не даю себе труда, чтобы остановить его. Будь что будет.
Я снова в своем рабочем кресле и снова увидел не то, на что рассчитывал. Прошлое, словно якорь, тянет меня в совершенно противоположную сторону. Или мне только так кажется? А что если мне надавить на Шульдиха, а он вынудит Фудзимию сделать тот ход, которого я так жду? Что если видение говорит именно об этом?
Конечно, вначале Шульдихом было не сложно управлять, другое дело — позже, когда он набрал силу, когда осознал, что может безнаказанно управлять людьми, словно фишками на игровом поле. Будучи все время рядом, я был первым, на ком он пробовал свои таланты, иногда не безуспешно. Я прекрасно сознавал, что ему нужен был ограничитель, пока он окончательно не вышел из-под контроля. И вот тогда, перестраховавшись, я и создал настолько сильную внутреннюю личную мотивацию, закольцевав его интерес на себя. Я не думал, что все обернется именно так, что я окажусь втянут в отношения, которые большинство людей никогда не признают естественными. Нет, ничего не происходило против моей воли. Вся эта чушь про единственную встречу глазами в толпе и последующее глубокое чистое чувство на всю жизнь — не более чем сказки для романтичных идиотов. Все было гораздо тривиальнее и проще. День за днем, в одной комнате учитель и ученик: самый старый и избитый сюжет в истории. Тысячи примеров, но только единицы из них закончились благополучно. Не время думать об этом сейчас.
Лучше заняться делом. Рука автоматически тянется к ручке. Нужно обрисовать ситуацию, чтобы понять, что конкретно я могу сделать. Схема анализа проста, как десять центов, и похожа на морскую звезду или розу ветров. Господи, розы. Шульдих тащит целую охапку. Где он их взял? Ограбил цветочный магазин, чтобы порадовать Фудзимию? Безвкусный, потрясающе вульгарный букет, просто охапка цветов. Осталось упасть на одно колено и протянуть их, лепеча предложение руки и сердца. Прелестная картина. А что, вазы в этом доме не водятся?
Интересно, Шульдих помнит свои такие же розы? Когда-то он умел это делать. Выращивать цветы, я имею в виду. Научился, потому что я заставил. Телепат должен был понять, что значит ответственность, не важно за кого. Я же не мог позволить завести хомячка или собаку, но совсем другое дело растения. Особенно те, что растут вне дома. Старые хозяева растили розы, их было несколько сортов, пожалуй, даже около десятка. Были и другие цветы, но ухаживать за ними было некому. Запущенный сад не украсил еще ни одно жилище. Пришлось приводить в порядок, чтобы дом выглядел хоть немного обжитым. Нанимать садовника или делать что-то самому, зачем? У меня был Шульдих. Один или два куста немедленно сдохли, видимо, не вынеся такой всеобъемлющей заботы телепата. Остальные выжили и потом цвели хорошо. Но я никогда не любил розы. Слишком примитивно, нет в них тонкости и изящества, свойственных, к примеру, хризантемам. Уверен, Фудзимия того же мнения, цветы на столе удостоились лишь мимолетного взгляда.
Я снова думаю о том, чем мне может быть полезен Фудзимия. Настораживают его постоянные отлучки. Либо он самый востребованный киллер по эту сторону океана, либо он что-то задумал и проворачивает у меня за спиной. Знает ли Шульдих, чем именно занят его так красноречиво молчащий любовник? Что Фудзимия думает делать дальше, когда телепат окончательно оправится и наберет полную силу и перестанет нуждаться в няньке? Насколько сильными они могут стать, если будут работать в паре? Что если за телепатом придут агенты института и попробуют забрать? Я бы мог дать на отсечение руку, те, кто планировал мое устранение, либо купили информацию, либо имели прямой доступ к определенным сведеньям, опять же через сеть Розенкройц. В свое время это стало одной из причин, почему я решил, что Эпитафия должна «умереть».
И если я не ошибся, то сумеют ли они вдвоем противостоять системе, о которой обладают только самыми общими представлениями? Да, при явной угрозе Шульдих может поделиться информацией, но я не без оснований могу смело предположить, что он никогда не задумывался о том, что же на самом деле представляет из себя наш Институт.
Допустим, что слежка за ними, точнее за Шульдихом, уже ведется. Кто эти люди? Откуда? В том, что они имеют к Розенкройц хотя бы косвенное отношение, я не сомневаюсь, их действия говорят сами за себя. Как минимум, они имеют представление о том, что такое «телепат». Они не нападают, хотя помешать им может только один человек, пусть даже хороший боец. Даже не скрываются, ждут телепатического криза, когда его можно будет беспрепятственно забрать? Но кризиса теперь не будет, не знаю, поняли ли они это, и что будут делать, когда поймут? Форсирует ли это знание события? Сколько срывов было у Шульдиха и сколько еще будет. Сейчас важно, чтобы он понял, что сдаваться еще рано, что он не останется без помощи, независимо от того, насколько далеко буду я. Даже если в меня он почти не верит, совсем как в тот раз…
Через час после того, как он ушел, я знал, что так будет. Что по пути с почты домой он соблазнится и зайдет в бар. Но, черт возьми, мог бы ограничиться пивом, а не хлебать неразбавленный виски! Сообразительный, думаю, что он не потратил ни цента, заставив бармена налить ему бесплатно. Лучше бы он тратил свой талант по делу, надеюсь, что это будет ему хорошим уроком.
— Ты — идиот, Шульдих? Разве тебе не говорили, что паранорм и выпивка — это несовместимо? Как ты мог забыть?
Он скрючился на заднем сиденье, обхватив голову руками. Одежда испачкана и находится в еще большем беспорядке чем обычно. Я не боюсь за обивку. Его уже вырвало, возможно, не однажды. У него обезвоживание, постоянные мышечные спазмы и сильная головная боль. В машине я нахожусь слишком близко, чтобы полностью закрыться.
Я с трудом отыскал его в подворотне, куда он забился, спасаясь от множества чужих голосов, пробившихся через рухнувшие под действием алкоголя щиты. Препарат пришлось запихивать ему в горло насильно, насухую, запивать было нечем. После первой в его жизни таблетки, блокирующей центры головного мозга, отвечающие за телепатию, он будет приходить в себя дольше, чем от последствий алкогольного опьянения. Еще один неприятный сюрприз. Видимо, стандартный блокиратор компонентно не слишком ему подходит. Состав придется дорабатывать. Это не срочно, но, безусловно, существенно. Это также означает то, что о происшествии придется доложить в Розенкройц, чего делать мне бы совершенно не хотелось. Но лучше так, чем полусумасшедший игрок в моей команде.
Мне хочется его ударить за то, что он не оправдал мое доверие, что ослушался, и, будь он более адекватен, возможно, я бы так и сделал, но, к сожалению, толку ни от побоев, ни от ругани сейчас не будет. Единственное, что говорю ему, это:
— Я не знаю, что мне с тобой делать…
Он с трудом воспринимает слова, как мысленно, так и на слух. Полностью сосредоточен на своих неприятных ощущениях. О том, какие выводы он вынесет из этого урока, мы поговорим позже.
Из машины я выволакиваю его за шиворот, он еле шевелит ногами. Пожалуй, в свете последних событий он вряд ли заслуживает того, чтобы я нес его наверх, диван в гостиной гораздо ближе. Единственное, что я вынужден сделать, так это сдернуть с него кроссовки. Он не заслужил и этого, но я не хочу, чтобы он пачкал обивку дивана. Шульдих засыпает практически сразу, стоит мне отступить на пару шагов.
Уходя, я с такой злостью ударяю по клавише выключателя, что она трескается. Еще одна причина разозлиться. Теперь еще и это придется чинить. В кабинете я закрываю за собой дверь, чтобы отделить себя от гостиной. Зажигаю свет и сажусь в кресло спиной к двери. Почему я никогда не замечал, что настольная лампа светит слишком ярко. Я хочу хотя бы на несколько часов забыть о его существовании.
Шульдих подвел меня, ослушался прямого приказа, как раз в тот момент, когда я был уверен в том, что он достаточно благоразумен. И он все портит именно в тот момент, когда я уведомил начальство в том, что мы являемся полноценной боевой единицей. Меня не беспокоит сам факт его паршивого самочувствия, он оклемается. Действие стандартной дозы блокиратора рассчитано ровно на сутки, но я хорошо знаю, что у таких препаратов всегда есть остаточные реакции. Даже если у него сильный молодой организм, он придет в себя раньше, все равно время будет упущено. Меня просто бесит, что я буду вынужден приложить дополнительные усилия, чтобы наше первое задание прошло гладко. Хорошо, если это будет банальным устранением, а если придется организовывать что-то масштабное? Надеюсь, что среди наблюдателей не будет эмпатов. Как мне сдержаться и не прибить его после того, что он натворил сегодня?
Тогда все обошлось. Я даже сумел избежать доклада в институт. Более того, Смит, тогда еще рядовой ученый, к которому я обратился, выполнил подбор компонентов блокиратора. Не за бесплатно, конечно. Но деньги — лучшая договорная основа, которую я знаю. Тем более что это сильно мне пригодилось впоследствии.
Кажется, я слишком долго дышу запахом этой квартиры, хватит воспоминаний на сегодня. Нужно сменить обстановку. Я подымаюсь с кресла и иду переодеваться в спальню, предоставив двоих на мониторе самим себе. В конце концов, мне тоже нужен отдых.
Костюм не слишком подходит для вечернего выхода, но вряд ли меня ждет великосветский прием в Рице. Скорее, ужин в одном из небольших ресторанов, которыми так славится Сохо. Даже без предварительного заказа наверняка подвернется что-то подходящее. Не зря же я выбрал именно этот район. Все, в чем я могу быть уверен, это то, что это вряд ли будет заведение с японской кухней.
* * *
На следующий день утром я первым делом отыскал на столе запись об адресе подозрительной автомастерской. Ведь если бы Фудзимия не уехал из дома, то мне бы пришлось придумывать способ, чтобы выманить его. Или ждать ночи, его обычного времени отлучек. Не знаю, выдержал ли телепат такую отсрочку? Вряд ли операция с таблетками прошла бы так же гладко при подобном раскладе. Но все вышло так, как вышло. Плюс у меня появилась зацепка — адрес мастерской. Возможно, обжегшись на молоке, я дую на воду, но лучше перестраховаться и все тщательно проверить — эта мастерская беспокоит меня.
Вроде бы, ничего особенного, но если предположить, что Фудзимии очень дорог его автомобиль, исходя из этого, стал бы он доверять его случайному мастеру? Не стоит сбрасывать со счетов и то, каким был маршрут его движения к мастерской. Я видел, когда следил по карте, как он ехал, уверен, что в это место он направлялся целенаправленно.
То есть, вряд ли это первая попавшаяся мастерская. Да и что может случиться с таким автомобилем? А если это его знакомый механик? Но голос человека был слишком отстранен, прямо-таки официален, впрочем, этих японцев не поймешь. Японцев? Они говорили по-японски? Черт, не помню, жалко, что не догадался записать разговор. Все-таки японский или английский? И давно ли японцы научились превосходно чинить порше?
Задумавшись, я даже совершенно забыл о том, что должна придти домработница. Интересно, если я спихну на нее еще и покупку продуктов для обеда, во что это обойдется моему желудку? Наверное, не дороже денег. Кроме того, она отличается завидной пунктуальностью, что только говорит в ее пользу. Хотя я предпочту на время нашествия миссис Савако лучше убраться из квартиры подальше. Тем более что Шульдих, приняв таблетку, устроился на диване в гостиной, явно собираясь отдохнуть. То, что он успокоился и больше не лезет в город, свидетельствует о его благоразумии. Но то, что он старается каждую минуту проводить с Фудзимией, говорит о том, что рано или поздно они снова окажутся под одним одеялом. Можно, конечно, сколько угодно говорить о том, что секс — это просто механическое раздражение гениталий, но я тоже не железный. Мне что, над ними свечку держать?
Город суетлив и величав, как обычно. Небо закрыто тучами, но и дождя вроде бы не ожидается. Здесь, в центре города, всегда можно не переживать о том, что ты можешь привлечь чье-то внимание. В толпе таких же, как я, типичных клерков из сотен тысяч офисов легко оставаться незаметным. Прогулка до относительно тихого сквера на Парк-стрит занимает минут тридцать быстрым шагом. И я с удивлением констатирую, что у меня сбилось дыхание. Необходимо снова начать регулярные тренировки. Возможно, они не будут лишними, к тому же помогут скоротать время, если придется ждать.
Мои мысли снова возвращаются к насущным проблемам. Чем занят Шульдих, я видел, а вот куда опять ехал его непоседливый друг? Взглянуть на пункт его назначения можно было только вернувшись домой, но там еще пару часов будет хозяйничать его пожилая соотечественница. Везет мне на японцев. И все-таки чем же таким он занят? Я улыбнулся. Вот когда начинаешь осознавать всю справедливость выражения «без телепата — как без рук». Хотя и раньше уговорить Шульдиха сообщить о Фудзимии хоть что-то было достаточно утомительным занятием. Но при всем при этом, Фудзимия никогда не воспринимался мной как соперник, что бы он сам об этом ни думал. Спросить, что ли, при случае? Или он все еще питает тщетные надежды? Пора бы уже привыкнуть к тому, что он всего лишь средство для достижения чужих целей. Надо сделать звонок.
Выудить из кармана телефон и набрать знакомый номер было делом одной минуты. Ответили почти сразу же.
— Нужно пробить адресок. Предположительно, там автомастерская. Записывай, — я продиктовал улицу и номер дома. — Максимально полная информация: владелец, контингент, кто держит «крышу», что там сейчас происходит, как давно работают и все такое.
— Что со сроками?
— Двое суток. Если они вообще закрыты, то один день.
— Оплата?
С моей точки зрения, диспетчер «Технотроник» задал глупый вопрос.
— Как всегда. Информацию на мой почтовый ящик.
— Вы стали самым частым нашим клиентом, мистер. — Джордан был сегодня в хорошем расположении духа, раз еще и пытался шутить.
— Вы меня устраиваете, — осадил я его. — Будьте внимательны. Там может оказаться все что угодно.
— Спасибо за предупреждение, — я чувствовал, что его улыбка стала еще шире. Зря он так, этот самоуверенный техасец, я же серьезно. Впрочем, он бы не протянул так долго, если бы не знал свою работу.
— Не переживай. В следующий раз я потребую десятипроцентную скидку как постоянный клиент, — парирую я. Единственное, чего не понимают американцы, так это шуток про деньги.
Джордан хмыкает в ответ, а мне не до смеха. Не слишком ли сильно я теперь полагаюсь на этих людей? Впрочем, достать меня через них невозможно. Все, что у них есть, это номер сотового телефона, все равно зарегистрированный на совершенно абстрактную фамилию, адрес электронной почты и номер счета на Багамах, откуда они получают плату за свой нелегкий труд. Мы никогда не виделись, я даже не знаю, как именно называется их контора и настоящее ли имя Джордан, может быть, на самом деле он итальянец, а акцент просто имитирует. Но пока они принимают мои звонки и берутся выполнять заказы, значит, все в порядке.
Неожиданно в голове всплывает вчерашняя навязчивая идея насчет дополнительных камер. Картой тут не отделаешься. Сам, я хочу посмотреть все сам. Я вскидываю руку и ловлю такси.
— Ривердейл. А там посмотрим.
Таксист кивает, выкручивая руль. До двухэтажного коттеджа, стоящего несколько в стороне от остальных домов, мы добираемся за полчаса. Тишина в этом районе такая, что кажешься себе глухим после центра города с его безумным ритмом, предупреждающими сигналами машин, рекламными щитами и прочим мусором.
Я приказал проехать мимо не останавливаясь: жалюзи опущены, совершенно не видно, происходит ли внутри дома хоть что-то. Жаль, что Шульдиха во дворе нет. Хотелось бы все-таки увидеть его вживую, а не только на экране. Хотя, с другой стороны, это неоправданный риск. Я становлюсь авантюристом, и это не прибавляет мне привлекательности.
Фактически, мест, где можно было бы разместить камеры, не так уж и много. Также мне совершенно не помогает то, что деревья, которые окружали дом, спилили. И сделали это явно недавно. Хотя было бы не в пример хуже, если бы их спилили уже после установки камер.
Возможно, что незаметнее всего разместить их на опорах электропроводов: вряд ли черная маленькая коробочка вызовет у кого-то тотальные подозрения, да и запитать камеры будет проще. Или, как вариант, на соседних домах. Но тогда мне будет видно явно не все, что хочется. Все-таки решать такие вопросы будет специалист из «Технотроник». Я разорюсь на этих ребятах.
— Разворачиваемся. В Сохо, пожалуйста. — Таксист не спорит. Я тоже молчу. Обратно мы опять проезжаем мимо дома Фудзимии, и серый додж в проезде, разделяющем коттеджи, кажется мне миниатюрным навозным жуком, этаким скарабеем, только без дурно пахнущего шарика между лапами. Откуда такие сравнения?
Письмо от «Технотроник» приходит к вечеру пятницы с результатами наблюдения за мастерской за двое суток.
Во-первых: на моем мониторе теперь четыре картинки. Две — в помещениях и две показывают пространство вокруг дома. Не полностью, но входы видны отменно. С задней дверью похуже, но при удачных обстоятельствах, если никто не будет ломиться через окна, я буду в курсе того, кто вышел и зашел в дом. Это не мало.
Как я и предполагал, за домом Фудзимии ведется наблюдение. Соглядатаи даже не особо скрываются. Не зря мое внимание привлек тот самый додж. Машина не принадлежит никому из соседей, или друзьям соседей, или их любовниками или еще черт-те знает кому. Значит, больше ей там делать нечего, кроме как пасти телепата. Враг из разряда гипотетических перешел в разряд реальных. Замечательно. Терпеть не могу воевать с призраками.
Во-вторых, в мастерской действительно хозяйничают японцы. Короткий текстовый файл содержит список моделей машин, которые обслуживались за два дня. Среди них нет ни одной, стоимость которой превышала бы тридцать тысяч долларов. Это и понятно, мастерская оснащена более чем скромно, старое оборудование, никаких высокотехнологичных операций или сложной электроники. Не часто в прагматичной Америке встретишь бизнес, который так явно не заинтересован в увеличении числа клиентов и в повышении прибылей. Лично мне все это говорит только об одном: источник финансирования предприятия никак не связан с его официальной деятельностью.
Это могут быть либо нынешние работодатели Фудзимии, либо те, к кому в случае неприятностей он может обратиться за помощью. И интуиция подсказывает, что второй вариант гораздо ближе к истине. Что заставляет непогрешимого Абиссинца сомневаться в собственных силах? Что именно он выяснил? Наконец-то заметил гипотетическую слежку, которую Шульдих тащил за собой аж из аэропорта Кеннеди? Ну, поздравляю. Или мою?
В архиве, доверху набитом фотографиями, отбираю те, на которых видны лица работников мастерской. Они пойдут для сверки с базой данных Розенкройц. Вряд ли я обнаружу что-то ценное, но нужно использовать любую возможность, любую зацепку, из которой можно будет выудить дополнительную информацию. Несмотря на то, что система оптимизирована для работы с большим объемом данных, на сверку шести фотографий с базой уходит почти полтора часа, приходится закрыть все остальные задачи, чтобы максимально разгрузить процессор, но итог стоит того. Опознан один из тех, кто попал в прицел фотоаппарата «Технотроник». Высокий японец в очках идентифицирован как член Крашерс — Слон. Еще одна команда охотников света, или как они там себя называют. Разрушители. Все, что есть о них в базе, — это фотографии, кодовые имена и некоторые навыки. Направленный взрыв, лишивший Институт Дворца Преисподней, наверняка их работа. Что они забыли в Нью-Йорке? Что взлетит на воздух в этот раз? Кто управляет Крашерс, новый Персия Мамору Такатори или кто-то еще? На мои вопросы слишком мало ответов.
Кто этот Слон? Что он может? Если парень так хорошо разбирается во взрывных устройствах, то почему бы ему не разбираться и в радиоэлектронике в целом? Холодок бежит по спине. Надо проверить систему слежения. На запуск и тестирование уходит около трех минут. Все устройства опрошены и функционируют нормально. Уф, я утираю вспотевший лоб, жучки в машине они не тронули. Картинка с камер в доме тоже по-прежнему транслируется с завидной постоянностью. Изменений в поведении жильцов, вызванных знаниями о наблюдении, я тоже не заметил, если не считать, что Шульдих стал более энергичным. А я-то считал, что его оживление вызвано тем, что он выздоравливает. А он просто дергается, уязвленный присутствием наблюдателей. Фудзимия по-прежнему исчезает ночами. Интересно, пытается ли вести его в эти моменты чужая наружка или они следят только за телепатом?
Во всем доме Фудзимии горит свет. Хотя жильцов не видно, я уже жалею, что внутри камер только две. А что, если под видом газовика завтра этот Слон придет к Фудзимии и найдет остальное оборудование? Паршиво именно то, что время уходит, а я так и не решил, что мне делать.
Ясно только одно — сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего не лучший выход. Конечно, есть и варианты.
Можно убить тех, кто следит за Шульдихом. Фудзимия легко справится с этим в одиночку. А дальше?
Можно спровоцировать на драку и заставить доложиться о нападении. Расшевелить муравейник кочергой, но кто даст гарантию, что вместо двух соглядатаев через неделю на пороге Фудзимии не появится взвод спецназа? Никто, а я тем более.
Можно следить за ними так, что они даже не догадаются о слежке. Это проще всего, но чревато потерей неизвестного количества времени. Есть ли оно у меня? Да сколько угодно. А вот есть ли терпение ждать?
Пока я разбирался сам с собой, поступило новое сообщение. Оповещение маленьким белым конвертом висит в командной строке. Я открываю клиентскую программу и тупо разглядываю пустые поля формы, адрес оппонента мне ни о чем не говорит. Люблю почту без подписи. В ней может быть все что угодно, от предложений заработать сто тысяч за два часа, до вирусов, вырубающих систему машины одним кликом мышки. Но в этом письме вирусов внутри нет, впрочем, и деловых предложений тоже. Слишком мал объем сообщения. Максимум несколько слов. А вдруг это важно, так что пренебрегать не стоит. Открываю. Неизвестный адресат просто образец лаконичности, ограничился всего двумя словами: «Я знаю». Отлично, мне только этой головной боли не хватало. Да кто он такой, черт его возьми?!
@темы: слэш, Weiss Kreuz, творчество, Фудзимия Ран, R - NC-17, макси, Шульдих, Кроуфорд
(Даре) 
) 
уже по пнишовцам 
И Тути вовсе не вбегает, как может показаться... это он так шагает... обезьянка 
Ну а сзади в прикиде "только что с охоты на уток" наш страусенок.
)
